Страница 9 из 17
Ингвар ринулся на него. Кулак мелькнул у Митиного лица — лишь в самое последнее мгновение он успел увернуться, пропуская разогнавшегося Ингвара мимо себя. Пинка ему вслед отвесить… Пнуть не получилось — противник неожиданно метнулся вбок, закладывая вокруг Мити короткую дугу, попытался ударить с тылу…
Не выходит пнуть — лягнем!
— Аргхх! — сзади донесся хрип напоровшегося на выставленную ногу Ингвара.
Митя стремительно развернулся на каблуке — его кулак врезался Ингвару в челюсть. Младший Штольц рухнул на траву.
— А ты неплох, колбасник! — выдохнул Митя. — Но и не хорош! — и замахнулся. У него уже сложилась традиция каждый раз отвешивать Ингвару по ребрам — а традиции нарушать нельзя, на них мир стоит.
Ингвар перекатился в сторону, нога пнула воздух. Размахнувшийся для пинка Митя провалился в собственный удар, вторая нога поехала по скользкой траве… Взмахнув руками, точно заполошная курица — крыльями, Митя позорно рухнул рядом с Ингваром.
— Ага-а! — от торжествующего вопля зазвенело в ушах, Ингвар навалился Мите на грудь и попытался то ли придушить, то ли на глаза надавить… и вдруг так и замер с хищно вытянутыми руками и выпученными глазами.
— Мара! — шепнул он и меловая бледность начала заливать лицо.
Митя, уже примерившийся врезать Ингвару по почкам, удержался в последний момент — кулак мягко, как в подушку, ткнулся Ингвару в бок. Митя извернулся, стряхивая противника с себя… и тоже замер.
На крышке погреба сидела тварь. Черные лохмотья окутывали тощее угловатое тело. Бесформенный плащ топорщился на спине, будто под ним прятался горб, высоко приподнятые плечи чуть не подпирали запавшие щеки. Лицо твари белело как пятно снега на черной дороге, а глаза зияли темными дырами, будто и не было их вовсе. Мара склонила голову набок, так что спутанные, ярко-рыжие волосы упали на плечо, и проскрипела:
— Убьешь его? Тебе понравится! — и зашлась знакомым визгливо-скрипучим хохотом.
— Мара-а! — Ингвар взвился на ноги и… вцепившись Мите в ворот, принялся дергать изо всех сил, не переставая орать. — Вставайте! Бежим! Тут мара-а!
Митя повис в его хватке и захрипел — ворот рубахи впился в горло. Ворот треснул, Ингвар плюхнулся на зад, еще раз гаркнул:
— Бежим!
Снова вскочил и рванул по темной аллее к дому, пронзительно вопя:
— Аркадий Валерьянович, на помощь!
Оставшийся на четвереньках Митя отчетливо услышал как грохочет лестница подвала и…
— Банг! — крышка отлетела от удара снизу и как крот из-под земли, наружу высунулся Свенельд Карлович. И замер.
Прямо над ним, широко раскинув черные крылья, парила мара.
Смертивестница заложила вираж у него над головой, нырнула вниз, выставив когтистые лапы, и раззявив глотку, гаркнула в лицо управляющему:
— Кар! — снова расхохоталась и начала подниматься по спирали, постепенно растворяясь на фоне черного неба.
— Убьешь! Убьешь! — донесся с небес скрипучий голос, и шорох крыльев смолк, будто и не было его.
Митя оглянулся — в конце аллеи мелькнула спина Ингвара, распахнулось единственное светящееся окно. Добежал. Сейчас помощь придет. Примчится. Он потянул за оторванный ворот рубахи. Здешние места беспощадны к его гардеробу. Будто некие силы задались целью от всей его одежды… тряпки на тряпке не оставить.
— Что это было? — пробормотал Свенельд Карлович.
— Одна старая знакомая… залетала. На огонек. — с треском отдирая ворот, ответил Митя. — Вылезайте, Свенельд Карлович. Что вы прибежали, никто не удивится, с такими то криками. Но не из подвала же, право слово… — и вдруг замер, наблюдая, как управляющий торопливо выбирается наружу и запирает подвал.
Старший Штольц откинул крышку и выскочил, когда крики услышал. Значит, засов уже был отодвинут. И кто мог его отодвинуть, кроме… мары?
Митя скомкал в кулаке оторванный ворот со свисающими нитками:
«Не выйдет! Ничего у тебя не выйдет, рыжая! И не подлизывайся — мы все равно не подружимся! И делать то, чего хочет твоя Хозяйка, я не буду!»
[1] Милый брат, какой сюрприз! (фр.)
[2] Стыд — не дым, глаза не выест (нем.)
Глава 4. Сюртуки и репутация
— Как ты мог! — кричал отец.
Митя поглядел на него с усталым любопытством: что дальше? «Как ты мог так меня опозорить с этой безакцизной водкой!» или «Как ты мог торчать перед марой, ты же чуть не погиб!» Похоже, два происшествия тесно переплелись у отца в голове, и упреки по поводу то одного, то второго выскакивали по очереди.
— Как ты мог! — повторил отец, оставив Митиной фантазии, что именно он мог и как. — Неужели ты не понимаешь, что… — кажется, мара и бабайковская водка столкнулись, пихаясь локтями, потому что отец глубоко вздохнул… и призвал собственные мысли к порядку. — Во-первых, как ты мог додуматься подменить бутылки? Во-вторых… я и без того чуть не потерял тебя с этим бабайковским делом, а тут… мара! Ингвар говорит, он пытался тебя утащить, а ты как оцепенел… — отец вдруг осекся, искоса бросив на Митю быстрый настороженный взгляд.
— От ужаса? — язвительно спросил Митя.
— Нет! Не нужно снова лезть в пасть нежити, доказывая свою отвагу, как тогда с Бабайко! — в панике вскричал отец.
— Доказывать Ингвару? Мнение младшего Штольца значит для меня не так уж много. — Митя подумал и уточнил. — Ровным счетом ничего не значит.
— Ты с ним так и не поладил. — обреченно покачал головой отец.
— Да-а… — Митя задумчиво поглядел на тарахтящую впереди паротелегу. В кузове громко побрякивала обреченная на уничтожение преступная безакцизная водка, а на облучке сидел мрачный, как грозовая туча, Свенельд Карлович. Он то и дело поглядывал на рысящих вдоль дороги отца и Митю… и мрачнел еще больше. Вот уж… истинное дитя Одина, прямой и твердый как его секира. Как бы по прибытии на место ему не пришло в голову рассказать все подробности нынешней ночи. Во имя спасения Митиной чести и взаимного понимания с отцом. Рядом притулился Ингвар, на лице его царило странное выражение: горделивого довольства и… разочарования. Надеялся, что отец Митю… что? Приговорит к немедленной ссылке в Сибирь? — Поладь я с ним, может, он на меня бы и не донес.
— Очень правильно он на тебя… рассказал! — отец аж приподнялся из седла паро-коня. — Ты вовсе не понимаешь, к чему бы привела твоя выходка?
— К тому, что у меня бы явились средства на новый гардероб. — немедленно ответил Митя.
— Гардероб! Только и можешь думать… — автоматон отца яростно рванул вперед, со скрежетом царапнув боком по Митиному паро-коню. Отец тут же дернул ручку — автоматон окутался паром, сбавляя ход. — Весь Екатеринослав увидит, как мы их повезем! — он махнул рукой в сторону подпрыгивающей на битом проселке паротелеги. — Нижние чины сгрузят бутылки и…
— И первым делом к ним приложатся! — зло выпалил Митя. Неужели отец не понимает…
— Да! — рявкнул отец в ответ. — А там вода! Как думаешь, что уже к вечеру в городе станут говорить? Что новый начальник Департамента полиции — мелкий мошенник?
— А так те же нижние чины сбудут мою… бабайковскую водку в лавки! — Митя не знал, что он испытывает больше — злость или смущение. О таком исходе он как-то не подумал… И не он один, Свенельд Карлович вот, тоже…
— Конечно. — невозмутимо кивнул отец. — И у меня появятся первые штрихи к портрету полиции в губернском городе. Кто… кому… куда… Все бутылки помечены. — в ответ на Митин ошарашенный взгляд он снисходительно улыбнулся. — А ты… гардероб! Как барышня, видят Предки!
— Я не как барышня, я… как нищий! В эдаком виде только на паперти просить. — буркнул Митя, отводя взгляд. Коварный отцовский план стал для него неожиданностью. Да он вовсе не думал, что у отца есть план!
— Ты вполне пристойно выглядишь. — сказал отец.
Митя демонстративно отвернул полу плотного кожаного автоматонного плаща, прикрывающего одежду седока от дорожной грязи… а в его случае скрывающий отсутствие у Мити сколько-нибудь приличной одежды.