Страница 1 из 8

280 дней вокруг света: история одной мечты. Том 1

Сурин Артемий

Артемий Сурин

Артемий Сурин – общественный деятель, путешественник и мечтатель. Автор идеи и основатель travel-сообщества One Life, которое объединило путешественников из многих стран мира и стало полноценным международным движением.

После тяжелого жизненного кризиса и смерти отца Артемий решил совершить кругосветное путешествие. Ведь это была его детская мечта, которой он не мог изменить. Узнать, как живут, о чем мечтают люди на всех континентах нашей планеты, стало его целью, которой он достиг.

По результатам кругосветки Артемий Сурин принят в международный клуб выдающихся путешественников The Explorers Club, награжден орденом «Великие Украинцы современности», экспертный совет Книги рекордов Украины методом голосования избрал его бренд-амбассадором Украины в мире. Совершенное им кругосветное путешествие также установило четыре национальных и два мировых рекорда.

Интро

Едкая капля пота ползет по лоснящемуся лицу судьи, оставляя масляный след на землисто-серой коже. Все мое внимание сосредоточено на ее медленном пути. Я не могу оторвать глаз от этой мерзкой капли, в которую словно вжалась моя ломающаяся жизнь. Проходит минута, другая, вечность. Тишина пронзительно звенит. И вот судья, раздраженно смахивая пот, переводит взгляд на меня. Он смотрит с такой неприкрытой ненавистью, что я сразу понимаю: справедливого приговора не будет.

– Рассматривается дело гражданина Украины Сурина Артемия по обвинению в шпионаже против Исламской Республики Иран.

Его тучная фигура на непропорционально хлипком стуле, кажется, заполняет собой все пространство. Небольшая комната наполнена гремучей и душной смесью пота, пыли и страха. Единственный свидетель – водитель, которого я за день до этого нанял для путешествия по Ирану, – трясется перед судьей, словно перед свирепым древним божеством. Я вижу его мимику, жесты, полные страха и унижения, пытаясь хотя бы приблизительно понять, о чем идет речь. Водитель отвечает на вопросы коротко и тихо, будто выпрашивает, вымаливает у судьи шанс продолжить свое существование. Но судят меня, а не его. Каждое мгновение я ловлю, задыхаясь, как рыба, выброшенная на берег. И, как та же рыба, ничего не могу сказать в свою защиту.

Продолжается фарс на фарси[1]. Каждым словом судья необратимо вбивает ржавые гвозди в мою жизнь. Он говорит на языке, который я раньше представлял прекрасным, величественным наследием Вавилона. Но из его рта фарси тянется, как слюнявый плевок, влажно повисший на подбородке.

Наконец мне дают слово. На ватных ногах я встаю и заглядываю в глаза судье в надежде найти там хотя бы тень человечности. Его черные зрачки масляно поблескивают.

Холодный пот стекает по моей спине, ком подступает к горлу. Беру себя в руки. Рассказываю, показываю, доказываю: я невиновен, я – турист, совершаю кругосветное путешествие, снимаю природу, не сделал ничего противозаконного. Проводил съемку в разрешенном месте, не снимал никаких запрещенных объектов.

– Есть разрешение на съемку. Посмотрите кадры с дрона. Посмотрите все, что есть, я же ничего незаконного не сделал!

Но судья даже не смотрит на бумаги в деле, лишь лениво перелистывает ленту в своем смартфоне. Иногда поднимает взгляд на меня, чтобы вновь и вновь я мог видеть в его глазах безразличие и жестокость.

Неужели он даже не выслушает меня? Неужели никто здесь меня не выслушает?

Грубый выкрик: «Стоп!»

Толстые губы судьи искривляются. На его лице смесь презрения и торжества. Уже понятно, что он скажет, но все еще не хочется в это верить.

Удар молотка. Словно тяжелая могильная плита падает на мою реальность приговором:

– Гражданин Украины Сурин Артемий обвиняется в шпионаже против Исламской Республики Иран! Суд постановляет арестовать!

