Страница 6 из 12
Хочу спросить, сколько у нас бесхозных лондонов – не спрашиваю.
И так понятно.
Много.
Очень много.
Хватаюсь за соломинку.
– А если… а если это не люди на город смотрели?
– Звери? Птицы? Нет, не похоже, тогда бы и Лондона никакого не было…
– Ну, не звери… не птицы…
– Тогда кто?
– М-м-м…
Понимаю, что не знаю, да что не знаю – даже предположить ничего не могу. Бормочу что-то, сам не знаю, что:
– Посмотреть надо, как эти Лондоны выглядят… бесхозные…
– Ах, говорите, посмотреть? Ну, раз такой умный, так сходите и посмотрите сами…
Понимаю, что попался. Крепко попался. Но отступать поздно.
Выхожу в Лондон. В свой Лондон. Лондон у меня скромный получился, в центре родительский дом, большой дом, и лавочка рождественская, и Харродс. А на отшибе квартирушка, которую снимаю, и контора наша.
Оглядываю города, города и города. Лондоны, лондоны и лондоны. Темные, зловещие, и яркие, солнечные, зыбкие, будто разорванные на части, и цельные, стройные, гармоничные…
Оглядываюсь. Это вот Лондон какого-то старожила, это детский Лондон, это Лондон какого-то китайца, который про Лондон один раз в жизни слышал, а вот один Лондон рассыпается на пять…
Это еще что…
…один Лондон рассыпается на пять…
– Я нашел.
– Нашли?
– Ну, да. Вот, посмотрите… живет человек…
– Ну…
– …вот он книжку какую-нибудь открыл и про Лондон прочитал.
– Ну-ну.
– А вот он другую книжку про Лондон открыл, прочитал.
– Так.
– А там Лондон совсем другой. Скажем, в первой книге мрачно всё так, готично, а во второй книге Лондон романтичный, мягкий, уютный…
– Ага, понятно, так вы думаете…
– …а потом человек в Лондон приехал, своими глазами увидел. А то и не один раз приехал, первый раз летом приехал, потом зимой на Рождество, потом еще когда, один раз по работе, весь в делах, второй раз развлекаться поехал, третий раз влюбился там в кого-нибудь, у него вообще весь Лондон красками расцвел…
– Слушайте, ну голова у вас…
– …да что голова, я тут посмотрел, один город на четыре, на пять распадается… вот и проверил…
– …вы молодец. Всё сходится.
Откашливаюсь:
– Всё, да не всё… я тут лондоны посмотрел…
– …а кто это вам разрешил чужие лондоны вот так просто смотреть?
Теряюсь, тут же спохватываюсь:
– И хорошо, что посмотрел, не посмотрел, хуже бы было… А тут есть такие лондоны… гхм… как бы это сказать-то… ну вот человек в Лондон попадает – он чему удивляется?
– Гхм… ну, вы меня прям огорошили… чему… я вот первый раз попал, как-то и не впечатлило ничего… ну, Биг Бен и Биг Бен, ну и что… а нет, по улице прохожу, а там перед баром Шалтай-Болтай на стене сидит, уж не помню, из чего его там сделали… прикольно так…
– Ну вот. Каждый человек в Лондон попадает, он чему-то удивляется, а что-то для него дело привычное, вот видели вы, чтобы человек смотрел на асфальт – и восхищался? А на деревья? А на камни?
– Ну, может, на ферме на какой жил, где асфальта отродясь не было. Или в Африке в какой, где деревья совсем другие, а тут первый раз березу увидел…
…а если всему удивляется, откуда приехал?
– А что, есть такие?
– Имеются.
– И… много?
Называю цифру.
– Нехило… А вы с нулями не ошиблись?
– Точно, ошибся… там еще два нуля…
– Ничего себе… и кто это может быть, по-вашему?
Молчу.
Понимаю, что мне сказать нечего.
Дважды Си
«Падай, ты убита».
Три слова.
Падай.
Ты.
Убита.
