Отравители

Но Дегре и его подчиненный исхитрились не выпустить незнакомца из поля зрения, мягко крадясь в тенях вдоль улицы, избегая света уличных фонарей и прячась в темноте под балконами и в черных провалах дверных проемов.

У Дегре был адрес Бакса, торговца шерстью: тот жил в скромном доме рядом с университетом. Однако то ли адрес был неверен, то ли направлялся он не домой, только он свернул к мосту через реку. Дождь начал утихать, а ветер усилился и уныло завывал вокруг углов домов и вдоль мокрых, темных и пустынных улиц. Через полчаса утомительного преследования двое полицейских увидели, как человек, за которым они идут, свернул в глухой переулок, прошел его и остановился перед дверью в стене сада.

Дегре не очень хорошо знал эту часть Парижа и не вполне понимал, где находится. Он лишь видел, что это глухой переулок с домами, по виду приличными, упирающийся в кирпичную стену. Вывески с названием нигде не было. Над стеной ветер раскачивал прямые, устремленные вверх голые ветви тополей, едва различимых в мерцающем свете рупорного фонаря, висящего над осевшей дверью в сад.

Его неровный свет падал также и на незнакомца, который казался увлеченным поисками ключа. Дегре и Клеман притаились в дверном проеме под козырьком погруженного в тишину дома в конце тупика. Дегре хотел дождаться, когда этот человек войдет в сад, и, вскарабкавшись на стену, последовать за ним, а пока старательно запоминал внешность незнакомца. Впрочем, в плотно закутанной фигуре в шляпе с широкими полями, надвинутой на отвороты плаща, мало что можно было отметить, разве только то, что он высок, хорошо сложен и как будто молод, по крайней мере, не старше среднего возраста.

– Что-то он долго возится с ключом, месье, – прошептал Клеман.

– Думаю, он нас заметил, – ответил Дегре, положив руку на пистолет. – Будьте осторожней. Он один, едва ли ему придет в голову попытаться захватить нас, и, скорее всего, он не станет драться с нами, чтобы не привлекать внимание. Он ищет возможность ускользнуть.

Пока они шептались в дверном проеме, незнакомец с возгласом раздражения, как если бы он не мог найти ключ, неожиданно трижды постучал в дверь в стене сада костяшками пальцев и после паузы еще три раза. По этому сигналу дверь почти тотчас же открылась изнутри, но вместо того, чтобы войти, незнакомец громко произнес:

– За мной следят. Они вон под тем козырьком.

Дегре сразу же дунул в свисток, который был у него при себе, призывая на помощь стражу и городскую полицию, и, опережая Клемана, ринулся из дверного проема. Но прежде чем он успел занять оборонительную позицию, на него обрушилось что-то, что в этом сером неровном свете под дождем показалось ему скоплением летящих фигур. Он почувствовал резкую боль в виске, и его сознание померкло.

4. Дом доктора Рабеля

Шарля Дегре привел в чувство незнакомый голос. Он открыл глаза и огляделся, поспешно вспоминая предшествующие события. Он находился в скромной комнате, просто обставленной и освещенной двумя свечами в дешевых подсвечниках, стоящими на столе, рядом с несколькими стаканами, бутылкой вина и бутылью водки. На него участливо смотрели два незнакомца, оба кроткие на вид пожилые мужчины в довольно потертых ночных рубашках и ночных колпаках. Один из них держал в руке рулон тканевого пластыря.

Дегре улыбнулся, ощупал голову и обнаружил, что она перевязана.

– Кажется, я должен поблагодарить вас за своевременно оказанную помощь, господа, – сказал он. Потом вновь оглянулся и с большим облегчением увидел Клемана, сидящего у двери.

– Да, да, в самом деле, – кивнул тот, что держал пластырь. – Я доктор Рабель. А это отец Даву.

Он улыбнулся своему компаньону, тучному, обрюзглому мужчине лет пятидесяти со смешно торчащей из – под хлопкового ночного колпака прядью седых волос.

– Мы два старых холостяка и вдвоем проживаем в этом доме.

Дегре поднялся. У него слегка болела и кружилась голова, но он почти сразу взял себя в руки.

– Да, – принялся объяснять суетливый священник с какой-то нервной готовностью, – мы услышали ваш свисток – он нас разбудил – подбежали к входной двери, оба одновременно, – видите ли, у нас нет слуги, который спал бы в доме, – и обнаружили в дверном проеме вас и вашего друга. Похоже, вы стали жертвой какой-то потасовки, ссоры, может быть. Ох, уж эти улицы! Я всегда говорю, что Париж небезопасен для достойных людей!

