Древняя душа

— Нууу, — протянула я, собираясь с мыслями. Глаза скользнули по горе вдалеке. Ее верхушка терялась в тумане, как и половина зеленого склона, картинка была открыточной и что-то напоминала, но вспомнить не удавалось, и это меня злило. — Сколько мы еще будем тут торчать? Уже неделя прошла.

— Это для твоей же безопасности, малышка. — Он встал рядом.

— Знаю. — Руки стиснули края качели. Пришлось напомнить себе, что муж меня спас и ни в чем не виноват. Это он может жаловаться на то, что из-за проблем супруги ему приходится прятаться на вилле, которая принадлежала когда-то наркобарону. — Прости. Я устала от безделья.

— Понимаю.

— Нужно как-то решать проблему. Не хочу всю жизнь прятаться от этого Горана Драгана. Если он хочет убить меня и не остановится, как ты говоришь…

— У тебя есть основания не доверять мне? — резко перебил Алекс. Черты лица заострились. Это снова что-то напомнило. Или кого-то. Следом накатила уже привычная волна злости.

— Не придирайся к словам! — прошипела я, вскочив. — Уж не знаю, какой была твоя жена до этой проклятой амнезии, но я нынешняя не намерена прятаться и убегать! Ты говорил, что Охотники — сплоченное сообщество, давай попросим их помочь!

— Саяна, мы не можем никому доверять!

— Тогда давай встретимся с Драганом и поговорим. Может, мне удастся убедить его…

— Он убьет тебя!

— Тогда у нас только один выход — убить его! — рявкнула я и, резко развернувшись, зашагала к дому.

Красивый, кстати. Даже злость не помешала в очередной раз восхититься задумкой архитектора: вписанный одной стороной в холм темно-коричневый прямоугольник другой, прозрачной, был обращен на долину внизу, которую вдалеке подпирала гора с зеленым склоном и «шапочкой» белых облаков сверху.

Красота этого поэтичного чуда архитектуры меня успокоила. Поэтому когда Алекс подошел ко мне, облокотившейся на столешницу в кухне, гнев уже затих.

— Малышка, прости, — он осторожно положил руки на мои плечи. — Мы обсудим это, хорошо? А пока, если хочешь развеяться, можем съездить в одно место — здесь неподалеку есть «Чудо над пропастью». Только нужно быть максимально осторожными.

— Конечно, хочу! А что за чудо? — я обернулась к нему — на радостях так резко, что нечаянно прильнула к мужчине.

— Это ты чудо, Саяна… — прижав спиной к столешнице, Алекс начал меня целовать. Внутри что-то задрожало, отозвавшись желанием на его страсть, заставило обвить шею Охотника руками и ответить. Мужчина застонал, когда кончики наших языков встретились, руки гладили мое тело, распаляя все сильнее, кровь забурлила. Но он замер, положив голову мне на плечо и тяжело дыша, а потом отстранился.

— Что не так? — выдохнула я, заглянув в его глаза.

— Это подло с моей стороны. — Алекс сжал зубы и быстро ушел с кухни.

Как же все сложно! С моих жаждущих поцелуев губ сорвался стон. Я закатила глаза, а потом рассмеялась, подумав о том, что напоминаю недожаренное блюдо — муж начал готовить, довел до кипения и… остановил процесс посередине, не доведя до конца. Причем, до конца — во всех смыслах! Мой смех перерос в дикий хохот, когда дошла двусмысленность этих мыслей. Я всегда такой пошлой была, интересно?

Первые несколько часов меня это даже забавляло: черные очки в половину лица, кепка, надвинутая на глаза, толстовка с капюшоном, смотреть желательно под ноги, избегать видеокамер и ни с кем не разговаривать. Этакая своеобразная игра в шпионов. Но когда мы прибыли в каньон реки Гуаитары, необходимость прятаться и постоянно быть настороже начала напрягать. Это место, не зря названное «Чудом над пропастью», хотелось разглядывать не через черные очки, делающие окружающий мир вечерним и депрессивным, а просто видеть своими глазами и замирать от восторга.

Потому что собор Лас Лахас, темно-серый с белой отделкой, с маленькими башенками, круглыми резными медальонами окон-розеток действительно был чудом.

