Страница 12 из 17
Ну, Бриннер, так Бриннер.
Не смутят даже Иствуд с МакКуином, лишь бы накормили прямо сейчас.
Лев почти бегом добрался до кухни. В Гренландии ловят рыбу и крабов. Скорее всего, их и едят круглые сутки. Сколько он смог бы протянуть на подобной диете? Скажем, неделю. Хорошо, что так долго ждать не придется, рейс в Канаду уже послезавтра. А крабы – это даже вкусно…
Он шагнул на кухню и онемел, но уже через секунду с рычанием набросился на шкворчащую яичницу-глазунью, только что со сковороды, обжигающую язык. Рядом на тарелках гренки, колбаска копченая, нарезанная кружочками, и помидоры, нарезанные кубиками. Какая-то непонятная маринованная трава. Местная что ли? Не может быть! Среди этих вечных льдов растет трава?! А впрочем, вкусная, чуть кисленькая и, при этом, острая – рот горит и сразу по телу благословенное тепло разливается. Ну и да – крабы, куда же без них.
– Спасибо, милая! Огромное тебе спасибо, – бубнил Лев с набитым ртом, не замечая, что говорит по-русски.
Девушка вряд ли поймет хоть слово.
А нет, поняла. Улыбается. Подвигает чашку душистого чая. Литра на полтора, не меньше. Горячие напитки в этих отмороженных краях гораздо популярнее горячительных.
Он отхлебнул и улыбнулся. Медвежонку, поди, такая чашка на один глоток. Непонятно только, как брат стюардессы помещается за этим крошечным столиком. Потолки в доме низкие, комнаты узкие, вот и в кухне великану не развернуться. Наверное, потому и съехал. Плюшевый мишка перерос кукольный домик.
– Слушай, мне ведь это не приснилось? – спросил Лев. – Твой дом снаружи выкрашен в розовый цвет, как у Барби?
Нига кивнула и прыснула в горячий чай.
– Когда мы заходили на посадку, я заметил, что в вашем городке много ярких пятен, – он выцарапывал из смерзшегося желе в голове осколки воспоминаний. – Красные, синие, бирюзовые, лимонно-желтые, но больше всего почему-то фиолетовых.
– Это все Грёйльдагеры, – она брезгливо поморщилась. – Плодятся быстрее, чем кролики, и скоро окончательно захватят Илуллисат.
– То есть стены и крышу красят в цвета семейных кланов, – догадался Лев. – А у твоей фамилии, получается, розовый.
– Нет, это я сама придумала, чтобы уже, наконец, оставили в покое.
– Кто?
– Дед, мать, тетки, брат… «Всех женихов разберут, а ты так в девках и просидишь», – передразнила Нига. – Сватались шестеро, но я всем отказала. Не хочу вечно оставаться в Иллулисате. Моя мечта – улететь в Европу. Там я сама выберу, за кого выйти замуж.
Лев рассматривал стюардессу. Фигурка точеная, походка легкая, опять же – общительная, все время улыбается. Но вот лицо, пожалуй, слишком экзотическое. Широкий нос, скулы будто припухшие, губы плоские, глаза как миндаль, только надкушенный с одного края. На любителя, прямо скажем, впрочем, любителей экзотики везде хватает. Только распахни окно в Европу – от женихов отбоя не будет.
– Кстати, а почему у тебя в доме окон нет? – гость отставил пустую чашку и огляделся. – Ладно, в спальне нет, это как раз удобно. Легче заснуть полярным летом, когда солнце светит одинаково ярко и ночью, и днем. А в кухне почему не сделала?
– Окна у нас мало кто ставит. С побережья часто налетает ураган, ни одно стекло не выдержит. Раз в год бывает, что и дома сдвигает на пару дюймов, хоть они и вмерзли в лед. Так весь городок потихоньку пятится от моря, – она встала, потянулась и собрала посуду со стола. – Одно окошко есть. В кладовке. Оттуда можно посмотреть какая погода на дворе и если вьюга или ледяной дождь, то не выходить.
– А сейчас там как? – с затаенной тревогой спросил Лев. – Не смотрела?
– Сейчас без разницы. Мы выезжаем через полчаса при любой погоде.
– На ночь глядя? – идея не вызвала энтузиазма. – В адский дубак?
– Оденем тебя потеплее, мороза даже не заметишь. А ехать нужно, иначе к утру не успеем.
