Пираты – призраки

Над моей головой ветер трепал едва различимые бомбрамселя на фок-мачте и бизани. На грот-мачте к спуску грот-трюмселя пока не приступали. По вантам фок-мачты вслед за кем-то из парней поднимался Джейкобс, матрос второго класса из вахты капитана. Оба их практиканта были уже на реях бизани. На палубе суетились остальные вахтенные, сматывая канаты.

Я вернулся к своей койке и посмотрел на часы: до восьми склянок оставались считанные минуты. Я достал плащ, поскольку погода явно предвещала дождь, и приготовился ждать команды. Пока я возился с плащом, поднялся Джок и, подойдя к двери, тоже высунул голову из кубрика.

– Ну как там погода, Джок? – спросил его Том, вылезая торопливо из койки.

– Думаю, ветер крепчает. Похоже, будет дождь, – ответил Джок.

Когда пробили восемь склянок, мы выстроились на юте для переклички, но капитан не разрешил начать ее, пока Том, который, по обыкновению, вскочил с койки в самую последнюю минуту, не явится на палубу. Когда он наконец появился, второй помощник и капитан вдвоем устроили ему хорошую взбучку за отсутствие должной резвости, и, таким образом, прошло несколько минут, прежде чем мы направились обратно на бак. Эта заминка сама по себе била совершенно пустяковой, но ее последствия оказались поистине ужасными для одного из членов нашего экипажа; только мы приблизились к фокмачте, как с рея донесся крик, такой громкий, что он перекрыл шум ветра, и в следующее мгновение что-то рухнуло сверху прямо на нас. Раздался сильный, глухой удар. Что-то очень громоздкое и тяжелое упало на голову Джоку – он повалился, громко издав надрывное «ах!», и замолчал навсегда. Мы, объятые страхом, как по команде, кинулись к освещенной двери кубрика. Мне не стыдно признаться, что я побежал вместе с остальными. Дикий слепой страх охватил меня, лишив возможности что-либо соображать.

Оказавшись в стенах кубрика, мы начали приходить в себя. Несколько секунд все стояли, тупо глядя друг на друга. Затем кто-то что-то спросил, ему ответили общим нестройным бормотанием. Нам всем стало стыдно, один из матросов протянул руку и снял с крюка фонарь, висевший у двери по левому борту. Я сделал то же самое, взяв фонарь с противоположной стены; все быстро устремились к выходу. Мы выскакивали один за другим на палубу, и до меня донеслись голоса капитана и его помощников. Очевидно, они спустились с юта посмотреть, что случилось; но было слишком темно, и я не видел их. Я услышал, как старпом кричит:

– Куда вы все подевались, черт возьми?

В следующую секунду они, должно быть, увидели свет от наших фонарей: я услышал звук их шагов – они бежали в нашу сторону. Перед самой фок-мачтой кто-то из них споткнулся и упал. Это был старпом – он явно налетел на что-то. Я понял это по той ругани, что раздалась сразу после его падения. Он поднялся на ноги и, очевидно, даже не потрудившись посмотреть, обо что же это он только что споткнулся, бросился к поручням. Второй помощник вбежал в круг света, образуемый нашими фонарями, и замер на месте, с подозрением уставившись на нас. Теперь я не удивляюсь этому, впрочем, так же как и последующему поведению старпома, но тогда должен признаться, я немало поломал голову над тем, что же нашло на них, особенно на старпома. Он выскочил на нас из темноты с ревом разъяренного буйвола, размахивая железной стойкой, выдернутой из леерного ограждения. Мне тогда не пришло в голову посмотреть на происшедшее их глазами: сначала весь экипаж заперся в кубрике, затем обе вахты в диком возбуждении высыпали на палубу, во главе с парой вооруженных фонарями парней. А перед этим был крик на реях и падение чего-то тяжелого на палубу, за чем последовали вопли перепуганных матросов и топот бегущих ног. Старпом тогда, похоже, принял этот крик за условный сигнал, а наши действия как нечто близкое корабельному бунту. Во всяком случае, те слова, с которыми он обратился к нам, подтверждали это.

– Я размозжу голову первому, кто сделает шаг! – закричал он, размахивая стойкой перед моим лицом. – Я покажу вам, кто тут командир! Какого черта вы вывалили на палубу? Марш в свою конуру!

