Ночные псы

Женщина расположилась на стуле. Слово расположилась здесь тоже могло быть употреблено для удобства, но никакого удобства не было: намеренно ли, случайно, или, может, из экономии, стул для посетителей был самым маленьким из всех возможных стульев (по крайней мере, так о нем отзывались сами посетители), и самым жестким, а если говорить о спинке… да что о ней говорить, когда ее не было! Сомкнув ноги и сложив руки на коленях, как школьница в первом ряду актового зала, женщина на секунду прикрыла глаза и хотела было представить себя на море – это всегда помогало ей в стрессовых ситуациях, но створки раскрылись, и, вздрогнув, она увидела большой глаз – точнее, его изображение на круглом экране. Глаз был нарисованным, или, точнее, созданным в компьютерной программе, но не уступал по реалистичности настоящему, только увеличенному до размеров человеческой головы. Он мог вращать в разные стороны, сужать и расширять зрачок и даже закатываться, выражая неудовольствие. А что-то другое, по опыту общения с ним сидящей напротив женщины, глаз выражал редко.

Некоторое время они неподвижно смотрели друг на друга, видимо, привыкая.

– Здравствуйте, Бездушная машина, – женщина решила заговорить первой.

– Здравствуйте, – произнес голос со стороны экрана. Женщина всякий раз удивлялась, что голос не был механическим, ведь это, по ее представлениям, более соответствовало бы рисованному глазу, да и ситуации вообще. Но глаз разговаривал приятным мужским голосом, как будто бы из рекламы солидных часов, располагающим и в чем-то чарующим, но при этом не терпящим совершенно никаких возражений.

– Поздравляю вас с наступающим Новым годом! – продолжил голос с экрана.

К тому, что ее не называют по имени, женщина уже привыкла. Вероятно, это должно было укреплять в ней мысль, что она только винтик в системе, вполне заменяемый. Но ее всякий раз это нервировало. Впрочем, по словам коллег (большей частью бывших), машина никого не называла по имени.

– Супер! – коротко ответила женщина. – Поздравляю и вас.

В постоянной суете она и запамятовала, что совсем скоро – Новый год. Нет, она, конечно, помнила, что праздник будет, но ощущения этого самого праздника не было.

– Желаю вам всего самого наилучшего, – продолжала диалог машина.

– Спасибо, – повторила женщина. – И вам.

– Как ваши дела? – голос хмыкнул. – В целом?

– В целом неплохо, спасибо. Работаю.

– Это хорошо, – вяло отреагировала машина. – Это хорошо.

– Есть, конечно, определенные неровности, шероховатости, так сказать, – женщина все порывалась начать перечисление проблем, с которыми ей в последнее время приходилось сталкиваться с утра до вечера, с подробным изложением своих версий того, «кто виноват» и «что делать», но все-таки удерживалась: опыт подсказывал, что все эти «доверительные разговоры» бесполезны, особенно в этом помещении. – Но работаем над этим, устраняем, – она таки удержалась.

– Все правильно, шероховатости и неровности в нашей работе ни к чему, – ответила машина. – Даже так: в нашей работе они особенно ни к чему.

«А к чему вообще этот разговор?» – подумала женщина, но осеклась: в этом кабинете лучше было не думать. У нее еще будет на это время.

– Вы, наверное, понимаете, что вас вызвали не просто так, – снова начал голос.

– Ну, разумеется, – ответила женщина. – Есть ценные указания?

– Указания, конечно, есть… – задумчиво произнес голос. – Но сейчас, к сожалению, придется поговорить не о них.

Женщина вздрогнула.

– Вы же, наверное, знаете, что в нашей отрасли грядут сокращения. Точнее, они уже произошли… первая волна. Но грядут новые. Насколько мне известно, будет несколько этапов сокращений.

«Насколько им известно», – передразнила мысленно женщина. До нее постепенно доходил смысл сказанного, и откуда-то снизу спины по всему телу растекался мерзкий холод.

– Это не чья-то личная инициатива, – продолжал голос, – а необходимость, вызванная, скажем так, интересами отрасли. Мы же сейчас испытываем, насколько вы знаете, некоторый кризис.

– Слышали, знаем, – сказала женщина. – Я правильно догадываюсь, что эта волна сокращений накроет меня с головой? Смоет вообще. Так?

