Страница 14 из 14
— То есть оборотни…
— Одной ногой в Прави стоят. В этом их сила и слабость. Вторая ипостась волю подчиняет, силу пьет, голову дурманит. Многие из оборотней… — Елисей нахмурился, — себя забывают. Снаружи человек вроде — внутри дух зверя, который этой оболочкой управляет.
— А ведьмаки?
— Мы не оборотни и не метаморфы. Нам Явь подчиняется. Создает то, что мы хотим, иллюзорное вроде, но как бы и реальное, пластичное… — ведьмак трансформировал руку, держащую (пятый!) пирожок в когтистую лапу. Я невольно подалась назад. — Не знаю, за какие заслуги нам этот талант дарован, думаю, для защиты от навьих. Ограничены мы воображением и опытом — то, чего не видели, повторить не можем. По силе нам равны лишь драконы, мантикоры, грифоны, наги и еще несколько рас. Их ипостаси не из Прави. Им они Древними подарены, за заслуги.
— А медведь? Разве это не ваша ипостась?
— Нас, Веденеевых, Михаил Потапович когда-то по лесам сопровождал. Мы на нем верхом на навьих охотились. Где-то, видно, духом и соединились. А вообще, не знаю, — Еся широко зевнул. — Ну, и где мне спать ложиться? Наверху? Ты где спишь, слева или справа?
— Что? В смысле?! — возмутилась я, очнувшись от грез. Голос ведьмака звучал так расслабляюще, уносил в дальние миры…
— Я про комнату говорил. А ты что подумала? — Еся нагло ухмылялся.
— Дома тебе спать ложиться, сокол ясный, — напевно произнесла я, подражая деревенскому говорку, — Хочь слева, хочь — справа.
— Злая ты. Мне через весь город мотылять. А время позднее.
— Ничего, с ветерком покатаешься. Слышала я, как твои дружки ночами по городу гоняют — мосты серебряные качаются. Монстру свою автомобильную больше у ворот не ставь. Там журналисты.
— Точно! Поцарапают еще!
— Да мне твою зверюгу не жалко. Мне репортеров жаль, — объяснила я. — Дышат выхлопами, брехуны неразумные, понапрасну здоровьичко нежное губят.
— Ты их только кормить не вздумай. Угадал? Ага! По глазам вижу — собиралась.
— Ну и что? — я вызывающе пожала плечами. — Они тут только время теряют. Ничего им здесь интересного не перепадет. Пусть хоть поедят.
— А вот и ошибаешься, перепадет, — Еся встал и кинул на прощанье: — Думаешь, мы с тобой все сто дней в доме прибираться станем, пыль глотать, калории поглощать углеводные? Завтра в ночной клуб идем. Ты уж постарайся, красавишна, приоденься в шелка заморские, в стыд меня не вгоняй.
— Зачем? Куда? Какой еще клуб?! А подвал разгрести?!Какие клубы еще! У меня работы невпроворот! Эй! Ушел?!
Ушел. А рабочие еще раньше уехали, с темнотой. Я вышла во двор, села на любимый камень, еще хранящий тепло солнца. Думала, сменю монотонную жизнь в родительской пекарне на еще более скучную, в шумном городе, где никому ни до кого нет дела и можно потеряться, раствориться в толпе безликой, словно и нет тебя. А вышло иначе.
В кустах что-то зашуршало, захлопала крыльями какая-то ночная птица. Вспорхнула на яблоню, невидимая в темноте, и запела. Розоклюв? Значит, еще один в саду завелся. Добрая примета.
***
— Что она делает? — раздраженно спросила Марья.
— На камушке сидит. Птичек слушает. Лепота, — умиленно проговорил Дух Зеркала. — Розоклювы. Очень редкие птицы, исчезающие.
— Почему она здорова? Что пошло не так? — Лебедь покусала губы. — Магия моя при мне. И сильна я, как прежде. Покажи мне эту, Катарину, нимфу-актриску.
— Так вот она, — Зеркало вздохнуло, продемонстрировав больничную плату с пикающими приборами, и бледную девушку на койке. — В клинике, в коме, под аппаратом. Любимый ваш фокус, госпожа, — кома. Медсестры шепчутся, овощ, мол. Жених, — Дух вздохнул еще горше, — уже засомневался.
— Все они рано или поздно предают, — фыркнула Марья.
— Вы потому ведьмака молодого решили со свету сжить? Заранее? Предусмотрительно, — задумчиво протянул Дух.
— Да нет же! — рявкнула Марья. — Свидетель он! Знает многое!
— А зачем, вообще, кандидатуру его… хм… рассматривали?