– Я офицер полиции, – быстро сказал Дегре, – а это мой помощник. – Он кивнул на продолжающего хранить молчание Клемана. – Мы патрулировали улицу и увидели человека, который показался мне подозрительным. Мы пришли за ним сюда, во всяком случае, я думаю, мы прятались как раз в дверях вашего дома.

– Да, наверное, – с неопределенной улыбкой согласился доктор Рабель. – Мы нашли вас именно у нас под козырьком. Подозрительный тип в нашем мирном тупике? Странно, в этом маленьком проулке, месье, живут почти одни только доктора и студенты.

Тогда Дегре кратко рассказал свое приключение. Священник и доктор, все еще стоя бок о бок, довольно забавные в своей ночной одежде, принялись бурно возражать:

– Но ни у кого не может быть ключа от этой садовой калитки, месье, и никто не может за ней прятаться! За забором дом, который уже много лет как заброшен, и, должно быть, сейчас там обитают только пауки, нетопыри и крысы с мышами. Всем известно, какое тихое, приличное место Цветочный тупик!

И старый священник засмеялся, словно произнес хорошую шутку.

– Нет, нет, на вас напали грабители, вне всякого сомнения, – поддержал его доктор Рабель, – а не кто-то, кто стучал бы в садовую калитку или вышел из нее!

– Может, и так, – сухо ответил Дегре. – Мы осмотрим тут всё при дневном свете. Я должен поблагодарить вас, господа, за содействие. Боюсь, я нарушил ваш ночной покой и надеюсь, что я недолго пробыл без сознания.

– Наверное, часа полтора, – сказал доктор с добродушной улыбкой. – Вы не хотите чего-нибудь выпить перед уходом? Такого рода происшествия – для меня обычное дело. Я привык к ночным вызовам. Я работаю в Отель-Дьё.

– Нет-нет, благодарю вас, доктор, я уже отлично себя чувствую, разве что расскажите мне немного об этом заброшенном доме…

– Да, конечно, конечно, но я знаю о нем очень мало. Хотя я и живу здесь уже несколько лет, никто никогда не интересовался этим домом в конце тупика. Думаю, что когда-то, может быть, сотню лет назад, он был вполне представительным поместьем, но потом земли вокруг него распродали и построили на них эти дома. Само здание обветшало и было признано непригодным для проживания. Желающих купить его или поселиться в нем не находилось, и так оно разрушилось. Я думаю, что это совершенно ничем не примечательный старый дом.

Дегре, сделав знак молчаливому Клеману, направился к выходу. Кроткого вида старый священник, все еще продолжая выражать обеспокоенность происшествием с агентом полиции, раскланялся с ними на пороге комнаты, пожелав всего наилучшего, тогда как доктор, держа повыше одну из свечей, проводил их до входной двери. Он был исключительно откровенен, даже говорлив.

– Меня зовут Рабель, Антуан Рабель. Каждый день я принимаю пациентов в Отель-Дьё. Также я читаю лекции в Сорбонне. Это мой собственный дом, четвертый по Цветочному тупику, хотя я не думаю, что вы найдете здесь много цветов! – он издал короткий гортанный смешок. – Может, в том клочке заброшенного сада за забором еще и цветет что-нибудь, но все, что когда-либо видели мы, – он прикрыл свечу от ветра, когда дверь отворилась, – это те тополя, и уверяю вас, они скорее раздражают, особенно в ветреную ночь. Они так уныло шелестят.

Дверь за доктором в ночном колпаке и его свечой закрылась. Дождь прекратился, на темный Цветочный тупик падал бледный свет полной луны.

Дегре, чувствуя слабость, оперся о руку помощника.

– Что вы думаете об этом, Клеман? Что произошло?

Помощник мог рассказать ему очень мало. Из садовой калитки выскочили какие – то люди, определенно трое-четверо, и напали на них. Он был уверен, что в последовавшей драке он сам ранил двоих или троих. Дегре почти сразу ударили, предположительно рукояткой пистолета. Затем все они исчезли, и, пока он волок своего бесчувственного начальника в укрытие ближайшего проёма под козырьком, дверь открылась и вышел доктор Рабе ль в ночной рубашке и шлепанцах и с видом человека, потревоженного потасовкой на улице.