— Как его вообще смогли построить? — я покачала головой, рассматривая такой же «кружевной» мост арками над ущельем между двумя горами, по дну которого вилась река. С одной его стороны как раз и высилась католическая базилика, вокруг которой не спеша бродили туристы, с удовольствием делающие сотый кадр этого дворца из сказки.

— Похож на домики из спичек, — Алекс обвил мою талию, — в нашем детстве такие делали, помнишь? — он осекся. — Саяна, прости!

— Все хорошо, не переживай. — Мы зашли внутрь, полюбовались витражами и белыми стрельчатыми потолками с отделкой под золото, посидели на широких коричневых скамьях, слушая гул шагов и приглушенных разговоров, и подошли к наскальной иконе Мадонны с младенцем Иисусом.

Именно благодаря ей, неизвестно кем и когда нарисованной на камне, здесь и возвели собор. По легенде изображение возникло во время грозы в середине 18 века, а обнаружила его местная глухонемая девочка, которая начала после этого разговаривать. Теперь сюда едут паломники со всего мира — икона славится своими исцелениями — незадолго до входа в храм мы проходили мимо стены с бесчисленным множеством благодарственных каменных табличек выздоровевших людей.

Я улыбнулась, ощущая благодатную ауру этого места. На глаза навернулись слезы. Смахнув влагу со щек, я посмотрела на миловидную Мадонну с ребенком на руках. Воспоминания роились вокруг, сердце сжимало тоской, ощущение потерянности и одиночества давило изнутри. Мне словно не хватало чего-то, самого важного и ценного — того, что сделало бы меня самой собой, цельной и находящейся на своем месте. Изнутри словно вынули сердцевину, как косточку из персика, душу удалили, и отправили таким вот инвалидом скитаться по свету. — Не плачь, малышка, умоляю, — тихий голос Алекса вывел из раздумий. Я с досадой посмотрела на него — выплывать из своих мыслей совершенно не хотелось, и устыдилась, увидев полные боли глаза.

— Не буду. — Через силу улыбнувшись, я обняла мужа и прижалась щекой к его груди. — Прости.

— Это мне надо молить о прощении! — выдохнул он, крепко сжав в объятиях. — Любимая!

Я хотела спросить, за что, но стало не до того. Внутри словно что-то заворочалось, внезапно проснувшись — нечто настолько сильное, что эта мощь, заворожив меня, не оставила сил даже испугаться. Глаза были открыты, но ничего не видели — перед ними калейдоскопом кружились картинки. Фигуры с размытыми лицами, чьи-то глаза непонятного цвета, обрывки фраз, ощущение бешено стучащего сердца в груди под моей щекой, дорожки слез на лице мужчины, который казался незнакомцем — но та глубинная часть, что сейчас требовала к себе внимания, знала, что он таковым не был. Мне очень хотелось рассмотреть его, но всплывали лишь разрозненные детали. А потом я вспомнила вкус его губ — нежность и страсть. В душе, ударив под дых, взметнулось бешеное желание.

Громкий всхлип улетел к стрельчатым аркам. Алекс подхватил мое оседающее на пол тело. Не ощущая ног, я с его помощью вышла из собора. На свежем воздухе стало полегче. Словно сквозь вату издалека доносился шум водопада. Хочу пить. Все еще будто сквозь завесу тумана взгляд зацепился за фонтанчик на другой стороне моста.

— Саяна, что с тобой? — встревоженный голос Алекса безумно раздражал.

С трудом удержавшись, чтобы не рявкнуть на него, я дошагала до белой скульптуры — ангелочка, который держал в руках то ли ведро, то ли лейку и лил из него воду в железную вставку поддончиком в углу перил моста. Подставив под струю «лодочку» из дрожащих ладоней, я жадно выпила холодную воду, а потом ею же умылась. Стало легче.

Глаза остановились на ангелочке — кудрявом мальчике лет 5–7 на вид, в длинном безрукавом балахоне до пят, подпоясанном веревкой. На небольших крылышках за его спиной, как и на запястьях, шее и ручке ведра, висели браслеты, крестики и бусы всевозможных форм и расцветок. Мое сознание цеплялось за детали — видимо, из-за опасения вновь ухнуть в тот водоворот, что отрезал меня от внешнего мира несколько минут назад.

— Люди обвешали его всем подряд, даже черепами, забавно.