Написано кровью

Все равно факт остается фактом: скорее всего, они будут одни. И с тех пор, как это было оговорено, воображение его устроило сладострастный бунт. Тщетно он напоминал себе, что цель визита прежде всего педагогическая. Изощренные и пикантные образы упорно преследовали его.

Вот она сидит, положив руки на широко раздвинутые колени, демонстрируя эти свои малюсенькие, ужасно тесные меховые штанишки. Том называет их «твои шорты-мохнатки», намекая на нечто скабрезное. Еще фантазия подсовывала Брайану крупные планы ее ушек: одно нежное, безупречной формы, воплощенное изящество, а совершенная розовая раковина второго нашпигована всяким железом: штифтами, булавками, колечками, дрожащими серебристыми спиралями. Мысленно он вынимал гребень из ее волос, и они растекались по обнаженным плечам горячей лавой.

Заухала сова. Он снова посмотрел на запястье. Уже на полминуты больше! Целых тридцать драгоценных секунд потеряны! Он поискал глазами калитку, не нашел и полез через ограду.

При свете новенького фонаря он разглядел пожухлую траву и вываленный на нее мусор. Ржавый холодильник, дверца от буфета, помятые коробки из-под чая, выпотрошенное кресло, кипа старых телевизионных программок. Рядом с креслом лежала на боку пивная бочка.

Подойдя к дому, Брайан услышал звяканье, а потом — устрашающий лай и рычание. Собака выскочила из бочки и рванула к нему. Брайан вскрикнул от страха и отскочил, взмыв в воздух, как ракета. Удвоив громкость своих вокальных упражнений, пес натягивал цепь и рычал на него с неподдельной яростью.

— Сабр! — На темном фоне вспыхнул прямоугольник света, на крыльце стояла Эди. — Заткнись! Хватит брехать! — Она приоткрыла дверь пошире и улыбнулась Брайану. Тот с завидной скоростью добежал до нее. — Не бойтесь его.

— Боже мой, — Брайан сдавленно хихикнул, — да я ничего не имею против собак, даже наоборот. — Он храбро притворился, будто собирается пойти пообщаться с псом: — Ну что, дружище…

— Все же лучше не пытайтесь его погладить.

— А, да. Понятно.

Она не посторонилась, пропуская его в дом. Брайану пришлось протискиваться, виновато втягивая живот и глубоко вдохнув. У него закружилась голова. Лицо Эди было так близко, что он мог бы поцеловать ее.

Они оказались в комнате, про которую Брайан решил, что это гостиная, хотя места тут было маловато. Много гостей здесь вряд ли разместилось бы. Одной стены не разглядеть за штабелями коробок с наклейками «шарп» и «хитачи». Диван, обитый черным винилом, с поролоном, лезущим изо всех дыр и щелей, выглядел так, как будто его бык пободал. В углу стоял телевизор, самый большой из всех, что когда-либо видел Брайан. Огромный, матово-черный, чудо современной техники. На нем красовалась плетеная корзина с яркими искусственными цветами, оранжевыми и красными, а под ним — видеоприставка. Большой красивый магнитофон играл поп-музыку, очень громко. Повсюду кучками валялась одежда, несколько платьев висели на проволочных плечиках.

Эди, разумеется, и не подумала извиняться за беспорядок в комнате, что сразу произвело на Брайана впечатление. Его мать сразу рассыпалась бы в извинениях, даже если бы одна из лососевого цвета стеганых подушечек, закрепленных липучками на ее диване честерфилд, сдвинулась бы хоть на дюйм.

— Чувствуйте себя как дома.

— Спасибо.

Было очень тепло. Брайан снял куртку, аккуратно сложил ее, пристроил на диван и сел рядом. Он был тронут при виде своей распечатки с текстом, густо исчерканной шариковой ручкой. Нервно кашлянув, он осмотрелся. Что бы сказать? Его взгляд упал на коробки.

— Интересуешься… акустическими системами, Эди?

— Собираем коробки. Для фонда рассеянного склероза.

— Отлично! — Брайан изо всех сил постарался, чтобы она не заметила удивления в его голосе. — Делаете доброе дело, уф-уф-уф.

— Выпить хотите?

— Спасибо.

Она подошла в старому, тяжелому, пятидесятых годов буфету, уставленному сверху какими-то картинками, вазочками с искусственными цветами, открытками, и достала из-за дверцы бутылку. Он раньше таких никогда не видел.