Как в детской игре, когда целятся в кого-то, или палочкой ткнут и —
– Падай, ты убита!
Дважды Си мотает головой:
– Нет. Нет.
Встает.
(Её на землю бросили).
Идет.
Как ни в чем не бывало.
Только что бросивший её на землю оторопело смотрит, не верит, не понимает.
«Падай, ты убита».
Это ей говорят.
Там говорят.
Дважды Си не согласна:
– Нет. Нет.
Там ей пытаются объяснить, что это ну уже просто неприлично, тебя убили, так падай, а то что такое, её убили, а она тут разгуливает…
Дважды Си снова повторяет:
– Нет. Слышали вы? Нет!
Там говорят слово.
Одно-единственное слово:
«Франц».
Дважды Си срывается на крик – мысленный, беззвучный:
– Не смейте… не смейте его трогать!
«Тогда…»
Дважды Си всё понимает.
Хватается за грудь.
Падает, кажется, убедительно, давится собственным голосом:
– Ирма… Ирма!
И всё, и нет никакой Ирмы, ничего нет…
А за месяц до этого.
Дважды Си падает на колени, заламывает руки, смотрит на полную луну:
– Не надо… пожалуйста… не надо…
А там говорят:
«Пора».
Дважды Си сжимает зубы, тёмные волосы разметались по плечам:
– Нет… нет! Нет!
А там говорят:
«Франц».
– Вы… вы… вы… только посмейте… да только посмейте… да вы… вы…
…отличалась замкнутостью, со временем всё больше уходила в себя…
«Ну что у тебя там?»
Это там спрашивают.
– Не получается у меня с ними… ну не получается…
Это дважды Си.
«Надо, чтобы получилось. Или хочешь, чтобы от нас одни руины остались?»
– Да не понимаю я их…
Это снова дважды Си.
«Надо понять… надо…»
Кто-то зовет дважды Си по имени. Не по такому, сложному, с титулами, а по простому, по настоящему её имени.
Не кто-то.
Франц.
Дважды Си обнимает Франца, прижимается губами к щеке.
Дважды Си понимает…
А до этого.
Дважды Си беспомощно заламывает руки.
– Нет… об этом и речи быть не может!
– Мам, я взрослый уже… и она взрослая…
– Если ты это сделаешь, я не выдержу, слышишь, не выдержу!
Дважды Си плачет.
Смотрит на сына.
Уже понимает:
Он это сделает.
Лидерцы недоверчиво смотрят на чужаков, удивляются, глазам своим не верят. Да правда что, где это видано, где это слыхано, парень и девушка на болото идут в ночную тьму. Кто-то из лидерцев замечает кровь, текущую изо рта парня, начинает понимать…
Парень говорит, хрипит, плюется кровью.
Говорит, что он сын дважды Си.
А это женщина его.
Радуются лидерцы.
Пышут звездами.
Ишь, кто пришел.
А еще до этого.
– Изведу я тебя… изведу… сама отсюда бегом убежишь…
Это Мудрость шепчет.
Её так зовут – Мудрость.
Смотрит на дважды Си, с ненавистью смотрит, шепчет:
– Сама сбежишь, еще просить будешь, чтобы отпустили…
Дважды Си дергает плечиком, уходит. Мудрость сжимает зубы – нет, нет, не позволит она девчонке этой овладеть думами короля.
Вечереет, последние лучи заката золотят вершину Айскугель, где лежит закованный в вечные льды родной город Мудрости, Таннен-Э. Мудрость мысленно кивает тем, на вершине, не беспокойтесь, не подведу…
А потом…
– Миленький, я тебя попросить хочу…
Это дважды Си.
Забирается на кровать к Францу.
Ложится на грудь.
Чарует, лихоманит, околдовывает, это дважды Си хорошо умеет…
Франц не верит, не понимает, пытается что-то возразить, не может.
Дважды Си свое дело знает.
Придет на постель, на грудь ляжет, душу высосет…
Франц повторяет, как в тумане:
– Позволить им… самим решать… внутренние вопросы…
– Ваше величество, это безумие…