Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 114

«В древней Англии с предателями интересов страны не церемонились. Осужденного выводили на площадь, прилюдно вырезали сердце и проносили перед толпой, дабы все, включая и детей, могли лицезреть «лживое сердце изменника». Потом, еще живому, приговоренному отрубали руки и ноги, и уж затем обезглавливали».

 

Опустошенный, но в какой-то степени удовлетворенный, Грифон возвращался домой. Поднимаясь по ступеням трехэтажного особняка, он рассеянным взглядом скользнул по бравому охраннику, застывшему навытяжку. По периметру настоящее чудо современного архитектурного искусства окружали  пулеметные гнезда, идеально вписанные в интерьер невысоких вышек.

Охранник дождался, пока хозяин поднимется по ступеням и без лишней суеты открыл дверь. Подобных действий от него не требовалось – Грифон не склонен был в повседневном общении с подчиненными закручивать гайки - так получалось само собой. При его появлении подбирались наметившиеся животы, выпрямлялись спины, и во взглядах читалась готовность выполнить любой приказ. Словом, происходило то, что любил хозяин. 

Ночь густела, наливалась чернотой, затемняя яркие светильники звезд и только народившийся диск луны. О надвигающемся дожде предупреждал запах озона, витавший в воздухе. Многочисленной охране предстояла долгая ночка под дождем. Казалось бы, под перестук капели легче спится, но Грифона в такие ночи мучила бессонница.

Массивные двери особняка закрылись, отделяя хозяина от раскатов пока далекого грома и сгущающейся темноты, прорезанной светом фонарей вдоль дорожек. Грифон надеялся, что сомнения, которыми день оказался забит до отказа, наконец, улетучатся  и впереди его ждет отдых: горящее пламя камина, кресло, пара бокалов коньяка и ласковая кошечка Адель, почти хранительница домашнего очага. Слово «почти» являлось не тем статусом, который со временем грозил перерасти в нечто большее. Нет. Звание любовницы было окончательным и обжалованию не подлежало. Красивая, большегрудая, в меру стервочка – все, вместе взятое, устраивало Грифона. Но кто мог ручаться за то, что свято место завтра не займет другая, вызвавшаяся удовлетворять его прихоти не с меньшим энтузиазмом?

Единственное требование, которое не радовало избранниц – на светской жизни можно было смело ставить крест. Каждый шаг девушки отныне контролировала охрана. В расписание однообразных дней отныне не входило общение с родными, друзьями-подружками, просто знакомыми. Исключения допускались в самом крайнем случае. И если принять во внимание отсутствие постоянной радиосвязи между островами и остальным миром, то согласие на жизнь с Грифоном являлось разновидностью домашнего ареста. Четко контролируемое одиночество – вот плата за роскошную жизнь в особняке, дорогие подарки и редкие поездки на архипелаг. Несмотря на минусы, от желающих не было отбоя. В отношениях с любовницами присутствовал еще один нюанс, о котором до поры милой куколке Адели знать было не обязательно.

Девушка ждала его в гостиной, обитой черным деревом. Она сидела на диване, сжимая в руке тонкую ножку бокала, в котором пенилось шампанское. В карих глазах плясали огоньки – отражение пылающего камина. Легкий шелк пеньюара кораллового цвета скользнул с плеча, обнажая грудь, когда она с радостным «привет» поднялась Грифону навстречу.

- Алекс! Наконец-то! – Пухлые губы недовольно надулись. – Я уж думала, опять спать одной!

Грифон не удостоил девушку ответом. Обогнул ее, хлопнув по округлой попке. Только утонув в глубине мягкого, необъятных размеров кресле, он понял, насколько устал.

- Плесни мне коньяка, - негромко сказал он.





- Хенри? Мартель? – с готовностью отозвалась она. От былого недовольства не осталось и следа.

Грифон отрицательно покачал головой.

- Значит, Хеннесси…

Адель птичкой подлетела к бару. В порхнувших полах пеньюара на миг открылся чисто бритый лобок. Грифон расслабленно вздохнул, наблюдая за тем, с какой ловкостью девушка управляется с бутылкой, собирает нехитрую закуску.

Все как обычно. Все как всегда. Хотя… Возникала порой мыслишка о необходимости что-то поменять в жизни. Это «что-то» вертело сейчас роскошным задом у стойки бара. И не то, чтобы глупая девочка стала его раздражать. Отнюдь. С годами в ней прибавилось готовности решаться на многое, если не на все - в основном это касалось секса и бытовых мелочей. А в  умной собеседнице Грифон нужды не испытывал никогда.

В физике есть такое понятие, как усталость металла. Так и эмоциональный фон наркобарона выдерживал близкое присутствие одной женщины не более трех лет. Потом глаз замыливался и объект переставал вызывать сексуальный интерес, несмотря на ярко выраженные достоинства. Однако с Аделью все оказалось не так прямолинейно. Каждый раз, наблюдая за тем, как девушка наклонялась, являя в распахнутом вороте пеньюара упругую грудь, Грифон пересматривал свое решение.

Хорошая девочка.

Пусть поживет.

Владелец криминального бизнеса медленно поднял бокал, наслаждаясь приглушенным янтарным блеском, затаившимся внутри благородного напитка. На столе как по мановению волшебной палочки возникла тарелка с белым виноградом – идеальный способ оттенить сложную текстуру фруктовых нот. Грифон не признавал в качестве закуски лимона. Тем более в нем вызывала неприятие так называемая Николяшка или Николашка – цитрус, посыпанный сверху кофе с сахаром. Кстати, названая в честь Николая II, закуска была обязана курьезу.  Как известно, царь не жаловал спиртное. Но однажды, во время приема французских послов хватанул подаренного в качестве презента коньяка. И, как водится, поморщился. Чтобы сгладить впечатление, император положил в рот дольку лимона, подававшегося к чаю – дескать, вот что было причиной недовольной гримасы на лице! Но обычай прижился, неизменно вызывая шок у французов, придерживающихся при употреблении коньяка правила трех «С» - café, cognac, cigares.