Седьмой

– Как я только что сказал, ты невероятно умна, образована и красива. Ты видишь мир не только в его внешних проявлениях, но и прекрасно разбираешься в так называемых «подводных течениях» Большой Политики, в кулуарных играх, юриспруденции, экономике и во многом другом. И это меня по-настоящему восхищает… – тут моя ладонь очень-очень медленно заскользила вверх по о-о-очень аппетитному бедру. Причем по его внутренней стороне и не по ткани футболки, а под ней… – Однако при этом я никак не могу понять, почему ты живешь не своей и вполне реальной, а придуманной жизнью! Почему, единожды загнав себя в клетку из придуманных тобою же правил, ты отказываешься понимать, что дверь не закрыта, и для того чтобы выйти наружу, в большой мир, достаточно ее просто толкнуть?

Взгляд женщины похолодел, а лицо превратилось в маску, такую же бесстрастную, как когда-то была у Дотти.

– Вот и сейчас ты слушаешь, но не позволяешь себе услышать то, что я говорю! – продолжил я, добравшись до самого верха бедра и «негодующе» уперев указательный палец в мигом затвердевшие косые мышцы живота над лобковой костью. – А ведь пройти по логической цепочке ТЕБЕ, АНАЛИТИКУ от бога, не составит никакого труда: если кто-то один когда-то отнял у тебя яблоко, это не значит, что его будут отнимать все остальные. Если кто-то один в твоем присутствии проявил трусость, это не значит, что в окружающем тебя мире нет ни одного человека, на которого нельзя было бы положиться. Если тварь, которую ты впустила в свою душу, ударила в самое больное место, это не значит, что каждый шаг навстречу тебе будет заканчиваться такой же болью…

Судя по тому, что маска стала «плотнее», этих аргументов не хватило. Поэтому я пересел на кровать, уткнул палец в ключицу женщины и повел его вниз так же, как несколько раз делала она:

– Да, сложнейшая система допуска, которую ты создала для отсева недостойных, в теории должна подводить к твоей душе только самых лучших. Но лишь в теории, ибо каждый человек многогранен, а гипотетически возможных граней, из которых МОЖЕТ СОСТОЯТЬ личность человека, не десятки, не сотни и даже не тысячи! Ведь каждая грань – это результат взаимодействия конкретного человека с кем-то или чем-то. Или сиюминутный «срез» его жизненного опыта. Ситуаций, в которые попадают все люди, вместе взятые, неисчислимое множество, соответственно постоянное укрепление «клетки» и усложнение системы допуска к своей душе суть занятие, абсолютно бессмысленное. Ибо никакая, даже сверхсложная система, не даст тебе стопроцентной гарантии того, что следующая личность, попавшаяся тебе на пути, не выкинет какой-нибудь неожиданный фортель!

– Да, не даст, но… – начала, было, Олли, но прервалась на полуслове, так как я, дотронувшись до горошинки соска, заставил его сжаться. А через полминуты очень нескромных ласк накрыл ладонью всю грудь, осторожно смял чертовски тяжелое и упругое полушарие, коснулся второго соска, расфокусировал взгляд… чтобы через миг оказаться спокойно сидящим на кровати Дотти.

– Ты уже запуталась и не понимаешь, как помочь тем, кто тебе чем-то интересен, пробиться хотя бы в ближний круг своей души! – грустно сказал я. – Поэтому сидишь в своей клетке и стараешься не думать о том, что там, за прутьями, вовсю кипит жизнь. Что люди, в разы менее умные, чем ты, чему-то искренне радуются, чем-то горят…

– …а еще рвут себе души от обид и разочарований!

– Да, бывает и такое! – согласился я. – И это вполне нормально. Ведь для того, чтобы, скажем, переместить некий груз на некое расстояние, требуется потратить какое-то количество энергии. Чтобы полакомиться конфетами, надо оплатить их покупку частью денег, заработанных нелегким трудом. Чтобы выиграть дело в суде, надо убить кучу времени на изучение законов, самого дела и чего-то там еще. Так?

– Жизнь куда сложнее физики, экономики и юриспруденции!

– Это очевидно… для всех, кроме тебя! – сказал я и продолжил давить: – Но куда менее умные, чем ты, Лани и Рати почему-то смогли принять отсутствующую у вас модель семьи и чувствуют себя по-настоящему счастливыми. А ты, упростившая свою так называемую жизнь до невозможности и в принципе запретившая себе чего-нибудь хотеть, дуреешь от одиночества, не знаешь, кому и зачем такая нужна, и не понимаешь, как выбраться из этого тупика!

