Страница 23 из 39
Валет, сглотнув очередной комок кошачьего страха, поспешно отвернулся, сосредоточившись на той из бесих, что сидела дальше всех, посередине.
— Милый сладкий мальчик… — разлепив веревочку губ, прокряхтела голосом самого времени та, что слева.
— Я выполнила твою просьбу… — вторя ей тонким детским смехом, подхватила та, что справа.
— Но изволь же выполнить и мою! — рёвом рогатого да копытного чистилища загрохотала последняя, выпивающая, пожирающая взгляд слишком глупого, слишком смелого ребенка.
Кошмарные тени погустели, удлинились, сцепились да сплелись в ужасный клубок запутанных кишащих гадюк.
— Кто из нас — настоящая?! — единым целым прогремели все три ведьмы, заливаясь лающим смехом беснующихся лисьих гиен. Их косматые тени, разорвав клубок, метались кривляющимся полтергейстом по стенам, корчились, выворачивали наизнанку рыдающие арлекиновые маски. Вырывая из собственных тел кости рук да ног, ведьмы оседлывали их, обращали, гогочущих и оживающих, метлами и вновь взмывали в разливающийся небом бездонный потолок. В углах дымили наполненные черные котлы, на полу, мучаясь в беззвучной агонии, терпели пытки оскопленные пленники, лишающиеся языков, глаз, пальцев, кишок, почек…
«Ты знаешь ответ?» — прошептал волнующимся осенним листопадом голос в голове Валета.
Юнец, бегло передернувшись, тупо вперившись в пол, где одна из фигур баюкала окровавленный обрубок срезанной руки, ответил тем же мысленным шепотом:
«Знаю, я думаю. Леко… Мой друг уже подарил мне разгадку», — Валет потерял счёт, скольким был на самом деле обязан Леко. Многим, слишком неоценимо, неоплатимо многим!.. Сколько раз он уже мог сгинуть, так никогда и не добравшись сюда… И даже теперь, даже не находясь рядом, верный огненный пес продолжал спасать его жизнь.
Голос в голове, заглянув вглубь хаотично сменяющих одна другую эмоций, согласно кивнул, затихнув до поры до времени.
— Что же ты молчишь, храброе дитя? — возликовали старухи.
— Если не сможешь дать правильного ответа…
— Боюсь, мне придется оставить тебя здесь навсегда!
— Ты будешь долго, очень долго жалеть, что пробрался ко мне…
— Мелкий негодный воришка!
— Я стану обгладывать твои косточки…
— Пока ты будешь оставаться жив!
— Стану медленно-медленно испивать твои соки…
— Гадкие горькие соки…
— Гадкого и горького дрянного крысеныша!
— Ты никогда, никогда…
— Не выберешься…
— От…
— Я знаю, кто из вас настоящая! — перекрывая нарастающий гул в ушах, вскрикнул решившийся Валет. Он должен был бояться, должен был скулить, забившись в темничный уголок, как поступил бы Валет прежний, не умеющий стоять ни за что хоть сколько-то для себя важное. Но этот новый Валет, которым он стал, испытывал вместе со страхом и сумасшедший восторг, сумасшедший азарт, ненависть, безудержное желание одержать победу над дряхлой старой каргой!
Тени, вновь сцепившись змеиными головешками, сложились в фигуру приплясывающего козлиного черта, натачивающего острый трезубчатый прут.
— Так каков же тогда твой ответ? — старухи, сохраняя на лицах ласковые уродливые улыбки, в предвкушении привстали, заведомо уверенные, что самонадеянный детеныш никогда не сможет разгадать их загадку.
Валет терпеливо молчал, позволяя тем приблизиться, возвыситься, голодно облизнуть почерневшие, что зола, губные каемки…
И лишь затем, упиваясь отравленным вкусом загодя взыгравшего в крови торжества, надрывно вскричал:
— Три головы, но одно имя… Все три — это и есть ты, ведьма!
Время, раздробившись, застыло. Кукушкины часы, отсчитывающие идущие на убыль удары маятниковым молоточком, провалились в стену и пол, став плоским обуглившимся шаржем, рисующим коптящимися рдяными стрелками роспись крутящихся в обратном порядке минут.
«Ты же сказал, что знаешь ответ, идиотский мальчишка…!» — вспыхнуло, завязавшись пожарищем, под теменем и в висках, опаляя кости и разум дикой жалящей болью.