– Ну, это если выражаться поэтично, – без иронии в голосе ответила машина. – А если официально: мы благодарим вас за работу и признаем в вас грамотного и квалифицированного сотрудника, однако на данный момент не можем предложить вам дальнейшее сотрудничество.

Женщина опустила голову и сидела так некоторое время, глядя на собственные руки.

– Когда? – наконец, выдохнула она.

– Мне бы хотелось, чтобы вы отработали новогодние праздники, – с некоторым облегчением произнес голос, – и потом уже…

– Понятно, – оборвала женщина. – Те, кого вы здесь оставляете, ведь в праздники работать не захотят.

– Знаете, зависть – не лучшее качество, – ответила машина.

– Что вы, кому завидовать! – усмехнулась женщина. – Я могу идти?

– Пожалуй, да. Еще раз поздравляю вас с наступающими праздниками.

– До свидания, Бездушная машина, – ответила женщина, поднимаясь со стула. Створки резко схлопнулись, и комната погрузилась в привычный мрак. Женщина открыла дверь и, торопливо проскочив мимо сотрудницы в приемной, отправилась прочь по длинному коридору.

– Ну хоть чай допью теперь, – растерянно сказала она самой себе.

Человек, сообщивший ей о вызове, все так же сидел за столом, но уже без собеседника, и листал мелко исписанные бумаги. Он поднял на женщину вопросительный взгляд.

– Вот нашла бы я автора, который написал про этот художественный акт…

– Какой художественный акт? – изумился мужчина.

– Про мой сегодняшний день, – сказала она отчаянно. – Руки бы оторвала.

27 декабря

Вполне возможно, что большинство людей, долго стоящих на остановке в ожидании транспорта, предпочитают не тратить это время зря и усиленно думают. Кто-то о новом проекте для работы, кто-то о том, как привести в порядок личную жизнь, кто-то о том, как прожить до следующей зарплаты, и все они вместе – конечно, о том, где, как и с кем планируют отмечать приближающийся Новый год. От этого их взгляды производят впечатление осмысленных. Но длинный мужчина в толстых, вопиюще старомодных (а скорее, вообще не принадлежащих к категории моды) очках и шапке с большими «ушами», прислонившийся к холодной стенке остановочного павильона, этого не знал, потому что не умел читать чужие мысли. Да и людей вокруг было мало: они ходили взад-вперед по остановке, а затем не выдерживали и шли куда-то пешком, скрываясь за плотной стеной снега, который обрушился на город. Собственных мыслей у длинного человека не было. Уставив неподвижный взгляд куда-то вдаль, вроде как высматривая транспорт, он привычно «отключался», не думая ни о чем. Такси проплывали мимо, подмигивая ему фарами и зелеными глазками, отчего вспоминалась пошлая песня: «О-о, о-о» – вспоминалась помимо воли, потому что эту ассоциацию однажды вложили в сознание, как условный рефлекс собаки Павлова, и эта ассоциация просыпалась в голове всякий раз раньше, чем просыпалась сама голова.

«Условный рефлекс собаки Павлова», – согревая руки дыханием, пробормотал длинный человек.

Мужчине было около сорока пяти – на вид, опять же, потому что точной информации у меня нет. На такси он, конечно, не ездил, потому что зарплата не позволяла. А может, и позволяла, потому что жил он очень экономно, но по привычке думал, что не позволяла. Такси когда-то стоили бешеных денег в этом городе, но только в нем давно навели порядок, ввели единый тариф и лишают лицензии за несоблюдение, так что попробуй не соблюди. Но длинный человек в очках и шапке с ушами не знал и этого, потому что за новостями не следил: его работа была связана с прошлым, а увлечение – с вымышленным. Он проводил дни в архиве, где был рядовым служащим, катавшим тележки и копавшимся в карточках, а вечера и выходные – за чтением литературных журналов. Занятие странное по нынешним временам, но по нынешним временам само то, что такой человек жил на свете, немножечко странновато. Человека звали Матвей Иванович, он был скромен и немногословен. Всю свою жизнь он прожил в этом городе – как он называл его, Городе, где есть метро. Вот только на метро добираться домой было неудобно, и он упорно стоял на остановке, всматриваясь в снег.