Страница 6 из 11
Откуда-то издалека донесся паровозный гудок, и в это же время из сумерек вынырнул Людвиг, подхватил на руки Ванечку, сказал Ольге:
– Бери Ванду и будь готова. Поезд не остановится, только притормозит, нам нужно успеть сесть в вагон.
– Я не смогу! Ванда тяжеленькая, да еще и это золото, – Ольга замерла в растерянности.
– Сможешь. Да и пояса на ней нет … уже …
Ольга поняла, что первая плата за ее и детскую жизнь была сделана. Кому? Когда? … да какая разница …
Ольга подхватила дочь на руки и побежала вдоль притормаживающего состава.
Они поравнялись с бронированным вагоном литерного поезда, в котором была приоткрыта дверь, Людвиг вбросил Ванечку в вагон, ухватил подмышки жену, крепко прижимающую к груди дочь, и втолкнул их, а затем забрался сам в уже начавший набирать скорость состав …
Глава шестая
Ольга плохо помнила, как они добирались до Петрограда. Уже к вечеру второго дня пути у нее начался жар, и она впала в полузабытье. Найденный, каким-то чудом врач, едва взглянув на Ольгу, сказал:
– Это тиф! – и, обернувшись к мужчине в военном френче без знаков различия, в сопровождении которого он пришел, добавил, – Немедленно ссадите их с поезда! Иначе она заразит всех!
Никуда ссаживаться Людвиг не собирался. А потому с Ванечки был снят пояс и его содержимое разделено на двоих: врачу – за молчание, военному – за разрешение продолжить путь.
Людвиг обрил детей налысо, обрился сам и увел их подальше от матери. Каким-то тряпьем и мешковиной огородил место, где металась в забытьи Ольга …
Она пришла в себя, когда Людвиг тупыми ножницами пытался обрезать ей косу. Слабо засопротивлялась:
– Зачем? что ты делаешь? я стану некрасивой …
– Тише, Оленька, волосы отрастут, а краше тебя для меня нет никого в этом мире.
Когда Людвиг сбривал остатки волос своей опасной бритвой, Ольга снова впала в забытье …
На подъезде к Петрограду их все-таки ссадили с поезда. Куда шел этот состав? кто в нем ехал? что он вез? Ольга так никогда и не узнала …
Людвиг оставил жену и дочь под присмотром восьмилетнего Ванечки и пошел к видневшейся невдалеке деревне.
Вскоре он вернулся в сопровождении какого-то мужичка, ведшего в поводу лошадь, запряженную в сани. Мужичок не видел укутанных в платки и шали обритых голов, а потому Ольгу уложили в сани, посадили детей и отправились к дому, где им предстояло прожить какое-то время.
Людвиг понимал, что если Ольга не получит лечения, то умрет, значит нужно добираться до Петрограда и искать Стефана, уж он-то поможет обязательно.
Но как оставить жену с детьми одних? Неизвестно, сколько дней займут его поиски. Людвиг подпорол кармашки на поясе и, высыпав часть червонцев, отправился в дом к крестьянской семье.
Увидев царские червонцы, крестьяне не стали долго раздумывать, и согласились присмотреть за Ольгой и детьми.
Отец отвел Ванечку в сторонку и дал ему наган, приказав стрелять в каждого, кто надумает приблизиться к ним или к матери.
Людвиг собрался в дорогу и, что-то такое было в его взгляде, что хитроватый крестьянин понял: лучше будет всем, если он застанет Ольгу и детей живыми.
Уже через три дня к крестьянской избе подкатил военный грузовик. Стефан бросился обнимать сестричку и племянников.
– Все, ваши муки закончились, едем ко мне домой, – говорил Стефан, укладывая Ольгу на тюфяк в кузове.
Утробно урча, машина поползла в сторону Петрограда …
***
Дом, в котором жил Стефан, был расположен на Васильевском острове, на набережной Большой Невы.
В таких роскошных домах Ольге не только жить, но и бывать не приходилось.
Для Людвига эта архитектурная драгоценность не стала ни шоком, ни открытием. Дом в Кракове, где по-прежнему жила его мать, был не менее великолепен, а в путешествиях по Европе ему довелось побывать и во дворцах и в замках.
