Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 71

Азиза, снова обдавшая его тем взглядом, за которым стояла отнюдь не маленькая девочка, а устрашающе зрелая женщина, заточенная в не подходящее по возрасту неуклюжее тело, изогнула линию пухлых просмоленных губ, отозвавшихся холодными мурашками по напряженной мужской спине, и, то ли притворившись, что ничего не слышала, то ли приняв так нелепо угрожающие слова к сведению, отцепившись от дернувшейся Фениксовой ладони, вприпрыжку поскакала вперед по петляющей грязной дороге, напевая что-то про чистые голубые сердца в запеченных горчичных горшочках, волшебных синих антилоп из волшебных синих саванн, древне-старую шаманью ворожбу да таких смешных, таких предсказуемых и безвозвратно попавшихся на кусок подпорченного мяса…

Обращенных из человека волчьих щенят.

========== Chapter 11. Voodoo ==========

— И что же за отбросы ты пытаешься нам скормить? — с брезгливым недоверием уточнил Джек, скептически оглядывая поданную к столу сервированную дрянь: дрянь нарезали огромными волокнистыми шматками, вымочили в каком-то блевотном темно-буром соусе, накрошили сверху полупрозрачной белой фигни, похожей на засушенных мертвых личинок, и запечатали в тяжелую глиняную миску, которую, наверное, ни разу за время её долгой глиняной службы не мыли…

Вернее, сервирована порция была для одного лишь Уинда, а для мешающего Джека Азиза совершать лишних телодвижений не собиралась, просто-напросто запустив глинобитной посудиной в мужчину наудачу, надеясь, что тот её не поймает и хорошенько пришибется, а потом досадливо подгрызая трухлявые ноготки: мужчина, черт бы его побрал, поймал, да так поймал, будто именно этого поступка ждал и не мог дождаться.

Дрянь выглядела абсолютно неаппетитно, отталкивающе, в чём-то и где-то ужасно и, по мнению Джека, гораздо хуже, чем всё вместе собранное то, чем их потчевали в треклятых сотах: мясистые квадраты были не красными там или серовато-коричневатыми, как положено, даже не белыми, а в прямом смысле потрясающе синими, почти светящимися, кое-где уходящими в страшные черные-черные подпалины, будто в тех местах залегла несрезанная жуткая гниль. На самом посудном дне, намертво прилипшее к грязным стенкам, разлилось кроваво-алое пюре из нахваленных ранее, торжественно раздавленных да замоченных жуков, только эти конкретные бедолаги приготавливались на скорую руку, поэтому домочиться до конца не успели — твари время от времени подергивали длинными хитиновыми лапами и, если как следует придавить ложкой, самозабвенно выделяли густой да смачный красный окрас.

— Мясо голубого гну, на что же еще оно похоже? — Азиза, сидящая напротив, отхлебывающая из здоровенного обшарпанного стакана черный травяной настой да преспокойно болтающая под столешницей обутыми ногами, то и дело задевающими матерящегося Пота, выглядела так, словно искренне недоумевала. — Не знаю, о каких отбросах ты говоришь, потому что это мясо принято считать самой редкой пищей из всего, чем можно полакомиться в наших краях. Так что вместо того, чтобы воротить нос, лучше бы порадовался тому, какой ты счастливчик, Джек. Поблагодарил бы, что ли, Феникса, что тебе выпал шанс столь изысканное кушанье за просто так отведать. Другие бы тебе обзавидовались, а ты вон неблагодарный какой.

— Без тебя разберусь, кого и за что мне благодарить, хренова зазнавшаяся пигалица. Лучше проясни-ка мне кое-что: что же ты сама его не жрешь, этого своего голубого гну, раз он такой несусветно ценный да весь из себя эксклюзивный? — озлобленно цыкнув, бросил мужчина, с бешенством перехватывая в очередной раз дотягивающуюся до него ногу и предупреждающе стискивая в железных пальцах забившуюся лодыжку, на которую очень и очень подмывало нажать чуть-чуть посильнее да…





— Потому что редкий, потому и не ем. Видно, этикету тебя не учили, и такой бродяжка, как ты, знать не знает, что всё самое лучшее — оно подается для дорогих гостей. Пусть дорогой гость у меня тут и всего один, а с ним пожаловал неотесанный болван да… нахлебник…

Сучка знала, знала же прекрасно, что ногу он ей не решится сломать всё равно, догадываясь, что за подобную выходку может схлопотать, и схлопотать сильно, а потому так спокойно да легко чесала языком, корчила паясничающие гримасы и, дождавшись, когда захваченную конечность освободят обратно, с показушной брезгливостью ту оттирала, высовывая изо рта толстый розовый язык.

