Кровь данов

А потом давай вставать — то один, то второй. Встанут, ножки кривенькие дрожат, руками машут. Потом на попу падают. И так раз за разом. А потом приловчились вроде как, и вот младшенький постоял, потрясся чуток. Поймал равновесие — и пошел. Теп-леп — и дотелепал до Эндира, за бороду его ухватил. Крепко схватил — у дана аж слезы брызнули.

Остах улыбнулся той лютой зиме, мрачному Декуриону, комнатушке, укутанной шкурами…

Но как братья на деда похожи! В горах за делами своими и не замечал. По провинции пронеслись — не замечал. А как здесь очутились, — словно дубиной огрели. Эндир маленький в школу пошел. Живой!

О чем-то гомонили неуемные братья за перегородкой, а Остах невидящим взглядом уставился на потолочные балки. Против воли перед глазами вставала картина, которую он давным-давно запрятал в самый дальний, самый потаенный уголок своей души.

Умирал Эндир недолго. За два дня кончился. Все распоряжался, с Гимтаром шушукался. Спокойный, властный, уверенный. Словно не умирает, а отъехать собрался. А под вечер второго дня ноги отнялись, и голос пропал.

Изгнал всех из покоев, меня с Гимтаром оставил. И Рокона. Рокон стоит, губы трясутся, глаза что плошки — понять ничего не может. Эндир совсем онемел, хрипит, каркает, пальцем тычет: то в брата, то в сына.

Гимтар всегда умом быстрый был. Кивнул, на колено перед Роконом встал.

— Кинжал! — и руку протягивает.

Рокон только глазами водит туда-сюда, не поймет ничего. Гимтар сам у него кинжал из ножен вытащил, поцеловал лезвие, двумя руками протянул Рокону. Эндир сипит, кошму в кулак смял. Наследник очнулся, принял свой кинжал обратно.

Теперь в меня пальцем тычет. Ну, второй раз проще, как по накатанной. И Рокон понимать кое-что стал. А что тут понимать? Присягаем новому дану.

Как закончили, Рокон кинжал вдел в ножны — Эндир выдохнул. На подушку откинулся. Я уж думал — все, вышла из него жизнь с этим долгим выдохом. Ан нет! Глазами вращает, воздуха набрал, приподнимается… Мы с Гимтаром склонились: он с одной стороны, я с другой. Дан вдруг как схватит меня за ворот. И повис на мне. Я смотрю — а он и Гимтара так же второй рукой держит. И в глаза брату уставился. Требовательно, сипит только зло, слюна с угла рта капает. Гимтар понял, сгорбился.

— Нет, — говорит. — Не могу, дан.

Эндир сипит, слюна пузырем надувается. Уже не сип раздается, скулеж какой-то. Жилы на висках — с палец, вот-вот лопнут.

И Гимтар сломался. На меня смотрит и орет:

— Ладонь давай!

Мы с Гимтаром особо никогда не ладили. Как первая встреча не задалась, так и пошло вкривь. Но у Эндира не забалуешь.

Хотел я взбрыкнуть, но чувствую, Эндир меня за ворот трясет. Что уж тут. Протянул руку, понял, что к чему. Полоснул меня по ладони кинжалом Гимтар и себя не забыл, смешали мы кровь рукопожатием. Гьердами стали.

— Все, брат.

Только Гимтар это произнес, Эндир Законник, дан Дорчариан, повелитель и защитник племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гверхов, гворча, квельгов, терскелов еле заметно кивнул, смежил веки, откинулся на подушку, лицо его разгладилось, и он умер. Умер, продолжая держать одной рукой меня, другой брата. Разжать хватку даже не пробовали, тем же окровавленным кинжалом смахнули лоскуты от ворота.

С тех пор, как закусимся мы с Гимтаром, злость моя на него выше гор поднимется — дышать становится нечем. Держит нас за шею Эндир и после смерти держит. А то уже давно поубивали бы друг друга.

Олтер

— Эй, Оли, проснись. — Меня грубо тряхнули за плечо.

— А?.. Мм? — промычал я, распахивая глаза.

Рядом с кроватью стоял растрепанный Остах.

