Страница 101 из 112
В саду стемнело и зажглись маленькие фонарики, спрятанные в густой, как ковер, нестриженной траве. В ней сплетались и расплетались тела, раздавались вскрики и стоны, слышались ритмичные шлепки и хлюпанья. Когда-то я бы испытала шок, стыд, смущение.
Попыталась бы сбежать.
Но с тех пор я видела вещи куда более шокирующие и интересные, чем люди, которые просто занимаются сексом с вампирами.
Меня интересует только троица под клонящимися кустами ярких белых цветов. Марий, который резкими толчками входит в Демона. Демон между раздвинутых ног Златицы — вылизывает ее с таким упоением, что я почти завидую.
Полный разврат. Но в их исполнении выглядит на удивление гармонично и почти невинно. Даже когда они втягивают к себе еще одну девушку, подставляющую Златице тонкую длинную шею. Златица пьет — и тут же делится кровью с Демоном. Их поцелуй переходит в горячее слияние, на которое вновь со стороны смотрит Марий, пока они не приходят в себя и не становятся перед ним на колени, конкурируя за право коснуться его языком.
Одна поза перетекает в другую — кто-то наверху, кто-то снизу — и все чаще они не просто стремятся втыкать одни части тела в другие, а прижимаются друг к другу так плотно, что кажется, что никакого магического слияния и не нужно. Они уже.
Я брожу по саду, аккуратно огибая островки, составленные из голых тел. Люций потерялся где-то в доме, но вот о ком я не беспокоюсь — так это о нем. Наверное, это похоже на предвкушение брака в былые времена. Скоро мы будем вместе и ничто нас больше не разлучит. Никогда. Можно не бояться снова остаться без него, можно спокойно смотреть, как обтекают его обнаженные тела женщин — даже если кто-то ему понравится, это все равно ненадолго. Они никогда не станут его частью.
Кровь, пот, вино, сперма, смазка — все льется рекой на темно-зеленую в свете фонариков густую траву. Наверное, это красиво. Но совершенно никак не отзывается во мне. Даже странная оргия в сумасшедшем доме выглядела изящней. Хотя там ее устраивал Люций, а тут — половинки Демона. Уверена, ему нравится. Он такой и есть — озабоченный извращенец, любитель красивых картинок и животного секса.
Я же люблю, как выяснилось, более странные, изломанные, по-настоящему больные штуки. Люций научил.
Лестница, ведущая на второй этаж дома, полностью разрушена. Зато на террасе увитые лозой шпалеры поднимаются почти до самого второго этажа. Оттуда легко перебраться на крышу и залезть в окно, очутившись в детской, где ночевал Демон. И это заметно — из подушек и одеял прямо на полу свито подобие гнезда — меблировка дома крайне скудна.
Из детской я добралась до «супружеской» спальни, которую занимали мы с Люцием, скинула с себя остатки вещей, пропахших страхом, кровью и сексом и приняла душ. Забралась под одеяло, свернувшись калачиком на свежих простынях и почувствовала себя безумно уютно, словно в норе, выкопанной в отвесной стене холма. Где-то там внизу слышались стоны, музыка, песни, вскрики, плеск, стук, шорох. Но сюда никому не добраться.
Даже учитывая, что любой вампир с легкостью запрыгнет на такую высоту, а любой человек — взберется, следуя моим путем.
Я выпустила свою тьму и отправила ее погулять — и заодно запечатать все входы наверх, оставить меня в моей уютной колыбельке одну.
…не совсем одну.
Холодные пальцы неслышно подкравшегося Люция запутались в моих волосах. Я развернулась — и попалась. Он был таким же обнаженным, как и я, и скользнул в мой уютный мир змеем-искусителем, сразу разделяя со мной яблочный вкус, принесенный на остром горячем языке.
— Мне кажется, или мы совсем другие, не такие, как они? — спросила я, дрожью притираясь всем телом в его тело. — Не такие зацикленные на сексе?
Странный вопрос, учитывая, что в этот самый момент я обхватываю его ногами и трусь животом о стоящий член. Но он должен понять.
— Нет, не такие, — согласился он, ледяными пальцами и огненным дыханием терзая мою грудь. Она изнывала то от холодных касаний, выкручивающих соски, то от огненных поцелуев, внезапно меняющих ощущения на полностью противоположные. Реагировала остро и болезненно, как зуб со слабой эмалью, ноющий от горячего и холодного. Только в этой реакции была своя сладость. Даже в боли.
— Хочу тебя, — проговорила я, расплетая пальцами длинные белые пряди. — Насмотрелась на них и теперь дико хочу тебя. Но боюсь превратиться в такую же неразборчивую нимфоманку, как Златица.
— Как ты меня хочешь, извращеночка?.. — бесконечно черные глаза пронизывали меня насквозь. Я владела тьмой, я хранила Люция в себе, я видела смерть вампиров и древние проклятия, но этот взгляд все еще пугал и волновал меня до дрожи.
— Чтобы ты… — я почти смущенно провела пальцами по выступающим ключицам, по худым угловатым плечам, лизнула в шею. — Чтобы ты нанизал меня на свои пальцы. Как тогда, в Италии, помнишь? В первый раз…
— И все? — насмешка в голосе, шелестящий на краю сознания смех, холод, ползущий по позвоночнику.
— До упора. На разрыв. Чтобы я чувствовала их внутри как кукла, надетая на руку мастера.
Его пальцы обвели мой живот по кругу, скользнули к бедрам, которые я развела так поспешно, что снова услышала смешок.
— Практически невинное желание. Учишь тебя, учишь…
Я раздвинула ноги, открываясь ему целиком, приглашая в себя.
— Я не могу придумать ничего более извращенного, — призналась, глядя ему в глаза. — С того дня это воспоминание меня заводит в любых условиях. Но если можешь ты — сделай это со мной. Самым грязным и жарким способом, который придумаешь.
Глаза Люция вспыхнули миллиардом звезд первой ночи на Земле.
— Я всегда в тебя верил. Кааааааак мне будет не хватать твоих грязных мыслишек, когда мы сольемся…
— Уверена, будет еще жарче… — мое дыхание прерывалось, потому что холодные кружащие пальцы спустились ниже, к промежности и пока только коснулись нежной кожи, еще ничего не сделали, а я уже сошла с ума от предвкушения.
— Когда мы были в тебе… — его палец медленно проник внутрь меня, и я задрожала от остро ледяной этой ласки. — Это было не жарко.
— Это другое… — попыталась слабо возражать я, но когда длинные пальцы — уже два — медленно, томительно проникают внутрь, пока разгоряченное влажное лоно подрагивает вокруг них, боясь сомкнуться и обжечься холодом, разумно аргументировать получается плохо.
— Я выебу тебя так, что ты вывернешься наизнанку, похотливая моя половина… — прошипел Люций, рывком разводя мои колени еще шире, а потом так же резко вгоняя уже три пальца и раздвигая их внутри.