Страница 70 из 116
Не успели они зайти в дом, как тётушка Катарина подхватила барона под руку со словами:
— Тебя ждёт важная гостья, мой милый.
— Пусть подождёт ещё немного, мне нужно поговорить с Хелен.
— Она не может ждать!
Тётушка настойчиво потащила Эрика в гостиную. На диване у дымящего камина сидела жена Карлсона. Она придерживала необъятный живот, обтянутый ярким шёлком, с таким видом, словно он мог от неё сбежать.
— Мой глупый ребёнок так спешит в этот мир, — тихо сказала бургомистерша, — а тут чума, война и горе.
— Чем могу служить, фрау Карлсон?
— Ах, ваша милость, я пришла поговорить о синьоре Форти.
Эрик присел в кресло и вгляделся в широкое лицо с сонными бесцветными глазами, обращёнными скорее внутрь тела, чем наружу.
— Слушаю вас.
— Я всё знаю.
Барон обворожительно улыбнулся и промолчал. Он понятия не имел, как должен поступать мужчина, услышав такие слова.
— Вы его любите?
— Я вас не понимаю, фрау Карлсон.
— Если вы любите синьора Форти, то обязаны его спасти. Я тоже люблю синьора Форти, но я слабая женщина и уже сделала всё, что в моих силах.
— Продолжайте.
— Впервые я услышала его месяц назад. Он пел в доме, а я шла по улице. Я не могу объяснить, что почувствовала. Это как умирать и воскресать заново, это как любить и вдруг узнать, что твоя любовь взаимна. Это как чувствовать шевеление ребёнка в животе — но только не в животе, а в душе, и не ребёнка, а бога. Вы меня понимаете?
Шевеление бога в душе?
— Возможно, — осторожно ответил Эрик.
— Вот тогда я и осознала, что люблю синьора Форти. Не как мужа или брата, разумеется. Я люблю его как ангела, который пришёл ко мне, чтобы рассказать о потерянном рае и дать мне сил уверовать в него.
— Не предполагал, что вы такая чувствительная натура.
Фрау Карлсон застенчиво улыбнулась, и барон увидел, как она юна. Едва ли старше двадцати лет.
— У меня есть и другие таланты, ваша милость: я умею разбираться в людях.
— И в ком же вы разобрались?
— В своём муже. В его жизни две неугасимые страсти: любовь ко мне и складочное право.
— Я в курсе.
— Я даю ему любовь, а вы можете дать складочное право.
— Не могу. Это граф Стромберг решает.
— Можете, ваша милость.
Они уставились друг на друга: яркие зелёные глаза, покрасневшие от бессонной ночи, и неуловимого оттенка томные непроницаемые глаза мадонны. Барон вздохнул:
— Прошу вас, фрау Карлсон, говорите яснее.
— Вы — любовник синьора Форти. Мало кто в городе об этом не знает.
— Досужие сплетни.
Она тихо рассмеялась, стараясь не потревожить того, кто спал у неё под сердцем, и серьёзно сказала:
— Синьора Форти обвиняют в ереси и содомии. Ересь — это молитвы перед дурацкой фигуркой и незаконные католические мессы. Знаете, синьор Форти не первый католик, который заскучал по папским молитвам в нашем лютеранском городе. Обычно высылают за ворота, да и дело с концом. Содомия же — более серьёзное обвинение, но казнят за это редко, разве что кому-то придёт в голову изнасиловать соседскую козу. Скотоложество — вот самая страшная содомия по судебному уложению Карла V, — спокойно и деловито рассуждала гостья. — Но если какой-нибудь глупец имел неосторожность молиться по латинскому обряду и одновременно любить мужчину, к тому же во время чумы и войны — это гарантированный смертный приговор. Его посадят на кол, хотя закон предписывает сжигать осуждённых. Наш Свен не любит возиться с кострами, а головы рубят только аристократам. — Фрау Карлсон заметила кислую гримасу и поспешила добавить: — Но вы в безопасности, ваша милость, вы не гражданин Нижнего Калина. На холме свои законы и свой суд. Вам ничего не грозит.
— Вы хорошо осведомлены.
— Я супруга бургомистра.
И, судя по всему, достойная и мудрая супруга.
— Значит, смертный приговор? — спросил Эрик уныло.
— Да. Поэтому я и пришла к вам. Мой муж — человек чести. Он любит меня бесконечно, но есть вещи, на которые он не пойдёт даже ради меня. Мне удалось взять с него обещание, что синьора Форти не будут пытать. Улоф согласился, но только потому, что это не противоречит закону. Больше мне ничего не удалось сделать.
— Его не будут пытать? Какое облегчение! Он может всё отрицать.
— Да, мог бы. Увы, синьор Форти не воспользовался этой возможностью, — грустно проговорила фрау Карлсон.
— О чём вы?
— Он признался на первом же допросе.
— Признался? В чём?!
— Во всём — и в ереси, и в содомии. Он отказался назвать имена мужчин, с которыми имел связь, но сознался, что молился на непотребную фигурку и… и…
— И?
— Мужчины вставляли пенисы в его анальное…
— Довольно! — вырвалось у Эрика.
— Я находилась в Ратуше, когда Клее докладывал Улофу о расследовании, а потом поспешила к вам. Только вы можете спасти синьора Форти.
— Но как? Если вы думаете, что я могу заставить графа Стромберга вернуть Калину складочное право, то вы заблуждаетесь.
— Это единственное, что может сработать! Я разбираюсь в людях, а лучше всего — в своём супруге. За складочное право он помилует не только синьора Форти, но и самого дьявола. И Клее поддержит его. И народ, кричащий на площади о правосудии, поддержит его! Попробуйте уговорить графа! Всем известно, что он вырастил вас, как родного сына. Найдите слабое место в его отцовском сердце и нанесите удар! А я выступлю посредником между вами и мужем. Я помогу вам договориться.
— Почему вы делаете это, фрау Карлсон? Почему помогаете нам?
— Я сентиментальная женщина, меня трогают истории любви.
— Мужской любви? — уточнил Эрик.
— Ах, я не вижу разницы между мужской любовью и всякой другой. И я не так бескорыстна, как вам кажется.
— В чём же ваш интерес?
— Я хочу получить приглашение на все концерты синьора Форти. В первый ряд, разумеется.