— Кого я сейчас поздравляю с днем рождения, Эди?

— Мою маму. Тридцать один вчера исполнилось.

— Боже мой! — «Ничего себе, — подумал он, — моложе меня». — А она… дома сейчас?

— Не. Сегодня она тягает железо.

Ему очень хотелось спросить, дома ли Том, но тогда все было бы уж совсем очевидно. Где папочка, он и так знал. Мотает срок — десять лет за вооруженное ограбление в Олбани.

— Заткните деревом дырку, Брай.

Он в замешательстве огляделся и заметил в дальнем конце комнаты открытую дверь, ведущую на лестницу. Клэптон прикрыл ее и прислонился к ней спиной, игриво изогнув бровь. Потом ему пришло в голову, что такая поза может показаться угрожающей, поэтому он вернулся на середину комнаты, где и получил свой стакан.

— Ну, пьем до дна, — сказала Эди Брайану, беспомощно застывшему с липким стаканом в руках.

— А что это?

— Бормотуха, — усмехнулась она, — фруктовое вино. Яблоки, лимоны и всякое такое.

— А ты не выпьешь?

— Мне нужна ясная голова, верно ведь?

— Да, конечно, извини.

— Вы поведете меня опасными путями, Брайан.

Скорее желая задушить в зародыше то, что промелькнуло перед мысленным взором при этой фразе, чем ради утоления жажды, он сделал еще один большой глоток, и гремучая смесь взорвалась у него в голове, где-то между ушами.

— Хорошо пошло?

— Отлично. — Он вцепился в спинку стула. — Громолеты, вперед!

— Что вперед?

Разумеется, ей слишком мало лет, чтобы она помнила первый сериал, и слишком много, чтобы заинтересоваться ремейком. Зачем он это сказал? Вот глупость. Еще решит, что он полный кретин.

Эди раскачивалась под музыку, закрыв глаза. Изгиб спины так изящен, вся она так податлива на вид. И в то же время вся — стальная пружина. В лакированных туфельках на каблуках, которые ей чуть-чуть великоваты. «Наверно, мамины», — подумал Брайан, и эта мысль вызвала у него прилив нежности. Он храбро включился в танец, неуклюже переминаясь с ноги на ногу и прищелкивая пальцами, не в такт. Музыку он чувствовал даже хуже, чем диалог.

— Еще выпить? — Она остановилась.

— Да нет, лучше не надо. Спасибо.

— Тогда садитесь.

Брайан огляделся. Единственное в комнате кресло было завалено видео- и аудиокассетами, рваными колготками, бесплатными газетами, и на всем этом чудом держалась тарелка с остатками томатного соуса и подсохшим яичным желтком. Брайан уселся все на тот же диван.

Здесь тоже было полно всякого мусора, но Эди сгребла его и выбросила за спинку. Для этого ей пришлось встать на колени и потянуться вперед, тесная юбка так облепила ее, что Брайан увидел ложбинку между ягодицами. Его немедленно бросило в жар, что он приписал избытку тепла от электрокамина.

— Итак, юная Эди, — да, держаться легко и непринужденно, — чем я могу помочь?

Она плюхнулась на диван рядом с ним.

Ну что ж, и правильно. Ничего такого в этом нет. С чисто практической точки зрения это единственное нормальное место, где можно сесть. Нет никакого смысла садиться за несколько миль от него в шаткое кресло. Если это просто консультация, а судя по всему, так оно и будет, подобная доверительная близость очень важна.

Хорошо бы только он мог ее услышать, слишком уж громко играет музыка. От этого драйвового бита у него череп раскалывался. Он бы с удовольствием попросил приглушить, а то и выключить музыку, но боялся, как бы его не сочли душным дяденькой средних лет.

Эди устроилась на диване, поджав ноги. На ее блестящих черных колготках пошла стрелка, она начиналась на левом колене и уходила вверх, под юбку леопардовой расцветки. Брайан с трудом оторвал взгляд от спущенной петли и приструнил распалившееся воображение, которое уже рисовало ему место, где стрелка кончалась. Потом он снова спросил Эди, что ее беспокоит и чем он может помочь.

Он сказал это очень тихо, зная, что она не услышит, и, к его облегчению, план сработал. Эди встала и выдернула из розетки вилку магнитофона. Огненные цветы на телевизоре тоже поумерили свое сверкание, превратившись в пыльную, бесцветную пластмассу.