Вокруг – ватный белый шум. Чувствую свой пульс в висках. Во рту – привкус свинца. Внутренности выжигает коктейль из негодования, несправедливости и кошмара происходящего. Обвинение в шпионаже в Иране – это либо пожизненное, либо расстрел. Не в силах себя контролировать, вскакиваю и кричу: «Что вы делаете?! Я же невиновен, как вы можете?!»

Не обращая внимания на крики, судья через водителя приказывает мне подписать решение.

– Я не буду ничего подписывать, здесь все на фарси! Мне не понятно ни слова! Мне нужен переводчик, нужен адвокат! – кричу в этой комнате всем и одновременно никому.

Но никому нет дела до чужой сломленной судьбы, чужой жизни, загубленной здесь, в пыльных бараках иранского суда. Это было бы похоже на дурной сон, если бы не было явью.

От моих слов судья приходит в ярость. Его глаза наливаются кровью и злобой. Словно ужаленное животное, он что-то визгливо орет, машет руками, стул под грузным телом надсадно скрипит. Водитель дрожащим голосом переводит, что не будет никаких адвокатов, если хочешь адвокатов – будешь ждать их в тюрьме. Он покорно подбегает к судье и ставит на решении кривую подпись.

– Что ты подписываешь?! Зачем ты за меня подписываешь решение суда?! – кричу ему. В этот момент из меня словно вырывают куски тела, куски плоти и сути.

– Мистер, это я не за тебя, это я за себя подписывал, – бормочет свое очередное вранье водитель и прячет глаза.

Судья отрывисто командует конвоирам, стоявшим за дверью. Двое молодых иранцев с бездушными лицами грубо подхватывают меня под руки и выводят наружу.

Шестью часами ранее я ворочался в душном хостеле и шерстил информацию на англоязычных форумах о задержаниях в Иране. Ночь была тихой, словно затишье перед бурей. Угроза уже нависла, но на тот момент ситуация еще не воспринималась как катастрофа. Просто нелепое недоразумение, которое должно вот-вот разрешиться. Ведь иначе и быть не может!

Очень хотелось просто взять и сбежать из Ирана, не являться наутро в суд, рвануть в Азербайджан и оставить эту мутную историю позади. И я наверняка решился бы на такой шаг. Но город Язд, в хостеле которого я находился, расположен почти в центре страны, и до ближайшей границы ехать не менее суток. Столько времени у меня не было. Если сбежать сейчас, уже через несколько часов водитель обнаружит пропажу, доложит в полицию, и меня объявят в розыск. Кроме того, нет никакой гарантии, что моего имени уже нет в списке запрета на выезд. И поэтому, даже имея на руках документы, я, по сути, оказался в ловушке.

В надеждах и сомнениях я провел почти все часы, отведенные на отдых и сон. Пытался выудить хоть какую-нибудь информацию, за что можно было бы зацепиться. На форумах писали страшные вещи о пожизненном заключении и даже смертной казни за шпионаж. Как же не вовремя я попал в переплет! Выяснилось, что буквально накануне иранцы сбили американский дрон, и градус политического напряжения достиг пика. На улицах Ардакана на всем моем пути к хостелу в Язде были развешаны антиамериканские плакаты с лозунгами оскорблений и ненависти. Повсюду витала тяжелая энергия близящегося военного конфликта. Смутная тревога обволакивала меня в тесной комнатке, сдавливала горло осознанием неизбежного. Нет, это не тот Восток, который я так жаждал увидеть. Здесь для пришлого человека, не знающего ни языка, ни законов, возможен любой исход.

Как заевшая пластинка, в голове крутился весь день и особенно момент задержания. Вот я приехал в Херанак[2]. Вот увидел песчаные развалины деревни-призрака. Обошел окрестности, осмотрел, неторопливо поблуждал по пыльным лабиринтам, успел почувствовать себя настоящим исследователем, археологом. Индианой Джонсом, мать его. Здесь даже сам воздух словно застыл в далеком прошлом, когда вавилоняне ступали по этой потресканной земле, а теперь в городе неподалеку обосновались их прямые потомки. Горы, видневшиеся вдали, только усиливали впечатление древней и мистической картины.

Новоперсидский язык, официальный язык Ирана Афганистана, Таджикистана.

Селение в Иране с древними руинами, без каких-либо административных, военных или полицейских сооружений.