Валет, ощутив терпкий привкус навалившегося, пока еще не в полной мере дошедшего непонимания, попытался было спросить у своего невидимого спутника, что тот имел в виду, но ничего не получилось: всё, просто всё затерялось и погасло в гомоне поднявшегося к потолку сумасшедшего хохота.
Лица трёх старух, взявшихся за когтистые лапы, исполосовала одна на всех кривая улыбка, обнажившая желтые гнилые клыки.
— Ответ…
— Неверный, малыш.
========== Аркан четвертый. Между раем и адом. Сон двенадцатый. Смерть ==========
Вера, треснув по швам, с грохотом гнилого деревянного моста летела в пропасть. Старухи корчились, извивались, ржали лунногривыми черными кобылицами; обугленные языки плясали по губам, из дыр в зубах, подгоняя венец душевной тошноты, выползали личинки красных пухлых червяков, вольготно кишащих внутри разинутых ртов.
Та из ведьм, что до сих пор сидела в среднем кресле, встала. Ей даже не пришлось прикладывать усилий; кресло, нагнувшись, подтолкнуло бесиху в спину, воздух, услужливо постелившись под ноги сгустившимся половиком, нёс древнее чудовище туда, куда тому возжелается.
Над сердцем Валета, разложенным на белом блюдце, занесли острый разделочный нож.
— Но как… как… почему… почему же… — шептали его простынные губы, пока дрожащие подгибающиеся ноги отступали шаг за шагом назад; он не понимал, он просто не понимал! Заранее уверенный в грядущей победе, не усомнившийся ни на миг в полученных словах, он теперь с детской наивностью погибал, разваливался по невидимым кускам под насмешливыми взглядами веселящихся уродливых старух. — Ведь Леко же… Леко…
Колдуньи, чьи сухопарые коренастые ножонки обернулись длинными чернильными тенищами, мечущимися везде и повсюду, застыли. Остановились, странно переглянулись друг с другом и вдруг, к ужасу и злостной обиде Валета, принялись визгливо да похрюкивающе гоготать.
— Леко?! — переспросила одна, выпучивая испещренные альмандиновыми прожилками белки.
— Он всё еще не сдох?! — шевеля раздвоенным гадюжьим языком, выплюнула вторая.
— Но, что более интересно… — елейно склабясь, прокряхтела третья, перебирая спицами беспокойно елозящих пальцев.
— Ты действительно настолько туп, чтобы повестись на его уловку?! — засмеялись все три, хватаясь клешнями кистей за обвислые животы, из которых, бурля да наваристо рыкая, доносились агонические вопли разрываемых по частям узников: в брюшинах вернувшихся с иного света колдуний, вспыхивая серными столпами, ревели котлы пирствующей преисподней.
— О чём… о чём вы… ты… Что это значит?! — отказываясь слышать и воспринимать, да всё равно поддаваясь, взвыл Валет, безотчетно продолжая пятиться, пока ноги не запнулись о складку ковра — мгновение, прошедший бесследно удар, и мальчик оказался на спине, оставшись так на той и лежать.
— Он поверил!
— Этот болван поверил, он взаправду поверил!
— Прекратите… — сотрясаясь Валетом прежним, недавно похороненным, а теперь возвратившимся вновь, выдавили срывающиеся на жалобный плач покойницкие губы. — Хватит… хватит, слышите меня?! Просто замолчите! Заткнитесь!
Всё меньше и меньше оставалось от плотных ссохшихся тел, всё длиннее и длиннее становились ваксовые тени-кляксы, лозами да трещинами вьющиеся по стенам, полу, потолку. Головы ведьм обрастали колосящимися шипящими змеями, пальцы — загнутыми серпами гарпийных когтей. Фигуры менялись, трансформировались, обращались из увядающих старух в свежих молоденьких девушек: обнаженных, нисколько не стыдящихся созданного собственными руками упругого совершенства.
— Прекратить?
— Зачем же, милое, милое дитя?
— Обманутое бедное дитя…
Смоляные пятна, хохоча, скользнули на потолок, оплелись возле расшатывающейся мигающей люстры, замерли провисшими вниз головой летучими крысицами…
А спустя несколько ударов надломленного мальчишеского сердца три черных-черных руки, отсоединившись от шмыгающих плоских теней, рванули, удлиняясь, вниз.
К нему.
— Разве же не хочешь ты…