— Потому что, — Лебедь усилием воли озвучила сокровенное, страшное: — Отец мой беспокоится. Мне рано или поздно… быть Навью поглощенной, там… в царстве Кощеевом, в избе на курьих ножках, что стоит посреди тропы лесной, одной ногой в Смерти, другой в Жизни.
Зеркало многозначительно крякнуло:
— Н-да, судьба незавидная. Так сами знали, на что идете.
Знала. И Дух в курсе, что ее ждет, просто опять в игры словесные играет. А Марье… вдруг выговориться захотелось, хоть одной живой душе, пусть даже такой.
— Ведьмак, коли полюбит меня, хоть правдой, хоть кривдой, и мужем моим станет, обязан будет жену любимую, — Лебедь горько засмеялась, — от нечисти защищать. Когда придет за мной Рать Навья, мне с ней не совладать — она в своем праве будет. А ведьмак совладает — сильный он, очень, сам силы своей не знает. Я под его защитой время бы выгадала. И, кто знает, мы с отцом успели бы найти треклятый Источник Воды Мертвой и Живой! Лишь бы ничто не помешало! Может, отец и прав: поспешила я, не стоило мне Елисея подставлять. Замену ему найти нелегко, перевелись в Сильверграде ведьмаки с горячим сердцем. Но ведь как хорош план был! И Есю бы проучила, и оборотней против ведьмаков настроила! Начался бы хаос, а мы бы усилили поиски! Дух, ты нашел того, кто Тень мою видел?
— Никак нет. Я по красавицам специалист. Свою работу знаю, чужую не навешивайте.
— Переплавлю!
— А и переплавляйте, — меланхолично отозвалось Зеркало. — Надоело души живые губить. Где ты, свободушка? Вечность, жди меня, я иду.
— Отпущу на волю, — неохотно выдавила Лебедь сквозь зубы. — Обещаю. Ипостась человеческую найду. Станешь опять живым. Хочешь ведь.
Дух долго молчал. Затем отозвался тихо:
— Посмотрю, что сделать можно. Клятву дашь, Навья Дева?
— Дам, — Марья облегченно выдохнула.
Обещать — не сделать. На то она и Навья Лебедь, что ее клятва ничего не стоит.
Глава 7
Глава 7
Вид у Беляны, когда ведьмак явился в лавку на закате, был удрученным. Елисей заметил на столе раскрытый альбом с фотографиями. Ну, понятно. Вспоминала — слезу пускала. Теперь глаза на мокром месте. Нашла время.
Первый вариант «шелков заморских» Еся забраковал. Красиво, элегантно даже, но…
— Ты в клуб собралась или в театр?
— Уж лучше бы в театр, — девица кисло улыбнулась. — Чего я там не видела, в клубах ваших?
— Можно подумать, ты в своей деревне только и делала, что тусовалась, — буркнул Елисей.
— Не тусовалась. Некогда было. Бывала пару раз в столице. Один клуб видел — считай, все видел.
— Вот и проверим. Это элитное место, наше, ведь-магов. Будешь еще детям рассказывать. Попроще есть что? И покороче.
Беляна кивнула, спустилась в другом платье, черном, узком и до колен. Тоже не огонь, но хоть видно, что девушка не из прошлого века в этот забрела. С кем это она в столице по клубам шарилась, интересно.
В «Серебре» как всегда было шумно, кумарно и разнузданно. Изя помахал им из-за столика. Беляна обрадовалась, сразу глазки загорелись, даже в щечку лепрекона чмокнула. И когда только скорешились?
Кто то посадил в прозрачный контейнер из анти-навьего стекла мруна, тварь-метаморфа. Такие сродни суккубам, только тупее. Но и у них смекалки хватает в природе человеческой лазейку найти, небольшую, но чтоб на пожрать хватало. А сколько такой твари в год крови человечьей нужно? Парочка выпивох, после заката на берегу реки встреченных и с пьяных глаз не понявших, кто перед ними, а вернее, что.
Тварь металась по кубу, билась о стенки, присасывалась к стеклу беззубым ртом. Мруну зубы во рту не нужны, они у него в другом… месте. А вот и трансформация: обнаженная девица, все при ней, но видно, что бедняжка немного не в себе: то ли перепила, то ли другим чем-то… догналась. Забрела на бережок ножки в прохладной воде помочить, а одежку в кустах бросила, не иначе. Глаза горят, влажный язык облизывает пересохшие губы, а взгляд призывный-призывный. Чего тебе, девица, надобно? А ты догадайся, добрый молодец, чего мне сейчас желается… в таком виде. И ведь так эволюционировала, навья монстра, что немногие из выживших затем описывали, что с ней разговаривали. Но не то чтобы задушевно очень — не до того было.
Конец ознакомительного фрагмента.