Страница 9 из 13
– Как насчет «Урожая»?
Я пошевелила носом.
– Да, я читала эту книгу.
Сперва мне показалось, что он улыбнулся, но на самом деле у него просто дернулась губа. Ошибочка вышла.
– Она правда настолько плоха, как я думаю? – спросил он.
– Нет, просто… она не такая, как другие. – Я прикусила нижнюю губу. – Эта книга отличается от остальных, но я не могу понять почему.
– Я написал ее после смерти моей бабушки. – Грэм переступил с ноги на ногу. – Это полное дерьмо, и его не следовало публиковать.
– Нет, – нетерпеливо ответила я. – Во время прочтения у меня перехватывало дыхание, просто немного в другом смысле. Поверь, если бы я думала, что это полная чушь, то так и сказала бы. Мне никогда не удавалось убедительно лгать. – Мои брови зашевелились, а нос сморщился, когда я встала на цыпочки – точно так же делала наша мама, – и снова уставилась на звезды. – А ты не думал посадить дерево?
– Что?
– Дерево в честь твоего отца. После смерти одного близкого человека мы с сестрой закопали ее прах в землю и посадили на этом месте дерево. По праздникам мы садимся под деревом и едим ее любимые сладости, чтобы почтить ее память. Это круг жизни. Она пришла в этот мир в виде чистой энергии и точно так же вернулась в свое первоначальное состояние.
– Ты идеально вписываешься в образ стереотипного миллениала.
– Я считаю, что это отличный способ сохранить красоту окружающей среды.
– Люсиль…
– Можешь звать меня Люси.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
– Люси – это имя для ребенка. Если ты хочешь чего-то добиться в этом мире – представляйся своим полным именем.
– Я запомню. А если ты когда-нибудь захочешь стать душой вечеринки – тебе следует подумать о прозвище Грэм Крекер[1].
– Ты всегда такая смешная?
– Только на платных похоронах.
– Сколько стоили билеты?
– От двухсот до двух тысяч долларов.
У него перехватило дыхание.
– Ты шутишь? Люди заплатили по две тысячи долларов, чтобы посмотреть на мертвое тело?
Я провела рукой по волосам.
– Плюс налог.
– Я беспокоюсь о будущих поколениях.
– Не стоит. Предыдущее поколение тоже беспокоилось о тебе, но посмотри, ты очевидно вырос дружелюбным очаровашкой, – подтрунила я.
Он почти улыбнулся. И это было почти красиво.
– А знаешь, по финалу твоей речи можно было догадаться, что ее написал кто-то другой. Поверить не могу, что упустила такую подсказку.
Он приподнял бровь.
– Может, ее действительно написал я.
Я рассмеялась.
– Неправда.
Он не засмеялся в ответ.
– Ты права. Как ты догадалась?
– Ну… ты пишешь ужасы и триллеры. Я читаю их с восемнадцати лет, и они никогда не заканчивались хорошо.
– Это не так, – возразил Грэм.
Я молча кивнула.
– Серьезно. Монстры всегда побеждают. Я начала читать твои книги после того, как потеряла одного из своих лучших друзей, и их мрачность принесла мне небольшое облегчение. Благодаря им я осознала, что в мире много разной боли, и это помогло мне справиться с моей собственной. Как ни странно, твои книги принесли мне покой.
– Я уверен, что одна из них закончилась счастливо.
– Ни одна. – Я пожала плечами. – Но это не страшно. Твои книги по-прежнему остаются шедеврами, просто не такими позитивными, как сегодняшняя похоронная речь, – я ненадолго замолчала и вдруг снова засмеялась: – Позитивная похоронная речь. Пожалуй, это самая неловкая фраза, которую я когда-либо произносила.
Мы снова замолчали. Каждые несколько минут Грэм снова начинал стучать по запертой двери, разочарованно вздыхая после каждой неудачной попытки.
– Сожалею насчет твоего отца, – еще раз сказала я, наблюдая за его тщетными усилиями. Для него это был долгий день, и мне было невыносимо смотреть на то, как отчаянно он хочет остаться в одиночестве, а я – единственное, что стоит на его пути к покою. В день похорон отца он буквально оказался заперт в клетке с незнакомкой.
– Все в порядке. Люди умирают.
