Похоронный агент

– А не пойти ли мне завтра в море на рыбалку, как в детстве? – спросила себя Лиза, ставя свою машину на парковку. – Где ловить и как ловить, я помню, лодкой управлять могу, грести отец научил. Пойду. Решено.

И приободрившись от этой идеи, зашла по пути домой в булочную.

– Мне две булки серого хлеба и одну белого, – сказала она продавщице, как когда-то говорил её отец.

Он умер почти два года назад от сердечного приступа, а мать её умерла ещё раньше от какой-то болезни печени, и Лиза осталась совсем одна на белом свете, не считая, конечно, Вадика.

– А у нас серого хлеба не бывает, – виновато ответила продавщица, удивлённо разглядывая дородную, богато одетую даму.

– Ну что ж, давайте тогда три булки белого, – вздохнула с сожалением упитанная дама. – Ещё один пакет пустой посчитайте.

Во дворе своего дома Елизавета Петровна с трудом нашла детскую песочницу и, воровато оглядываясь по сторонам, насыпала жменями песок до половины пустого пакета и, удовлетворенная, поднялась в свою квартиру.

– Вадя! – позвала она приветливо мужа.

Вадик испуганно выглянул из кухни в переднике, где готовил ужин для двоих (дочка была в летнем детском лагере), и удивлённо посмотрел на супругу. Обычно когда Лиза звала его так ласково, она была пьяна, но тут он увидел пришедшую с работы совершенно трезвую жену с какими-то пакетами из магазина, которых раньше она никогда не приносила.

– Вот, возьми у меня эти пакеты, здесь три булки хлеба и песок.

– Зачем нам столько хлеба, дорогая, тем более я уже французский батон купил, который ты любишь.

– Не тараторь. Две булки размочи в воде и размешай с песком, а третью булку порежь на маленькие кубики, вот такие, – показала она между большим и указательным пальцами, отдавая пакеты мужу.

– А в чём размешать? – ещё больше удивился супруг.

– Да хотя бы в том ведре, в котором ты половую швабру моешь.

Вадик ещё больше удивился, но не стал задавать больше вопросов, чтобы не рассердить любимую, и пошёл выполнять указание. Он размочил хлеб в раковине водой из-под крана, положил его в ведро, высыпал туда песок из пакета, принесённый Лизой, и стал брезгливо размешивать. «Может голубей собирается кормить этой гадостью моя благоверная? – силился он понять её странное указание. – А зачем тогда с песком? Чтобы передохли все? От неё всего можно ожидать».

А супруга возбуждённо ходила по квартире, поминутно заглядывая через его плечо, как он перемешивает смесь в ведре, и, наконец, не выдержала и сказала:

– Ну кто ж так мешает, дай, я сама, а ты пойди пока порежь булку на кусочки, как я тебе показала.

С этими словами она отодвинула Вадика в сторону, присела на стул и стала яростно сжимать липкую гадость ладонями так, что месиво полезло у неё между ухоженными пальцами с накрашенными ногтями. Муж не посмел что-нибудь возразить, достал доску для резки хлеба и стал нарезать третью булку на тонкие пласты. Лиза тем временем пожамкала немного песочную кашу в ведре, с удовольствием наблюдая, как она медленно лезет сквозь пальцы, и, решив, что этого достаточно, помыла руки и отнесла ведёрко с месивом в прихожую у порога.

– Ну кто же так режет, – сказала она, подойдя к мужу. – Дай, я сама. – И забрав у него нож, села нарезать кубики хлеба.

Через полчаса, справившись с этим лёгким с виду делом, Лиза засыпала нарезанные кубики обратно в пакет и также отнесла его в прихожую.

Рано утром, когда только начало светать за окном, Лиза решительно встала с кровати и пошла умываться. Вадик ещё больше удивился её поступку, привыкший к тому, что супруга раньше девяти вообще не просыпалась, быстро приготовил ей кофе, разогрел круассан в микроволновке и подал к столу. Лиза, уже одетая в спортивный костюм, молча торопливо позавтракала, напялила на себя неизменный плащ, взяла ведро с песком, пакет с нарезанным хлебом и, ничего не сказав мужу, вышла из дома.

Утро было тёплым, влажным и хмурым. На берегу залива приливная вялая волна уже успела намутить воду, и она выглядела грязной и сорной от морской травы и каких-то бумажек. Елизавета Петровна подошла к отцовскому гаражу, с трудом отомкнула заржавевшие замки, ржавыми ключами, захваченными с собой, и со скрежетом открыла ворота.