– Ты жесток! – выдохнула тэххерка, поиграв желваками. – И режешь по живому!

Я отрицательно помотал головой:

– Я бью не по тебе, а по прутьям клетки, в которую ты сама себя заточила. И делаю это не из прихоти и не потому, что этот процесс доставляет мне удовольствие: мне просто больно смотреть, как ты себя убиваешь!

Маска на лице женщины потрескалась. А во взгляде появились настоящие, а не изображаемые эмоции:

– А ничего, что ты меня совсем не знаешь?!

– А ты себя знаешь?! Что ты пробовала в этой жизни, кроме работы и существования под ЧУЖИМИ образами?! Когда ты последний раз позволяла себе полностью расслабиться?! Когда развлекалась, не думая о том, какой тебя видят окружающие?! Когда, наконец, делала глупости просто потому, что захотелось?!

Тэххерка невидящим взглядом уставилась в пол, набрала в грудь воздуха… и криво усмехнулась:

– Пожалуй, никогда.

– Ну, и ради чего ты тогда живешь?!

Удавка сгорбила спину и опустила ресницы:

– Не знаю…

– Тогда, может, стоит развалить эту клетку к чертовой матери и попробовать жизнь во всем ее многообразии?

Она задумалась. Надолго – минут на пять-семь. А когда пришла к какому-то выводу, посмотрела на меня ничего не выражающим взглядом:

– Не могу не признать, что ты в чем-то прав…

– Олли, ты опять в образе! – разочарованно сказал я. – Пойми, из клетки надо вы-хо-дить! А не мяться перед дверью, просчитывать всевозможные варианты и тянуть время.

Она снова опустила ресницы, целую вечность колебалась, а затем все-таки решилась:

– Как?

– Сделай то, чего тебе хочется прямо сейчас! – предложил я. – Получи удовольствие, пусть даже совсем простенькое. Распробуй полученное ощущение и в таком же режиме продолжи исследовать Большую Жизнь и далее…

– Не боишься? – одним плавным и очень красивым движением перебравшись на мои колени, «хрипло» спросила она, скрестила ноги за моей спиной, прижалась грудью к груди, обняла за шею и потянулась к губам.

Я отрицательно помотал головой:

– К моему искреннему сожалению, ты давно задавила в себе все настоящие чувства, включая и то самое желание, которое пытаешься изобразить. Нет, образ отработан на славу, а ты исключительно красива, но все равно, он остается образом, так как в нем нет самого главного – души!

– Ты опять прав! – расстроено согласилась женщина, встала, некоторое время металась по комнате, о чем-то размышляя, а потом вдруг остановилась у терминала ВСД. Я подобрался, почувствовав, что она что-то придумала. А тэххерка, потыкав в сенсоры, дождалась прибытия контейнера и вытащила из него здоровенную дольку какого-то тэххерского фрукта, отдаленно напоминающего арбуз. Сорвав упаковочную пленку, зачем-то села на пол там, где стояла. И, закрыв глаза, вгрызлась в самую середину светло-фиолетовой мякоти! А уже через несколько секунд подняла голову, продемонстрировав мне абсолютно счастливое лицо, перемазанное потеками сока:

– Лет с пяти и до пятнадцати я мечтала хоть раз в жизни укусить риотти так, как это регулярно делала дочка одной из наших служанок, но так ни разу себе этого и не позволила. Потом сочла это желание глупостью и, как ты выражаешься, задавила его напрочь. А сейчас вспомнила и решилась! И знаешь, так действительно вкуснее!

– Знаю! – улыбнулся я. – Все детство точно так же ел арбузы и дыни!

– Только в детстве? – укусив фрукт еще раз и зажмурившись от удовольствия, ехидно спросила она. При этом ее взгляд горел детским ожиданием то ли чуда, то ли откровения.

– Дома и среди близких могу так есть и сейчас. А для остальных я – Дэниел Ромм, Седьмой и так далее…

Олли быстренько доела риотти, обгрызла корку, встала с пола и отправила ее в утилизатор. Потом по-детски вытерла лицо подолом футболки, скользнула ко мне и поцеловала. В щеку. С такой безумной и искренней благодарностью, что у меня защемило сердце. Потом еле слышно поблагодарила, пару мгновений поколебалась и решительно тряхнула волосами: