Страница 30 из 39
Губы продолжающего лежать на похоронном столе Валета, тоже окрашенные непроглядной гуталиновой тьмой, очнулись, дрогнули, исказились. Уродуя на глазах заостряющееся лицо, пробивающееся широкими лезвийными скулами, потянулись наверх и в стороны…
Затем же, заглушая визг трёх оглушенных сестер и свист блуждающего по подземельям сквозного ветра, стирая крики тысячи не мертвых и не живых пленников, приговоренных корчиться в царстве котлованных истязаний, демон, проснувшийся в переродившейся Валетовой душе, рассмеялся.
========== Сон пятнадцатый. Демон ==========
— Что… с ним… произошло?.. — шепчась переплетающимися змеиными языками, в страхе вопрошали ведьмы, забиваясь в самую глубь отзеркаленного черного королевства.
Юноша, чьи губы продолжали и продолжали издавать уродливый режущий смех, пока лицо его оставалось серо́ и неподвижно, шевельнул ногами. Цепи, сдерживающие их, с тем же мертвенным звоном оборвались и полетели вниз, разбиваясь тысячей тусклых осколков.
— Это невозможно… Невозможно!.. Он не мог!..
Юноша, поведя хрустнувшими в изменяющихся суставах плечами, сел, ступил стопами на пол и поднялся. От поступи его, заключенной пока лишь в четную пару шагов, сотряхнулся и завибрировал камень, сам за́мок отозвался ликующим рокочущим гомоном. Потолок, проломившись трещиной, задрожал; на землю, гася разожженные повсюду свечи, посыпались камни, крошки, уголья, щепки, обрывки красной шторной ткани, перья снявшихся с насестов перепуганных воронов.
— Не мог… обратиться…
— Им…!
Кости юноши, приспосабливающегося к новому себе, скрипели, визжали, гремели, трещали. Он рос, рос прямо на глазах у изумленных перекошенных ведьм, ширился в бугристых плечах; руки и ноги его обливались еле сдерживаемой титанической силой, вздутыми синими жилами, очерченными черными венами. Зрачки, в сердцевине которых взорвалось черное зерно, застилали, растекаясь, обновленным цветом некогда синие радужки и некогда белые же белки. Такое же черное зерно дало всход и на волосах — русые пряди окрашивались налипающей тертой сажей, извивались, струились вниз длинной волчьей гривой. Пальцы, царапая воздух и что-то, чего в этом воздухе так сразу не получалось разобрать, крючились, выпуская длинные ящеровы когти…
Вместе с пришедшей ужасающей тенью, кряхтящей, рычащей гортанными всхрипами за спиной, остатки человеческого облика, сохранившегося в лопнувшей мыльным пузырем памяти, окончательно покинули его.
Из черепа, пробивая полую крепкую кость, быстро заживающую плоть и льющуюся черную кровь, тянулись загнутые витые рога, поблескивающие тем же страшным ледяным глянцем, что и черный отполированный камень беснующегося колдовского логова. Следом за рогами подтягивался гладкий и мощный хвост-хлыст, другие скелетные кости, ломающие и заменяющие кости прежние, перестраивающиеся в совершенно иной позвоночник…
То, чем обращался Валет, безудержно ревело, запрокинув к потолку продолговатую оскаленную морду, пока его новые крылья проклевывались из лопаток темными почками, раскрывающимися в свету пригревающего адского огня. Они становились всё больше, больше и больше, потрескивающие кости обтягивала инкарнатно-черная кожистая перепонка, расшитая прозрачными сосудами и гоняющими жизненный нектар венами.
Последние остатки ткани, запеленывавшей прежнего мальчишку невзрачным саваном, с хрупом рвались, опадали на пол, чтобы тут же сгореть, истлеть прощальным воспоминанием о безвозвратно покинувшем прошлом…
Валет, ударив полностью оформившимся хвостом, внезапно смолк.
Шумно втянул расширившимися ноздрями воздух, облизнул углистые губы насыщенно-красным языком. Медленно повернул отяжелевшую рогатую голову, безошибочно отыскав жмущихся в страхе настенных колдуний. Клацнув клыками, растянул непропорционально огромный рот в лишающей рассудка зверовой ухмылке…
А затем, за долю мгновения взмахнув легко подчинившимися крыльями, порывом смертоносного ураганного ветра взвился в качающийся крошащийся верх.
