Страница 3 из 18
– А возьмите меня с собой, – вдруг произнесла красавица, – карета у меня есть, конюх есть, служанку возьму, да и поеду с вами.
Волков уставился на неё не то удивлённо, не то обрадованно. А госпожа Ланге продолжала, глядя на него и опять трогая его волосы:
– Надоели мне эти дуры, видеть их, слышать их больше не могу, раньше и то дом был шумный, а как графиня приехала, так житья в нём совсем не стало.
Он продолжал молчать, думая о поездке с Бригитт в Нойнсбург. Представляя её себе.
– Я хоть Ланн посмотрю, а то я кроме Малена других городов и не видала, разве что в Вильбурге в детстве была.
Кто, как не она, заслуживала всего, о чем просила. Не будь она мелочна и зла, мстительна, хитра и подла по отношению к Брунхильде и Элеоноре Августе, то ему и упрекнуть-то её было не в чем. И в ведении хозяйства, и в уме, и своей ненавязчивой ласке, в строгой опрятности и в безупречной красоте – во всём она была хороша. А за бабьи дрязги он, конечно, упрекать её не хотел. С этим всем женщины сами пусть разбираются. Единственно, о чём он думать стал, так это о том, что лучше в Ланне ему с ней остановиться в трактире. Почему-то ему совсем не хотелось вести её в дом. В тот дом, где давно хозяйничала Агнес.
Он никак не мог принять решение, взять её или отговорить от поездки. Может, отговорить её на этот раз. После, после как-нибудь он возьмет её в прекрасный город Ланн и, может быть, даже познакомит с архиепископом.
Но Бригитт тут вдруг сказала:
– Хорошо бы мне с вами поехать, да не получиться ничего.
Волков опять, не говоря ни слова, смотрел на неё, на сей раз удивлённо. А она продолжала:
– На кого же я брошу поместье? На нашу госпожу пришибленную, на Ёгана, на Марию или, может, на эту графиню вашу? – она поцеловала его в щёку и легла на подушки рядом. – Нет, в следующий раз поеду, как вы с войнами своими угомонитесь, так и поедем.
Всё-таки она была редкой умницей. Как будто слышала его мысли, даже самые сокровенные. Он положил руку ей на бедро, на горячее, сильное бедро молодой женщины. А она сразу ожила, словно ждала этого, схватила его руку и подняла к себе на живот. Прижала её к себе крепко, а после перевернулась и стала целовать его жарко, обнимать стала. Последнее время она всё время искала близости, даже когда он к ней не стремился, но её его прохладность не останавливала. Она чуть не требовала от него ласки; кажется, монахиня была права – присутствие в доме беременных женщин словно подстёгивало Бригитт. А он старался ей не перечить. Пусть будет, как ей хочется.
Кавалер приехал на встречу с одиннадцатью сопровождающими, а граф не поленился взять с собой аж два десятка человек. Волков уже даже подумывал, не соблазнится ли граф напасть. Но Теодор Иоганн Девятый граф фон Мален был не из тех, кто действует подобным образом. И они начали разговор, не слезая с коней.
– Рад сообщить вам, что графиня благополучно разрешилась младенцем мужского пола, дорогой родственник, – начал Волков сразу после приветствия. – Графиня велела назвать младенца в честь вашего деда, зовут младенца Георг Иероним Мален фон Грюнфельд.
– Прекрасное имя. Что ж, поздравляю вас, – холодно отвечал граф. Он прекрасно знал, о чём пойдёт разговор дальше и уже приготовил ответы, но ритуалы вежливости нужно было блюсти. – Надеюсь графиня во здравии? Впрочем, ясно что во здравии, ваша порода весьма крепка.
– Благодарю вас, здоровье графини прекрасно, – подтвердил кавалер. – Я, кстати, звал вас, дорогой родственник, чтобы узнать, когда графиня и брат ваш смогут вступить во владения поместьем Грюнефельде, которое принадлежит ей по вдовьему цензу.
– Сие дело вы затеяли напрасно, – так же холодно отвечал Теодор Иоганн, – фамилия не думает, что поместье принадлежит вашей сестре и её… ребёнку.
– Но есть же брачный договор, – напомнил кавалер. Уж в этом он не сомневался, договор был заверен лучшими нотариусами города Малена.
