Страница 23 из 27
– Военный совет.
– Что мне делать на военном совете?
– Практически нечего. Потому и зову тебя: не ради пользы, а для примирения.
Она попробовала кофе. Было очень, очень вкусно.
– Эрвин… Больше не кричи на меня.
– Больше меня не обманывай.
Иона протянула брату мизинец, как в детстве.
Столько эмоций вызвало это нежданное тепло, что Иона не сразу и задумалась. Спохватилась лишь входя в кабинет Эрвина: военный совет?! Разве мы с кем-то воюем?!
Их – точнее, только Эрвина, – ждали трое военачальников: Роберт Ориджин, генерал-полковник Стэтхем и имперский генерал Гор. Последний вызвал мрачное воспоминание о ночной стычке с медведями. Гор имел деловитый, но не угрюмый вид – вероятно, еще не знал, что скоро лишится места главнокомандующего. Он и заговорил первым:
– Лорд-канцлер, необходимо обсудить последние события и должным образом среагировать на них.
Эрвин усадил Иону и сам расположился рядом – так близко, что почти касался ее плеча.
– Вы говорите о выходке крестьян, генерал?
– Будет легкомысленно звать это выходкой, милорд. Бунт набирает силу. Уже два крупных города – Лоувилль и Ниар, – а также десяток городков предоставили бунтарям поддержку. Их численность достигла тридцати тысяч.
Эрвин только улыбнулся и украдкой подмигнул сестре: мол, что такое тридцать тысяч серпов?.. Генерал вел дальше:
– Под влиянием горожан бунтари сформировали свое главное требование: твердо установленная подушная подать. Ее величина прописана в законе, и ни лорды, ни сборщики налога не имеют права требовать больше.
– Звучит разумно… – хмыкнул Эрвин.
– Да, лорд-канцлер, вполне разумно. И это плохо! До недавнего времени бунтари не имели ясного плана, лишь смутно взывали к милосердию Короны и зачем-то требовали личной встречи с герцогом Лабелином либо императрицей. Все это звучало наивно и несерьезно, не вызывало сочувствия у большинства мещан. Но снижение и фиксация налога – это четкое требование, которое поддержат многие.
– И снова-таки разумно, – согласился Эрвин. – Фиксированный законом налог – один из пунктов несостоявшейся адриановой реформы. Есть все основания ждать, что императрица воспримет с симпатией такое требование.
– Да, милорд, но…
– Именно, генерал: но. Я поручил решение данного вопроса министру налогов и сборов. Почему же я снова трачу свое время? И почему министр Борн даже не присутствует на совете?!
– Изволите видеть, лорд-канцлер, Дрейфус Борн не рискнул появиться при дворе. Он находится в налоговом управлении в Маренго, где тщетно ищет пути выполнить данные вам обещания.
– То бишь, он сбежал и прячется? Вы это хотите сказать?
– Милорд, Дрейфус Борн сделал все, что мог. Он собрал воедино отряды налоговой стражи и нанял вдобавок две бригады вольных стрелков. По приказу министра на подступах к Излучине бунтарей встретило четырехтысячное войско. Крестьяне разбили его и обратили в бегство.
– Крестьяне?.. – брови Эрвина полезли на лоб. – Как им это удалось?!
– Сворой правят два вожака: мещанин по кличке Зуб и путевский крестьянин Салем. Сами они не смыслят в военном деле, но им помогают несколько ветеранов: строевые капралы, сержант-наставник, и даже, по слухам, некий офицер из благородных. Эти люди обучили крестьян строевым маневрам, чем сильно повысили боеспособность. Сноровка ветеранов сказалась и в том, что бунтари предвидели ловушку и избежали ее с помощью тактической хитрости.
– Не забывай, кузен, – вставил Роберт, – это же путевские крестьяне. Месяц они провели в наших рядах. Кое-чему да научились.
– Это сражение, милорд, показало, что ситуация вышла далеко за пределы полномочий министра налогов. Понимаю ваше негодование, милорд. Глубоко разделяю возмущение, какое вызывает у вас мерзкий бунт. Однако события требуют вашего решения. Вы хорошо послужите государству, если примете его сегодня же.
Эрвин искривил губы. На лице его не читалось ни малейшего желания прямо сейчас послужить государству.
– Знает ли о восстании ее величество?