????
Сознание, протанцевав на грани последний свой вальс, мягко коснулось свалявшихся грязных волос спящего юноши; Тай от прикосновения этого поморщился, простонал отказывающим голосом и, с трудом отыскав в себе силы даже на столь простое действо, кое-как отворил глаза. Неизменная темная комната тут же поплыла перед ним, покачнулась и, побарахтавшись, полетела в бездну, заставляя испытать странную режущую боль, сквозным ударом пронзившую сердце и позвоночник.
— Ты… снова… пришла?.. — не находя смелости оглянуться, ломким шепотом спросил он. — Слишком… быстро… на этот… раз…
Время текло и утекало сквозь ссохшиеся костлявые пальцы, но ни звука открывшейся двери, ни ответа фальшиво ласкового певчего голоса не дотрагивалось до слуха Тая.
Недоумевая, юноша все-таки подтянулся, совладал с истощенным телом и перевалился на второй бок, растерянно встречая одну лишь затхлую пустоту. Получалось, что тот, кто держал его здесь, вовсе не пришел, но ведь…
Что-то же позвало, что-то однозначно позвало, поманило, потянуло за прочную леску невидимого поводка, предлагая выбраться отсюда, хоть ползком отправиться за кличем наливающегося кровью встрепенувшегося сердца…
Тай, провалив бессчетное множество обернувшихся крахом попыток, в конце концов сумел подняться с болезненным стоном на четвереньки. Заваливаясь даже так, перебирая локтями, а не ладонями, он пополз на дрожащий неслышимый голос, что привел обратно из мира снов, не позволил остаться недвижимым, упрямо заставлял пробовать, не сдаваться и куда-то идти, даже если это и будет стоить стремительно истончающейся жизни.
Полуослепший, полуонемевший, потерявший ощущения и ориентиры, юноша полз, полз, полз…
До тех пор, пока помещение, поменяв пол с потолком начертанными местами, не сотряс пробирающий до тайников души рёв.
До смерти испуганный, обвитый по рукам и ногам колышущимся животным ужасом, Тай подрезанно замер, не понимая, не умея просто представить, кто или что могло издавать столь кошмарный, столь невозможный, столь наполненный нежильной злобой звук.
Помещение сотряхнуло между тем во второй раз, сверху посыпались комья черной земли и изъеденных сыростью да плесенью камней, лишь чудом падающих мимо, не задевая колотящегося жертвенный косулей юноши. Где-то впереди, скрипя простуженными зимними петлями, провыла все-таки существующая, хоть и верилось в то едва ли, дверь.
Пытаясь побороть прогрызающее оцепенение, Тай, стиснув зубы, всё же заставил тлеющее тело продолжить двигаться: снова он полз, напряженно вслушиваясь в вернувшуюся, но теперь еще больше пугающую тишину…
И вдруг пальцы его, ободрав ногти да ошпаренную кожу, уперлись в холодную поверхность тюремной двери.
Ладони, покрываясь ознобом, конвульсивно заскользили по снежному железу, глаза, не способные увидеть и разглядеть, метались из стороны в сторону, утопая в бесконечной безвылазной мгле.
Жуткий загробный рёв, простреливший подземелья до самой седой глубины, повторился в третий раз. Только…
Только теперь Тай услышал и кое-что еще.
Посреди рыка, визга, хрипа, воя, бессвязного горлового крика и всепоглощающей рвущейся злости тонкими надорванными струнами сквозили боль, тоска и балансирующее на грани обваливающегося утеса душераздирающее отчаянье.
Тот, кто кричал сейчас там, страдал. О, Создатель, как же он страдал! Какая боль глодала его несчастные недужные кости!
Опираясь о дышащую хладостью поверхность двери, Тай сумел подняться на ноги, которых не чувствовал. Лихорадочно трясущиеся пальцы, в подкашивающем бреду отыскавшие прутья жгучей толстой решетки, ухватились за них, помогая падающему юноше удержать пытающееся оттолкнуть и отказать равновесие.
Существо, обладающее пугающей темной силой, ни на секунду не прекращало исступленно кричать…
Кричать, реветь, проклинать, извергаться, плакать — так долго, так невыносимо долго, пока Тай, ослабший угасающий Тай, вдруг, повелением Господа или же собственного преданного сердца, не узнал его.