– Фамилия считает, – граф почему-то не говорил «я считаю», – что батюшка был уже недееспособен, когда графиня понесла. Фамилия считает, что ребенок был зачат неправедно. А посему, ни он, ни графиня не имеют права на удел, что записан во вдовьем цензе.
– Ах, вот как? – Волков усмехнулся. – Неправедно? Но почему-то об этом вы заговорили лишь когда ваш батюшка умер. Или был убит подлым способом.
Волков думал, что заденет графа этими словами, вызовет его раздражение, но ничуть не бывало. Теодор Иоганн фон Мален был всё так же холоден и отвечал всё так же спокойно:
– Фамилия Мален не признаёт новорожденного своим родственником и посему поместье графине не полагается. А коли вы желаете оспаривать поместье, так можете подать дело на рассмотрение суда равных. Благородные члены дворянского собрания графства соберутся и решат, кто прав, фамилия фон Мален или фамилия фон Эшбахт. А коли вас и это не устроит, так можете просить справедливости у нашего сеньора. Думаю, что Его Высочество Карл Оттон Четвёртый герцог фон Ребенрее незамедлительно разрешит нашу тяжбу.
Всё это граф говорил спокойно, вежливо и даже, кажется, с участием, но в каждом его слове кавалеру слышалась насмешка. Суд равных, суд сеньора! Да, конечно, он мог обратиться туда, но у Волкова не было ни малейшего шанса на решение в свою пользу, мало того, он ещё мог с любого из этих судов угодить в подвалы к курфюрсту. Да, он мог по своему самовластию послать туда пять десятков солдат, поставить форт, так как замка в поместье не было, назначить своего управляющего и собирать с поместья деньги в свой счёт. Но с юридической точки зрения это ничего бы не решило. Поместье так и входило бы в домен семьи Маленов.
Но первый шаг, который нужно было сделать в длинном пути борьбы за поместье, он сделал. Всё стало ясно. И поэтому, уже не волнуясь за отношения с новым графом, он сказал:
– Суд равных, суд сеньора… Никуда я обращаться не буду. Но всё равно поместье будет принадлежать моей сестре, как и положено по справедливости и по закону.
Вот тут граф уже и не сдержался, он побледнел и произнёс негромко, почти сквозь зубы:
– Не бывать тому.
– Посмотрим, – так же зло ответил ему кавалер и дёрнул поводья.
Графиня после родов стала заметно хорошеть. Видно, купленные платья ей были к лицу.
– Ну, что вам сказал граф? – сразу спросила она кавалера, как только он вернулся домой.
– Сказал, что ребёнок ваш неправедный, – сразу ответил Волков, усаживаясь в кресло.
Даже если это было и так, Брунхильду словно передёрнуло от возмущения. Слышать ей такое не нравилось, не хотелось:
– Неправедный! – воскликнула она. – Кто это говорит? Отцеубийца?
На шум вышла госпожа Ланге, остановилась, вникая в разговор. Волков поморщился:
– Успокоитесь, графиня, вы весь дом переполошили. Разве вы ждали другого их ответа?
– Неправедный, неправедный! – повторяла Брунхильда в ярости.
– Успокойтесь, говорю вам! – настаивал Волков. – Сядьте, выпейте вина. Госпожа Ланге, распорядитесь о вине для меня и для графини.
– Да как же мне успокоиться! – не остывала разъярённая графиня. – Отчего же он так говорит? С чего он взял?
– Он говорит, что граф был стар и уже недееспособен.
– Граф был дееспособен…– закричала Брунхильда. – Хоть и не всегда!
Тут сверху стали спускаться Элеонора Августа и мать Амелия.
– Хорошо, что вы пришли! – воскликнула Брунхильда. Теперь у неё было, кому всё высказывать. – Братец ваш отказался признать моего сына праведным.
– Что? Как? – не понимала сути разговора Элеонора Августа.
– Братец ваш не хочет отдавать мне моё поместье и поэтому утверждает, что рождённый мной ребёнок неправедный, – кричала Брунхильда, аж краснея от негодования. – Неправедный!
– Отчего же он так говорит? – всё ещё пыталась сохранить рамки приличия госпожа фон Эшбахт.
– Отчего? Скажите ей! – продолжала графиня.
– Граф утверждает, что ваш папенька был недееспособным, когда женился на графине, – нехотя произнёс кавалер, который вовсе не хотел всех домашних, и особенно жену, втягивать в эти дрязги.