Страница 11 из 11
– Вы кто? – выдавил из себя он, чем вызвал странный заливистый смех девушки.
«О боже, – простонал мысленно Матвей Иванович. – В дурных стихах про таких пишут, в журналах из Кишинева». Девушка была очень приятна собой, невысока ростом, как он отметил, стройна и зеленоглаза, но что за нелепое поведение, что за нарочитая игривость, дурашливость? – наверняка, в каком-нибудь цветастом платье ходит, или хуже того – в горошек. От задорного смеха еще сильнее разболелась голова, но глядя на то, как девушка ведет себя, как пританцовывает возле него, заламывает – будто в театре – руки, закатывает глаза и снова, снова смеется, Матвею Ивановичу захотелось рассмеяться самому. Но он, конечно же, сдержался.
– Вы каждый раз задаете этот вопрос мне, каждый божий раз, – пропела девушка.
– Каждый раз, как что? – удивился Матвей Иванович.
– Как откроете глаза и замычите, да-да, зам-мычите, – повторила она.
– Выходит, я опять потерял сознание?
Матвей Иванович, кажется, начал вспоминать, где он был до того, как погрузился в черноту: картина произошедшего стремительно восстанавливалась, а тут и девушка, приблизив свое лицо к нему – так близко, словно хотела поцеловать, пропела, как будто бы торжествующе:
– Ваш лечащий врач называет это «разволновался», – для убедительности она несколько раз кивнула головой, зачем-то повторила: – Врач, – и снова дико рассмеялась, отстранившись от него и резко вскочив.
– У вас вызывает смех то, что он врач? – спросил Матвей Иванович.
– Ну что вы, – ласково ответила девушка, – У меня вызывает смех все.
– И я? – буркнув это, он сразу понял, что сморозил глупость. Но девушка как будто не заметила:
– И вы, – воскликнула она. – Вы же такой смешной!
– Это плохо, – сокрушенно сказал Матвей Иванович.
– Наоборот! – чуть ли не закричала девушка. – Это же замечательно! Это значит, что с вами весело.
Матвей Иванович не мог поверить своим ушам: в последний раз он слышал это двадцать пять лет назад, тогда… от нее… А может? Может, и нет. Может, он уже слышал это здесь, в этом кабинете, от этой девушки.
– Слушайте! – резко сказал Матвей Иванович. – Мне надо знать. Я часто здесь… вот так?
– Постоянно, – расхохоталась девушка. – Самым что ни на есть постоянным образом! Ой, самой смешно!
Он протянул руку к ней, словно стремясь проверить ее реальность, но тут распахнулась дверь и вошел рыжебородый врач. Кажется, он снова пребывал в приподнятом настроении.
– Варенька! – заголосил он. – Ах ты ж, Варенька моя!
К удивлению пациента, рыжебородый, совершенно не стесняясь его присутствия, схватил девушку сзади, и она – вместо того, чтоб отстраниться, лишь прижалась к нему и – конечно же, рассмеялась. Рассмеялся и врач:
– Так уж вы поняли, Варенька, что сердечку моему захотелось, – довольно сказал он, и девушка замурлыкала в ответ. – Пойдемте, лисичка моя!
– Простите, – застенчиво сказал Матвей Иванович. – Вы не могли бы… со мной все в порядке? – но дверь уже захлопнулось, и врача вместе с Варенькой след простыл. Матвей Иванович удивился, почему врач даже не обратил на него внимания, не посмотрел, но потом – как это часто делал в непонятных ситуациях – подумал: «Ну и черт с ним». Повалился на стол, закрыв глаза и предавшись не отягощенному мыслями отдыху.
«Ну мало ли, что в жизни случается», – подумал напоследок, и только в этот момент его внезапно резануло: «Лисичка моя! Он что же, сказал: лисичка моя?»
Сна больше не было.
Матвей Иванович писал письма часто. Такая была терапия, как он сам тихо себе говорил. Конечно, никакого ответа не ждал, просто нужно было выговориться – он не умел и не желал это сделать вслух. Да и монолог человека в пустой квартире по всем принятым в обществе правилам представлялся чем-то странным, даже безумным, а это имело для Матвея Ивановича значение. Писать и читать представлялось Матвею Ивановичу более естественным для человеческой природы, чем говорить и слушать. Он ничего не мог с этим поделать и очень печалился от того, что в обществе все было наоборот.
«Где ты теперь?» – этот вопрос он задавал в каждом письме, проговаривал его мысленно, глядя на луну из своего крохотного, теплящегося огоньком тусклой люстры окна. Он не верил ни в Бога, ни в черта, но он почему-то знал, что человек не может исчезнуть просто, что он переселяется, переезжает куда-то, оставляя здесь физическую оболочку, которую с каждым годом все тяжелее носить, все большего внимания требует она к себе, все большего терпения – необходимость тратить жизнь на ее интересы. Матвей Иванович знал по себе, и это при том, что он не болел – просто старел, как все люди, изнашивался, как все тела. Он полагал, что человек – это зреющий огурец или кокон, в котором наливается силами бабочка, что тело по мере того, как вызревает сама личность, сама человеческая единица, перестает исполнять свою функцию, отмирает и в конце концов отваливается. И новая жизненная сила, взросшая в стареющем теле, сила самостоятельная, взвивается над этим миром и мчится в другие – туда, где и начинается жизнь
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.