— Там этот, петух пришел… Проспали мы, как есть проспали. Каракатицу братьям в зад…

Какой петух, какая каракатица? Что за бред? Я помотал головой.

— Распорядителя за тобой прислали, петуха этого разнаряженного. На пир зовет. Ты прикорнул, ну и я, старый… А эти оболтусы наш сон охраняли. Нет чтобы поднять…

Я мигом все понял, тряхнул головой и громко хлопнул в ладоши. Резкое и громкое движение разогнало остатки сна, и я поднялся с кровати. Вышел в гостиную. Барат с Йолташем стояли навытяжку у двери — видно, попали Остаху под горячую руку. У стола стояло мое передвижное кресло, придвинутое к столешнице. Ну вот, а дядька возмущается, что братья без дела сидели! Нашли же каталку и обратно привезли!

— Где он? — спросил я.

— Кто? — не понял Барат, но брат ткнул его кулаком в бок и ответил:

— Ждет. За заборчиком.

— Не сюда же его пускать, — подхватил Барат.

И то правда. Этого еще не хватало.

— Где тут вода? Умыться бы… — спросил я.

Йолташ в ответ повернулся и открыл дверь, махнув рукой. Я последовал за ним. У калитки мялся посланник от наместника. Я узнал раба-распорядителя, который встречал нас при въезде в город. Ну, с рабом все проще. Не обращая внимания на вскинутые брови распорядителя, я последовал за Йолташем. Тот спустился с крыльца и обогнул край дома.

Пройдя по тропинке, я увидел маленькую закрытую лужайку, ограниченную высокой каменной изгородью. С краю находилась маленькая дверь, закрытая на широкий поперечный засов. В противоположном углу, дальнем от дома, приютилась небольшая будочка знакомой всем дачникам формы. Я уверенно направился к ней, по легкому характерному запаху догадываясь, что не ошибся.

В центре лужайки в небольшой каменной чаше приютился маленький фонтанчик. Из краев чаши струйки воды брызгали вверх, собираясь единой струей по центру чаши и плюхаясь вниз. Пока я посещал туалет, Йолташ зачерпнул кожаным ведерком воды из фонтана и наполнил рукомойник. Я умылся, пригладил мокрыми руками волосы и оглядел себя. Спал я крепко, потому не ворочался во сне и одежда не помялась.

— Я готов! — сообщил я, и мы двинулись.

Едва приблизились к калитке, распорядитель глубоко мне поклонился и произнес, не разгибаясь:

— Сиятельнейший Сивен Грис, наместник провинции Атариан, приглашает тебя, Олтер, сын Рокона, наследник дана Дорчариан, посетить его дом и разделить с ним вечернюю трапезу.

Я пожал плечами и сделал шаг вперед. Распорядитель поклонился еще ниже и добавил:

— Приглашение только для наследника, господин.

Я повернулся к братьям с Остахом. Братья, не знающие имперского, уставились на меня.

— Один пойду, — перевел я. — Приглашение только для наследника.

— Кто бы сомневался, — пожал плечами Остах. — Но сопроводить тебя нужно. Какой наследник без ближников?

— Кормить, значит, не будут… — характерным жестом погладив живот, жалостливо прошептал Барат на ухо брату. Нарочно жаловался так, чтобы мне было слышно. Я вопросительно глянул на Остаха, но тот махнул рукой:

— Разберемся.

— Идем, — кивнул я слуге.

Тот развернулся и торопливо засеменил по садовой дорожке.

— Не так быстро! — попросил я, и распорядитель сбавил ход.

Все-таки местная мода странная. Горская одежда нравилась мне своей простотой и функциональностью. Сапожки сидели на ноге как влитые. Отсутствие карманов доставляло неудобство, конечно. Но это я попытаюсь вскоре решить. Большинство местных одевалось во что-то античное: хламида, туника, хитон… Кто там разберет? В общем, что-то приталенное, с поясом, без рукавов и со складками. Богатеи в госпитале облачались в одежду того же фасона, но с дорогим шитьем и оборками по вороту. Не сказать, чтобы раб, идущий впереди нас, был одет как-то принципиально иначе. Но вот расцветка! Поперечные полосы красного чередовались с зеленым. И вдобавок — сапоги с узкими длинными носами, подвязанными к лодыжке!