– Ку… куда?
Три недели прошло с того самого первого «куда», после которого все завертелось, а вопрос остается до ужаса актуальным.
– На пароход, конечно. Я же говорила еще при встрече, – всплеснула руками Нига, – как ты мог забыть?!
Лев Мартынов:-(лавирует между айсбергами
23 апреля, около полуночи
Форт Илуллисат, Гренландия
Нет возможности для публикации, запись будет сохранена, как черновик
Ну, вот что это за претензия такая?
Как он мог забыть…
Да запросто. Лев вообще не помнил, как оказался в доме стюардессы, как добрался до кровати и кто его раздевал. «Подумаешь – голый, чего я там не видела». Ох уж эта Нигугайк. Он снова покраснел и в который уж раз напряг мозговые извилины, чтобы хоть немного распрямились.
Вроде бы девушка говорила, что беспокоится о чем-то важном… Помочь надо… Но кому?.. И чем вообще Лев может помочь? Его самого в этих суровых широтах спасать надо…
Гренландские ночи подкрадываются незаметно. Вот только что ослепительная белизна вычерпывала глаза до донышка, заставляя людей постоянно прищуриваться, и вдруг появляется сиреневый туман. Не смейтесь, реально сиреневый, как… Как то проклятое мороженое, которое Лев так и не попробовал в Париже… Опять эти навязчивые мысли… Опять эта предательница… Прочь! Убирайся из моей головы и сирень свою забирай! Тем более что вокруг уже не туман, а многослойный купол из дымчатого хрусталя, тьма сгущается, небо где-то далеко вверху почернело, а здесь, внутри хрустальной сферы, видно как днем. Даже лучше, чем днем, потому что глазам не больно от яркого света. А посмотреть есть на что, столько удивительного рядом.
Вот, к примеру, айсберги в этом изгибистом фьорде, через который они плывут уже третий час. При беглом взгляде, казалось, что все плавучие льдины одинаково белые, лишь парочка в дальнем углу отливала нежной голубизной. Но сейчас-то видно, что они разноцветные, как домики в городке. Вон та гора льда – бледно-зеленая, с изумрудным пятном возле сколотой вершины. А справа отвесная стена, расчерченная вертикальными оранжевыми струйками, будто капли Апероля стекали по краешку бокала, да так и застыли. Слева на простор морской волны выплыл складчатый айсберг, похожий на скомканное одеяло, если посчитать сверху вниз – шесть, нет, семь разных оттенков синего. За ним, вдалеке, мелькнул тигриный бок с коричневыми полосками.
Бывают же на свете белые тигры?
Он и этого не помнил. Мозг впитывал окружающую красоту и временами лениво восхищался пейзажем, но соображать отказывался. Лев пританцовывал на палубе, чтобы не замерзнуть.
Меховых сапог по размеру не нашлось, но Нига предложила запихнуть в ботинки собачью шерсть. А он отказался.
Дурак набитый!
Хотя нет, набитому, пожалуй, было бы теплее. Пароходик маленький. В трюме не спрячешься, там только двигатель и помещается. Кают нет в принципе. В крошечной рубке – ворчливый капитан, зыркающий из-под насупленных бровей на посторонних. Приходится вытанцовывать снаружи, иначе недолго и околеть – фырчащая посудина ползет по заливу нарочито медленно. Понятно почему. У этих разноцветных милашек, ласково трущихся о борт парохода, как котята, есть и подводная часть. «Титаник» не даст соврать. Не спеши, капитан, мы все понимаем. Как бы зябко не было на палубе, в ледяной воде люди погибнут через пять минут. А если акулы нарисуются, то и быстрее.
Акулы!
Не только Шеймус говорил про акул. Стюардесса тоже что-то такое упоминала…
Мозг заворочался, как медведь в берлоге. Медведь? Медвежонок…
Это ее брат.
И у него проблемы.
Из-за акул.
Точно! Он с невестой поругался.
Но… какая связь?
– Нига, – окликнул он девушку, которая все еще дулась и потому стояла в отдалении и нервно переплетала косу. – Я вроде бы вспомнил, но не все. Расскажи заново, что за беда у вас стряслась?
– Сначала пообещай, что поможешь моему брату.
– Шкура Медвежонка меня от холода защищает, – попытался отшутиться Лев, похлопывая по тяжелой дубленке, – как же я могу отказать ему в помощи.