Иллюзия

– Но если так и было… – промямлил юноша.

– Продолжайте.

– Монголо-татары отступили, но вскоре вернулись. Теперь к дагестанцам присоединились их союзники – половцы. Потомки Чингисхана отправили к половецким военачальникам послов с дарами, мол, это не ваша война. Вот вам богатые подарки, пожалуйста, не вмешивайтесь. Половецкие князья прельстились подношениями, отошли. После чего монголо-татары методично начали уничтожать дагестанцев. Половцы же не удержались, вступили в схватку, наверное, заела совесть.

– Совесть на войне – вещь лишняя.

Группа сначала засмеялась, но потом оценила почтительным гулом.

– Пусть так, – согласился Малышев. – Однако, факт остается фактом. Половцы вступили в сечу. Видя это, монголо-татары снова посылают послов, мол, мы же договорились. И те совершают губительную ошибку – убивают безоружных парламентеров. Это считалось у азиатов тягчайшим преступлением. Монголо-татары и в этот раз отступили, но вскоре вернулись с более многочисленной армией. Теперь не было пощады ни дагестанцам, ни половцам. Они прошлись по принципу «выжженной земли», жестоко отомстив за убийство послов. Половцы дрогнули и побежали. Куда? В Киевскую Русь. Больше некуда. Некоторые, особенно зажиточные умудрялись перегонять в Киев целые стада коров. И разносили весть, мол, с Востока идет орда, которая сметет Русь. Выручайте! Наши богатыри выехали в поле…

– Втроем?

– Что значит «втроем»?

– Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович.

АД-94 расхохоталась в полный рост.

– Евгений Павлович, я пытаюсь своими словами рассказать, а вы издеваетесь. Конечно, вышла армия.

– Не обижайтесь, молодой человек. Дальше.

– Наши посмотрели, как добивают остатки половецких воинов. Татары показались маленькими, щуплыми, куда им против наших силачей, и начали разворачивать войска. Завидя это, монголо-татары направляют к нашим послов с дарами.

– Пошли по второму кругу. – Ихоткин под смешки зевнул.

– Из истории фактов не выкинешь, не фальсифицировать же?

– Карамзин говорите?

– Да, у Николая Михалыча все так и написано. Правда, оценивает он по-другому.

– Ну, допустим. Гните свою линию.

– Послы сказали: «Что же вы заступаетесь за своих врагов? Они же постоянно грабят ваши земли. Давайте вместе уничтожим половцев раз и навсегда». Наши предки приняли дары, но пообещали лишь не вмешиваться. И монголо-татары спокойно добивали противника. Но тут в наших что-то взыграло, наверное, молодецкая удаль, и они решили помериться силушкой.

Историк поморщился на анахронизмы, Глеб воспринял, словно сигнал закругляться.

– Снова прислали послов. И наши совершили ошибку половцев – убили безоружных… А потом пришел Батый. Монголо-татары не прощали таких вещей. Таким образом, мы сами виноваты в монголо-татарском иге. Там, где могли найти сильного союзника, обрели врага.

Ихоткин вздохнул. Притихшая группа ждала команды «смеяться». Евгений Павлович обобщил:

– Конечно, вы изложили дилетантскую позицию, без учета социальных, военных, экономических, религиозных аспектов…

Протрезвление утомляло. Он еще раз глубоко вздохнул, потянулся к журналу, жирно исправил двойку. Малышев привстал на цыпочки, заглядывая, рот растянулся до ушей.

– Ладно, за оригинальность и смелость… Пять.

Заметив прилысенность историка к алкоголю, староста со товарищи подготовил на экзамен графин и стакан. Вместо полагающейся воды, группа скинулась на водку.

Разобрали билеты, расселись. Украдкой подглядывали в шпоры, готовили к подмене «бомбы». Ихоткин, мучимый похмельем, налил из графина, глотнул из стакана. Лицо исказилось удивлением, ноздри внимательно обнюхали жидкость. Суровый взгляд окинул аудиторию, будто ища виновника. АДэшники уставились в парты. Евгений Павлович шаткой походкой вышел за дверь.

– Бли-ин! – Староста Виталик Бочкин подпрыгнул на стуле. – В деканат пошел. Сейчас нажалуется – всех отчислят!

Инициативная группа живо перелила водку обратно в бутылку, расплескала, наскоро вытерла меловой тряпкой. Предусмотрительно поставив на «шухер» однокурсника, Бочкин метнулся в туалет, заполнил тару водой. Смахнули следы преступления, замерли в ожидании.