Последние слова вызвали у матросов заметное недовольство, и старый забияка отступил от нас на пару шагов. – Немного выдержки, ребята! – прокричал я. – Помолчите-ка секунду!

– Мистер Тулипсон! – обратился я ко второму помощнику, молчаливо стоявшему рядом со старпомом. – Я не знаю, что нашло на старпома, но вряд ли он добьется чего хорошего, разговаривая с нами в таком тоне; так можно нарваться на большие неприятности!

– Джессоп, поосторожней в выражениях! Прекратить! Я не позволю тебе так говорить о помощнике капитана! – сказал он резко. – Доложите, что случилось, а затем отправляйтесь в кубрик, все до единого.

– Мы бы уже давно вам все объяснили, сэр, – ответил я. – Но старпом не дал никому из нас даже рта раскрыть. Произошло ужасное несчастье, сэр. Что-то упало с мачты прямо на Джока... Я вынужден был замолчать, даже не закончив предложения, так как откуда-то сверху донесся громкий крик.

– На помощь! На помощь! – звал кто-то, а затем крик перешел в пронзительный вопль.

– Боже мой! – воскликнул я. – Сэр, это кто-то из матросов на фор-бом-брамселе!

– Всем слушать! – приказал второй помощник. – Слушать!

Еще не успел он договорить, как крик раздался снова – прерывистый, как будто тому, кто кричал, зажимали рот.

– Помогите!.. Господи!.. Ох!.. На помощь!.. На помощь!

Первым пришел в себя Стаббинс.

– Быстро наверх, ребята! – закричал он. – Святые угодники! Быстро наверх!

Одним прыжком он оказался на вантах фок-мачты. Я взял в зубы кольцо фонаря и последовал за ним. Пламмер двинулся за мной, но второй помощник оттащил его назад.

– Хватит двоих, – сказал он. – Я сам полезу. – И он стал подниматься следом за мной.

Совсем скоро мы были уже на марсе. Свет фонаря не позволял мне видеть хоть что-то впереди в темноте; но Стаббинс, который был уже на салинге < Салинг – узел крепления частей вертикального рангоута (мачты-стеньги) – рама из продольных и поперечных брусьев.> на несколько выбленок впереди, внезапно закричал срывающимся от быстрого подъема голосом:

– Они дерутся... Как дьяволы!

– Что? – переспросил второй помощник, переводя дыхание.

Очевидно, Стаббинс не услышал его, поскольку не последовало никакого ответа. Мы миновали салинг и перелезли на ванты брам-стеньги. Там наверху ветер ощущался значительно сильнее, чем на палубе и над головой шумно хлопала развеваемая им парусина, но в остальном было тихо.

И вдруг снова из темноты над нами раздался ужасный вопль. В нем было все – и крик о помощи, и яростная отборная ругань.

В нескольких метрах от бом-брам-рея Стаббинс приостановился и, повернув голову, посмотрел на меня:

– Давай быстрее... Фонарь... Джессоп! – крикнул он, судорожно хватая ртом воздух. – Еще минута... И тут... Произойдет убийство!

Я догнал его и вытянул вверх руку с фонарем. Он наклонился и взял его, затем, вскинув фонарь над головой, поднялся еще на несколько выбленок выше. Передвигаясь подобным образом, он добрался до уровня бомбрам-рея. Я находился чуть ниже, и в том положении мне казалось, что фонарь бросает лишь несколько неверных, трепещущих лучей вдоль рея; тем не менее я коечто смог разглядеть. Прежде всего мой взгляд скользнул по надветренной половине рея, и я сразу же убедился, что на ней ничего нет. Оттуда мой взгляд переместился на подветренный конец. Я различил неясные очертания какой-то фигуры, которая, повиснув, билась на рее. Стаббинс вытянул вперед руку с фонарем. Мне стало лучше видно. В той, с неясными очертаниями фигуре, я узнал Джейкобса, матроса второго класса. Правой рукой он держался за рей, а левой, казалось, отбивался от кого-то, кто находился позади него, ближе к концу рея. Иногда он издавал стон и с шумом выдыхал воздух, иногда испускал проклятия. В какой-то момент, когда его как будто начали отдирать от рея, он завизжал, как женщина. Весь его вид говорил об отчаянном положении. Вряд ли я смогу передать словами впечатление, которое произвела на меня эта необычная картина. Я смотрел широко раскрытыми глазами, но, похоже, не осознавал до конца, что же все-таки происходило на самом деле.