Она не была здесь больше года. Один раз после смерти отца зашла в гараж, чтобы посмотреть, что там вообще есть, но кроме старой лодки с вёслами, якорей и какой-то рухляди в обильной паутине, ничего хорошего не нашла и решила при случае продать его местным рыбакам. Закрыла и забыла.

С тех пор в гараже ничего не изменилось: та же паутина, тот же хлам, покрытый толстым слоем пыли, и облезлая лодка посредине. Елизавета Петровна легко вытащила лодку из гаража на воду, перенесла туда два якоря с верёвками, ведро с размешанным песком, пакет с нарезанным хлебом, удочки в брезентовой сумочке, которые нашла в гараже, уселась на лавочку посередине лодки, вёсла воткнула в уключины и стала размышлять, как бы оттолкнуться от берега, чтобы не замочить кроссовки. Мимо неё проходил рыбак в просторной куртке защитного цвета, резиновых сапогах, с рюкзаком за плечами и ведром, наверное, с рыбной приманкой, видимо, также спешил выйти в море.

– Эй, мужчина! – окликнула Лиза его. – Помоги мне от берега оторваться, а то одна я не смогу.

Мужчина остановился, посмотрел сначала на незнакомую дородную женщину, сидящую в лодке, затем на раскрытый гараж бывшего приятеля-рыбака и поставил ведро на землю.

– Отчего ж не помочь, помочь завсегда можно, – и с этими словами зашёл в воду, развернул лодку с пассажиркой носом к морю и стал толкать с кормы, пытаясь оторвать днище ото дна.

– Ты не сиди сиднем. Вёслами упирайся в дно и греби на себя! – прокричал он незнакомке, запыхиваясь от натуги.

Совместными усилиями они оттолкнули от берега лодку, и та нехотя закачалась на воде.

– Всё! Греби! – крикнул женщине рыбак и поспешил дальше, подхватив своё ведро на ходу.

Елизавета Петровна налегла на вёсла, и лодка, неловко вихляя, стала медленно отходить. Заржавевшие от долгого стояния в гараже уключины отчаянно заскрипели, сопротивляясь её усилиям, но постепенно, по мере удаления лодки от берега, ржавый скрип стал уменьшаться. Вскоре Елизавета Петровна приловчилась, вспомнив, как надо правильно грести, и лодка пошла ровнее и быстрее. И она легко погребла, шлёпая вёслами о воду, как новичок, поминутно оглядываясь в туманную морскую дымку, вспомнив, что не заперла гаражные ворота. Рыбак на берегу ещё пару раз оглянулся на уходящую лодку, пока она не растворилась в утреннем тумане, но в тишине залива ему ещё некоторое время были слышны слабый скрип уключин и шлепки о воду вёсел неопытного гребца. Вскоре ещё несколько рыбаков в лодках по одному пошли за Елизаветой Петровной на середину залива ловить утреннюю краснопёрку на продажу.

После обеденного выстрела городской пушки рыбаки стали возвращаться на лодках, также по одному, спеша на рынок, чтобы продать свой улов. И к двум часам дня вернулись с моря почти все, кроме одной лодки с раскрытого гаража. Вечером заштормило, усилился ветер, гоня белые «барашки» по заливу, и прибойные волны с шипением накатывались на берег, почти доставая до самых лодочных гаражей.

В одном из них сидели три рыбака, пили водку, купленную на деньги от продажи на городском рынке пойманной рыбы, закусывали колбасой с хлебом и разговаривали:

– Это надо же, как море разыгралось, а кто-то на лодке покойного Петра до сих пор не вернулся, и гаражные ворота хлопают от ветра. Может, пойти и прикрыть их чем-нибудь? – предложил собутыльникам один из них.

– Нет, не надо, пусть будет открытыми, может, ещё кто-нибудь придёт. А так закроем последний шанс на возвращение, – ответил другой суеверно.

– Вы не поверите, – сказал третий рыбак. – Сегодня утром я помог какой-то тётке в лодке Петра выйти в море. С виду не похожа на рыбачку, может, это дочка его на тот берег решила сходить и сейчас там отсиживается.

– Ну, будем надеяться, – сказал первый рыбак. Давайте выпьем, мужики «за тех, кто в море», не чокаясь.