— Джек не нахлебник, я же уже… просил так не… не гово… рить… он… — птенец, который был всё еще здесь, но вместе с тем и в совершенстве нигде, то ли и впрямь умудрившись куда-то там околдоваться да влипнуть, то ли не собираясь с ним разговаривать из-за недавних инцидентов с приставаниями да отказами закладываться во имя свя́того человеколюбия, в кои-то веки встрял, подал жалобный просевший голос, правда, сделал это настолько невпечатляюще, что Азиза не потрудилась обратить ни на него самого, ни на его скулящие щенячьи писки внимания. — Он мой… друг он… мой, который меня… спас, и с которым мы… мы вместе… путе… путешест… бежим.

— Ух ты! Что я слышу? Неужели же, милый мой? А я уж было грешным делом порешил, что ты на моё присутствие, что называется, принципиально забил; у вас же здесь, славные детишки, в чести играть в эту чертову игру «давай представим, что никакого заколебавшего Джека рядом с нами нет», — раздраженно хмыкнул мужчина, которому чем дальше, тем больше хотелось ухватить недомерка за глотку и хорошенько обо что-нибудь всеми доступными головешками-коленками-спинами-задницами поколотить. — Впрочем, говоря о всяких занятных игрушках… Давайте-ка вернемся к нашей застольной беседе, никто, надеюсь, не возражает? Так что, нормальных, а не синюшненьких антилопок у вас тут больше не водится, сраные вы потомки сраной саванны? Выпрашивать секретный ингредиент и спрашивать, из чего — или, точнее, из кого — вы эту хероту нарезаете, полагаю, будет с моей стороны верхом наглости? А ты, мальчик, лучше бы бросил это говнецо подобру-поздорову, пока опять чем-нибудь на радостях не траванулся — это тебе не томатная скумбрия и даже, заметь, не безобидный птенчик в бронебойной скорлупке, а… мрак. Просто дьявольский мрак по дьявольскому рецепту, пробовать который я тебе очень и очень не рекомендую.

К саданувшему изумлению, мальчишка, прежде всеми силами выеживающийся на казенную жрачку, на слова его не среагировал: опять погрузился в свой чертов уволакивающий туман да, воистину по-дебильному улыбнувшись, когда улыбаться было не от чего, склонился над пододвинутой заботливой Азизой миской, запустил туда ложку, скрученную из присоединенной к деревянной палке вогнутой железной лопасти, и, зачерпнув тот кусок, что был поменьше, погрузил противное всему естественному синее ублюдство в принявшийся безразлично жевать рот, тут же окрашивающийся вдоль причмокивающих губ выдавливаемой из насекомых, случайно прихваченных с фальшивящим мясом, баснословной краснотой.

— Это… на самом деле… вкусно, я… думаю… — захлебываясь стекающим по горлу соком, пробормотал, почти-почти выташниваясь, двинувшийся проседенный пацан, подкрашивая откровенно лживые, никак не могущие быть правдой слова невменяемой судорогой покрывающихся пузырчатой пеной страдающих губ. — Зря ты так… так… Джек… говор… ришь… оно ведь совсем не… не…

— Прекрати ты заливать, идиот! Я же вижу, что тебя сейчас выблюет этим твоим кретинистым «вкусно» да «зря»! Если не нравится, если жрать это говно не можешь — так ей и скажи! — срываясь, прорычал, с силой ударяя кулаком по столешнице — его проклятущая миска от этого дрябло подскочила, попытавшись перевернуться, но так и оставшись стоять, — Джек, едва-едва удерживающий себя в горящих да умоляющих распоясаться и натворить дел руках. — Бросай этот дешевый спектакль, маленький паршивец! Или что, ты только мне мог ныть, что боишься всего, что выглядит не так, как выглядеть положено, и жрать этого по доброй воле не хочешь?! Для того, кто блевал от дохлых неоперившихся птиц, ты ведешь себя как последний тронутый ненормальный! Неужели ты настолько боишься эту чертову девку задеть, что готов ради её сраной прихоти пичкаться всем, что она захочет тебе подсунуть?! Так зачем же тогда мелочиться?! Может, сразу попросишь у неё самое забористое, что тут есть, заранее уляжешься в подготовленную по твою душу могилку и там же с восторженным визгом поданный деликатес сожрешь?!