– Трудно сказать. Лично я не уведомлял владычицу и велел штабным офицерам помалкивать. Ее величество сильно переживает из-за поражения в Литленде. Еще одна военная неудача будет лишним бременем для ее плеч. Согласны ли вы, милорд?
Барон Стэтхем добавил свое слово:
– Милорд, знает Минерва или нет – совершенно неважно для исхода дела. Ведь это дело военное, стало быть – мужское. Нам следует решать и действовать, а не Минерве.
Взгляд Эрвина в сторону Ионы был очень выразителен: «Гляди, сестричка: не я один держу Мими в неведении. Все умные люди согласны, что так лучше».
– Господа, – спросил он генералов, – что еще важного известно о восстании?
– Могу добавить лишь одно, милорд. После победы над наемниками бунтари стали привязывать к вилам и копьям подснежники. Они пытаются изобразить мирные намерения: глядите, мол, мы идем с цветами, а не клинками.
– Как красиво, – вырвалось у Ионы.
– Миледи, – отрезал Стэтхем, – пускай хитрецы не введут вас в заблуждение. Будь они законопослушны, сразу сложили бы оружие при виде имперских гербов на флагах. Но они вступили в бой с войском Короны! Наказание должно быть решительным и суровым.
Эрвин покачал головой:
– Мне очень не хочется… Война кончилась, настало время для милости, а не жестокости. Да и, по правде, их требования не лишены смысла.
– Дело не в требованиях, милорд. Бунтари посмели взять в руки оружие! Ваш отец повесил бы каждого второго, а прочим отрезал бы уши.
– Мой отец правил на Севере. Здесь нравы иные: люди мягче, милосердие – в почете.
– Милосердие – плохой советчик. Оно заставит вас медлить, а бунт тем временем наберет размаха. И уже не тридцать тысяч придется покарать, а пятьдесят или сто. Милорд, позвольте мне взять два батальона и быстро прижечь заразу, как прижигают гнойные раны.
Иона очень хотела что-нибудь посоветовать брату. Она с большой радостью видела колебания Эрвина. Ночью думала, ничего не осталось от его прежней доброты; теперь убеждалась в обратном – и в груди теплело. Но что сказать – она не знала. Иррациональное чувство сигналило: лучший выход – самому Эрвину встретиться с крестьянами. Даже не лучший, а единственный путь, что не окончится тысячами новых могил. Но прошлая ночь слишком явно показала, сколь ошибочным бывает голос чувства… Иона промолчала. Да ее никто и не спрашивал.
– Поступим так, – после долгого сомнения решил брат. – Батальоны Первой Зимы останутся в столице. Генерал Гор, вы лучше знакомы со здешним народом и меньшими жертвами приведете его к подчинению. Выступайте со своим корпусом навстречу бунтарям. Предложите им мирно сложить оружие. Если сделают это, арестуйте лишь главарей и зачинщиков, а прочих отпустите. Если же не сдадутся, прикажите воинам целить искрой по ногам, а не в грудь. Возьмите живьем как можно больше бунтарей, которых императрица великодушно помилует. Пускай случится бархатная победа.
– Благодарю за честь, милорд. Рад служить Короне.
Гор откланялся и ушел, чеканя шаг. Генерал-полковник Стэтхем покачал головой:
– Вы не прижгли рану, милорд, а приложили припарку. Как человек, страдавший гнилой кровью, должны знать: припарки никогда не помогают.
– Но, как бывший мятежник, знаю и другое: не всякий бунтарь – гнилье.
– Как вам будет угодно, милорд, – ответил Стэтхем, не скрывая упрека.
Эрвин отпустил его и Роберта. Оставшись наедине с братом, Иона спросила:
– Ты думаешь, Гор сумеет?..
– Если сумеет, я порадуюсь спасенным жизням. А если нет – что ж, мы хотя бы получим повод разжаловать его и заменить Клыкастым Крейгом…
Странная секунда тишины повисла в воздухе, когда отзвучали слова. Ионе показалось, что брат не верил ни в успех Гора, ни в неудачу. Третий – невысказанный – вариант заполнял мысли брата и чуть было не сорвался с языка…
– Хватит о бунте, – одернул себя Эрвин. – Сестричка, займемся делом поинтереснее: не зря же нам достался говорящий Предмет!