Когда, начавшая выздоравливать, Ольга спросила у брата, кому принадлежит это здание, тот, криво усмехнувшись, ответил:
– Народу … живи, Оленька, и поменьше расспрашивай соседей, да и о себе не торопись откровенничать. Люди сейчас … разные …
Ольга начала выздоравливать. Слава Богу, у них было золото, за которое можно было купить и лекарства и хорошие продукты, и к новому 1920 году Ольга была уже на ногах.
В канун Рождества Ольга поняла, что беременна. Ребенок был зачат еще в доме его предков. Как он перенес дорогу и болезнь матери, было непонятно, но он жил, и заявлял о себе радостно постукивая изнутри в живот.
Когда Людвиг, все чаще уезжающий вместе со Стефаном то на несколько дней, а то и на неделю, вернулся домой, Ольга растерянно сообщила ему о грядущем прибавлении семейства. Муж задумался ненадолго, потом встряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли:
– Вот и славно … может это и к лучшему …
Ольга не узнавала ни брата, ни мужа. Влюбленные в науки и книги юноши, воспитанные Сорбонной на основах волюнтаризма, свято верящие в чистоту и разумность человеческой природы, столкнувшись с реалиями жизни, изменились до неузнаваемости. Стали жесткими и скрытными, иногда их жесткость граничила с жестокостью.
Ольге было сказано, что Стефан взял ее мужа на работу в какое-то учреждение.
– В какое?
… оба промолчали …
– Кем ты там работаешь?
– Бухгалтером …, – ответ Людвига привел в замешательство.
– Если бухгалтером, то почему так часто уезжаешь? Почему от тебя пахнет порохом, дымом и кровью?
– Не думай об этом, тебе скоро рожать, – Людвиг поцеловал жену в макушку, в уже хорошо отросшие волосы, вьющиеся крупными кольцами …
В конце мая Ольга родила мальчика, ему дали имя Леонтий …
Тяжелейшие роды, перенесенная болезнь, постоянная боязнь за мужа и детей, неуверенность в завтрашнем дне, подорвали здоровье Ольги. Вердикт врача был окончательным и неутешительным: у нее больше никогда не будет детей.
Ольга не расстроилась, у нее уже было трое малышей, а жизнь в стране не внушала ничего, кроме страха и непонимания, когда и чем закончится это светопреставление.
Петроград жил своей, отличной и от провинций и от столицы жизнью. Здесь было и более сносное снабжение, и более спокойный уклад.
Людвиг и Стефан продолжали работать вместе, но для Ольги так и осталось непонятным, в чем заключается их труд. Семья по-прежнему жила все в той же квартире, куда их привез брат Ольги.
Иногда друзья, приехав из очередной «командировки», запирались в комнате Стефана и начинали долго и много пить водку, пить мрачно, не притрагиваясь к еде, принесенной Ольгой. Однажды, сквозь плохо закрытую дверь, Ольга услышала их разговор, который надолго смутил ее душу …
– Что мы делаем! До чего мы дошли? Разве этого мы хотели? Разве об этом мечтали?! – с надрывом и громко спрашивал Стефан.
Кого он спрашивал? Себя или друга?
– Подлец никогда не станет хорошим человеком в силу его сущности, а вот отними у хорошего человека смысл его жизни, посели в его душу страх за жизни близких, и он очень просто станет подлецом, – отвечал другу Людвиг.
– Мы стали подлецами, Стефан, и не знаю, будет ли нам прощение на этом и том свете.
Что делали близкие ей мужчины? Пытали ли людей в застенках НКВД, подавляли хлебные бунты, которые все чаще вспыхивали в стране, Ольга не знала, и узнать не стремилась.
Перевернувшаяся с ног на голову привычная жизнь совершенно изменила ее характер: она стала молчаливой, скрытной, нелюбопытной. Единственное, что ее заботило, жизнь и здоровье Людвига, брата и ее детей …
Ангел давно не прилетал к Ольге. Иногда ей казалось, что он навсегда покинул и ее, и ее детей, и эту многострадальную страну …
Глава седьмая
…Шли годы…
Ольга воспитывала детей и жила в вечном страхе за мужа. Ванечка окончил школу и поступил в Горный институт, расположенный недалеко от дома, на том же Васильевском острове.