Христофор Колумб

Утро на корабле начинается с откачивания воды из трюма. За ночь она скапливается под пайолами, противно булькает, воняет от растворившейся в ней пропитки досок. Раньше это делали вручную, с появлением насосов неприятная работа облегчилась. Вахтенные матросы вставали у коромысел, поднимали и опускали рычаги под монотонное пение товарищей. В этот момент иберийцы вспоминали о Господе и Деве Марии, северяне предпочитали народные баллады или непристойности, что часто бывало одним и тем же. В положенный час Франсиско спустился в трюм «Пинты» и ахнул от неожиданности. Вода вышла из-под пайолов, затопила часть трюма. Поднявшись на палубу, шкипер побежал к старшему брату.

– Что случилось? – вскочил с матраса потревоженный Мартин, живший с командой в кормовой надстройке каравеллы.

– Вода! Мы тонем! – с расширенными от страха глазами произнес Франсиско.

– Так уж и тонем? – нахмурился капитан.

– Пока нет, но вода в трюме поднялась до пояса, – выпалил шкипер.

Сон как ветром сдуло с Мартина.

– Вели вахтенным установить дополнительные помпы! – сказал он брату.

– Я уже сделал, – пролепетал Франсиско.

– Тогда чего испугался?

– Я думал, кто-то специально сделал пробоину, чтобы мы не доплыли до островов.

– Ты в своем уме? – воскликнул Мартин. – Кто вздумает продырявить дно корабля, чтобы вместе с ним пойти ко дну?

– Не знаю, – развел руками шкипер. – Может быть, опять ударили по доскам топором?

Брат молча затянул шнуровку на куртке. Они вышли на палубу, где матросы дружно откачивали воду. Трюмные люки зияли дырами. Капитан заглянул в утробу корабля, понюхал воздух, поморщился и сказал:

– Позови хозяев этой старой лохани!

– Вместе с Расконом? – уточнил Франсиско.

– Да.

– Он только сменился.

– Тем лучше. Значит, неприятности произошли в его вахту.

– Или раньше… – добавил шкипер.

– Это определим по скорости просачивания воды, – решил Мартин.

Шкипер ушел. На востоке загорался солнечный день. Небо с крапинками звезд бледнело, наполнялось светом. Слабый ветер раздувал паруса, каравеллы медленно спускались на юг. Мерная зыбь вздымала корабли. На корме флагмана в больших железных фонарях за стеклами желтели огни. Рядом с «Пинтой» плыла «Нинья».

– Черт возьми! – выругался матрос у помпы. – Обидно получить пробоину рядом с Канарами!

– Где ты видишь пробоину? – спросил товарищ.

– Кабы не дыра, так уже сушили пайолы, – пробубнил матрос.

– Сильно течет? – обернулся к ним Мартин.

– Угу, – пробурчал вахтенный, с красным от напряжения лицом. – Словно наскочили на риф.

– Какие тут рифы? До первого камня надо плыть два дня, – возразил товарищ.

– Доски разошлись, – предположил сосед и внимательно посмотрел на капитана.

– От топора? – усмехнулся матрос.

Мартин взглянул на него, покачал головой. Из кубрика вышли братья Кинтеро с дружком Расконом.

– Ты нес вахту? – строго спросил капитан Гомеса.

– Я, – ответил тот недовольным голосом.

– Почему не заметил воду в трюме?

– Кто же знал, что судно дало течь? – оправдывался Раскон.

– Нет, он не виноват, – заступился за приятеля старший Кинтеро.

– Твоя работа? – капитан кивнул на открытый трюм, где хлюпала вода.

Кристобаль растерялся от неожиданности.

– Как ты смеешь! – поборол смущение Кинтеро. – Зачем мне топить собственное судно?

– Чтобы не плыть в океан, получить за него полную стоимость.

– Это чудовищная ложь, – возразил Хуан. – Брат никогда бы не сделал этого.

– А ты?

– Я?

– Да, – ты. Или он! – Мартин показал на Раскона.

– Никто из нас к этому не причастен! – с вызовом произнес боцман.

– Я не обвиняю вас, только спрашиваю, – поправился Мартин. – Вина Раскона в том, что не заметил пробоины.

Капитан нарочито подчеркнул последнее слово, что не понравилось владельцам каравеллы.