Преподаватель вошел с кульком, чинно присел, налил в стакан. Из развернутого свертка показались пышущие жаром беляши. Жирный аромат возбудил аппетит в студенческих желудках. Ихоткин по-гусарски замахнул напиток, рука потянулась к беляшу, но остановило разочарование. Нос обнюхал стакан, графин, укоризненный взгляд полыхал огнем.

– Всем двойки!

Экзаменатор поднялся, намереваясь уйти. Староста среагировал мгновенно:

– Евгений Павлович! А давайте вы снова сходите в буфет, а мы… быстренько исправим… двойки.

Историк расстреливал выскочку взглядом, наконец, выдал:

– Пять минут. – И вновь покинул класс.

Уложились в три. По истории во все зачетки вписалась крючковатая пятерка и в скобочках – неровное «отлично».

Новый 1995 год брянцы встретили в Нытве. Мать и отчим ушли праздновать к металлургическим друзьям, одноклассники додавили шампанское, доели «оливье». Данный салат на Урале называют «зимним». Под бурчание «Голубого огонька» ребят прибрал Морфей. Помыкавшись пару дней, они вернулись в Пермь на сессию. Забаровский писал письма брянской любви. Желая превзойти прошлые рифмоплетные потуги, он накропал три строчки, казавшиеся юношескому воображению гениальными:

«Зима. Урал. И тысячи людей!

А между нами сотни километров,

Я по тебе скучаю каждый день».

Крайняя никак не складывалась. Сейчас бы помощь Лехи-цзы или стекольного поэта. Руслан дописал лучшее из пришедшего на ум: «Лечу к тебе на крыльях быстрых ветров».

С тем письмо и улетело. В ответ на пылкие послания Лена писала о погоде, провале в вуз и поступлении в техникум, точно стесняясь чувств. Иногда писала баба Нюра, про скучание по внучку, старушечье житье, поборы коммунальщиков. Приходили скупые письма и Малышеву, с рассказами об успехах Антошеньки.

Первую сессию парни усиленно готовились, сидели ночами под гнусавое бурчание Дукаревича на мешающий свет лампы. Однажды Олегу надоело, и он выдал проверенный поколениями способ сдачи:

– Хватит зубрить, ловите халяву!

– Это как? – по традиции, за обоих удивился Забаровский.

Пятикурсник рассказал, добавив для убедительности:

– Только ровно в полночь! А потом сразу же спать, иначе не покатит.

Дождавшись полуночи, в кромешной тьме, первокурсники полезли к форточке. Раскрытые зачетки тряслись в руках.

– Давай, – прошептал Руслан.

– Ты первый, – также шепотом ответил Глеб.

Лидер собрался с духом, целиком осознавая глупость намечающегося действа, поднес синюю книжку к раскрытой форточке.

– Халява лови-ись, – протянул женский голосок с нижних этажей. Раздался хлопок закрывающейся книжки и треск ставень.

Забаровский отпрянул, смущало незримое присутствие других ловцов, словно он творил нечто непотребное.

– Ну что ты? – торопил приятель. – Давай.

Руслан вновь решился, потянулся открытым ртом.

– Халява ловись! – разбудил общагу пьяный бас сбоку.

Лидер осел обратно. Интимность события окончательно разрушилась.

– Давай же, – подталкивал Малышев, – уже пять минут первого.

– Вот именно. А Дукаревич сказал ровно в полночь. – Забаровский слез с подоконника. – Ты, как хочешь, а я попробую обойтись.

Глеб помялся, но в отсутствие примера также отказался. Руслан сдал сессию на «отлично», товарищ вперемежку с четверками.

Второй семестр пошел легче – ходы-выходы известны, знай – учись. По субботам ребята играли в футбол со студентами и преподавателями, обитавшими в Сосновом бору. Техничному Забаровскому частенько доставалось по ногам. Однажды сильно пробили в пах. Руслан отходил минут пятнадцать, скручивался клубком, прыгал на пятках. Он вернулся в общагу, корежа лицо от боли.

– И с одним яйцом можно стать отцом, – подбодрил Олег.

Под дурным влиянием кунгурца брянцы попивали водку. Сначала за каждый экзамен, потом просто по пятницам, отмечая приход уик-энда. Помазан пытался приобщить первокурсников к индуизму, обещал разрыв астрала, выход из крысиных бегов человеческой жизни, пугал жалким влачением с реинкарнациями в дворняг и кактусы. Пятикурсник посмеивался: «Хорошую религию придумали индусы».