– О нет, я сожалею не о его смерти. Я верю, что смерть – это только начало очередного приключения. Мне жаль, что для тебя он не был тем же человеком, каким казался всему остальному миру.
Грэм на мгновение задумался, явно собираясь что-то сказать, но в итоге предпочел промолчать.
– Ты не привык выражать свои чувства, не так ли? – спросила я.
– А ты выражаешь свои чувства слишком часто, – отрезал он.
– А ты вообще что-нибудь написал?
– Прощальную речь? Нет. А ты написала одну из тех, что висят у входа? Может, я прочитал твою речь?
Я засмеялась.
– Нет, но я написала кое-что во время церемонии. – Я полезла в свою сумку и достала оттуда маленький клочок бумаги. – Она не такая красивая, как твоя украденная речь, но все же это слова.
Грэм протянул руку, и я положила клочок бумаги в его ладонь, едва задев кончики его пальцев.
Фанатская истерика через три, два, один…
Воздух надо мной, земля подо мной, огонь внутри меня, вода вокруг меня…
Он прочел мою речь вслух и тихо присвистнул.
– Оу, – сказал он, медленно кивая. – Ты чудаковатая хиппи.
– Да, я чудаковатая хиппи. – Уголок его губ дернулся вверх, словно он с трудом сдержал улыбку. – Моя мама постоянно говорила это нам с сестрами.
– Значит, твоя мама тоже чудаковатая хиппи.
Я почувствовала болезненный укол в сердце, но продолжила улыбаться. Найдя подходящее место, я снова села на землю.
– Да, она была такой.
– Была, – пробормотал он, нахмурив брови. – Прости.
– Все в порядке. Кое-кто сказал мне, что люди умирают и это случается довольно часто.
– Да, но… – начал он, но так и не договорил.
Наши глаза встретились, и на мгновение мне показалось, что выражение его лица больше не такое холодное, а взгляд полон печали и боли. Это был взгляд, который он прятал от всего мира в этот тяжелый день. Взгляд, который он, вероятно, прятал от самого себя всю свою жизнь.
– Я написал прощальную речь, – прошептал Грэм, садясь на землю рядом со мной. Он согнул колени и засунул руки в рукава рубашки.
– Да?
– Да.
– Не хочешь ею поделиться? – спросила я.
– Нет.
– Ладно.
– Да, – тихо пробормотал он.
– Хорошо.
– Это не совсем то… – начал он, доставая из заднего кармана сложенный листок бумаги.
Я пихнула его локтем в ногу.
– Грэм, ты сидишь на улице, запертый с чудаковатой хиппи, которую ты больше никогда не увидишь. Тебе не о чем волноваться.
– Ладно, – он откашлялся, и я физически ощутила его напряжение. – Я ненавидел своего отца, и несколько ночей назад он умер. Он был самым страшным демоном, самым большим монстром и моим живым кошмаром. И все же с его уходом все вокруг меня как-то замедлилось, и я скучаю по воспоминаниям, которых никогда не существовало.
Вау.
Это была короткая речь, но она так много значила.
– Это все? – спросила я, чувствуя, как по рукам бегут мурашки.
Он кивнул.
– Это все.
– Грэм Крекер? – тихо позвала я, поворачиваясь к нему всем телом и придвигаясь на несколько дюймов.
– Да, Люсиль, – ответил он, тоже поворачиваясь ко мне.
– Каждое твое слово становится моей новой любимой историей.
Когда он приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, дверь распахнулась, разрушив наш зрительный контакт. Обернувшись, я увидела охранника.
– Я его нашел! Эта дверь запирается автоматически. Думаю, он застрял.
– О боже, ну наконец-то! – произнес женский голос. В тот момент, когда она вышла на улицу, я удивленно прищурила глаза.
– Джейн.
– Лирика?
Мы с Грэмом звучали в унисон, глядя на мою старшую сестру, которую я не видела уже много лет. Мою старшую сестру, которая была беременна и широко раскрытыми глазами смотрела на меня.
– Кто такая Джейн? – спросила я.
– Кто такая Лирика? – возразил Грэм.
Ее глаза заблестели от нахлынувших эмоций, и она сложила руки на груди.
1
Грэм-крекер – сладкий ароматизированный крекер, который появился в Соединенных Штатах Америки в начале 1880-х годов.