– «Пинта» сильно перегружена, – запинаясь, начал Кристобаль. – От веса бочек доски разошлись, пакля выпала из швов, вода хлынула в трюм.

– Сначала – руль, потом – течь. Что дальше? – Мартин перебил Кинтеро.

– Не знаю, – пролепетал Кристобаль.

– Я утоплю вас в трюме, – понизил голос капитан. – Мне наплевать на то: ваших рук это дело или нет. Вас обязали дать адмиралу хороший корабль, а не гнилую посудину! Я не хочу погибнуть в океане и не позволю мешать экспедиции!

– Это не мы! – повторил старший Кинтеро.

– Полезай в воду, ищи пробоину! – приказал Мартин. – К вечеру трюм должен быть сухим! Вы поняли меня?

Хозяева «Пинты» опустили головы, посмотрели в черную дыру трюма. Матросы у помп одобрительно загудели.

Весь день команда откачивала воду, искала повреждение. Братья Кинтеро исследовали обшивку. Капитан смотрел на них и думал, что если бы вредители пробили дыру, то, обессилев от трудов, заткнули ее через пару часов.

К вечеру хозяева корабля промокли до костей, продрогли, валились с ног от усталости, но из последних сил лезли в трюм, чтобы снять с себя незаслуженные подозрения. Мартин извинился бы перед ними за грубость, но след топора на баллере руля свидетельствовал о присутствии на корабле злоумышленников.

В довершение бед на закате дня второй раз сломалось рулевое устройство, словно кто-то задался целью погубить корабль, не пустить в плавание. Ночью над морем взошли крупные звезды, луна проложила путь на Канарские острова. Мерцающая серебряная дорожка уходила на юго-запад в сторону земли. По ней плыли силуэты «Санта-Марии» и «Ниньи». Не замечая чудной красоты, за ними тащилась раненая «Пинта».

Люди Пинсона разбились на команды и непрерывно вычерпывали воду, державшуюся выше пайолов. Наступившая темнота прервала поиски повреждения. Братья Кинтеро и Раскон заснули на палубе вместе со свободными от вахты матросами. Никто не упрекал их в несчастьях корабля. Починенный руль жалобно стонал, словно старый матрос жаловался на боль в суставах. Контролеры подсчитали убытки. Они оказались невелики. Продукты с товарами хранились в просмоленных бочках. Вода не проникла внутрь емкостей.

На следующий день Мартин отправился на флагман обсудить создавшееся положение. Христофор провел капитана в каюту, пригласил к себе королевских чиновников. Сложный вопрос требовал коллективного решения. В крохотной каюте адмирала помещались прикрытая темным куском бархата узкая постель, маленький стол, полки для бумаг и навигационных приборов, пара стульев, встроенный в стену шкаф для одежды. Плотно прикрыв дверь, руководители похода тихо вели беседу.

– «Пинта» нуждается в серьезном ремонте, – доложил Мартин.

– Вы надеетесь починить корабль в порту Канарских островов? – спросил полномочный инспектор короны, высокий, сухощавый аристократ Родриго Санчес де Сеговия.

– Да, ваша милость, – кивнул удрученный капитан. – Придется освободить судно от груза, вытащить на берег, осмотреть обшивку.

– На это уйдет много времени, – возразил королевский постельничий Перо Гутьерес.

Этот тучный придворный Его Величества с трудом помещался на стуле в тесном проходе.

– Я надеюсь на помощь матросов других кораблей, – ответил Мартин и в ожидании поддержки посмотрел на адмирала. Тот с озабоченным видом разглядывал свои руки.

– Сеньоры, – обратился к присутствующим в каюте пожилой нотариус флотилии Родриго де Эсковеда, – я плохо разбираюсь в морских делах, но мне кажется опасным плавание по океану на старой, наспех залатанной каравелле. Может быть, надо оставить ее на Канарских островах?

Адмирал нахмурился, прикусил губу.

– Пожалуй, вы правы, – поддержал нотариуса королевский постельничий. – Лучше иметь два надежных корабля и не думать о том, где разместить и чем кормить команду затонувшего судна.

– Я понимаю ваши опасения, – согласился с ними полномочный инспектор. – Что скажут моряки?

– Два корабля – не три. Это опасно, – пробормотал Христофор, занятый своими мыслями.