Идеальный гражданин

В зале уже сидел мой адвокат по договору – Юрий. Мы поздоровались, он извинился, что не смог приехать ко мне раньше ввел меня в курс дела. Ознакомившись с материалами дела, он обнаружил там показания двоих человек: Спорыхина и Долгова, что за Долгов я не знал, но, по словам Юрия, они дали вполне нейтральные показания. Показаний Баграмяна отчего то не было. Никаких оснований заключения меня под стражу не было, кроме липовых справок Аванесяна. Согласно справкам я якобы сообщал другим соратникам о желании в случае уголовного преследования уехать в Белоруссию, там приобрести билеты международных авиакомпаний и улететь в страны ЕС, предположительно в страны Прибалтики или ФРГ. Это были ничем не подтвержденные выдумки центра «Э». Вторая справка говорила о том, что я, якобы размещал в группе «Автономные НМ (эшник тут сделал опечатку) Москвы) пост «Мы не угрожаем, а предупреждаем» с фотографией судьи Зельдиной и надписью «Продажная судья». В связи с этим к ней с 2016 по 2018 год применялись меры безопасности.

Информацию в справках также ничем не подтверждали, к примеру тем, что пост якобы выложен с моего IP-адреса и подобным. Пост я действительно не размещал, хотя знал о чем речь. В отличие от информации из первой, этот факт имел место, но автором его был Баграмян. Он это сделал по своей инициативе, никаких угроз там не было, лишь обвинение судьи в коррупции, и по моему мнению весьма обоснованные. Можно ли назвать судью честной которая вынесла мне обвинительный приговор по сфальсифицированному, политическому делу и при этом, назначив всего лишь обязательные работы детям руководства «Лукойла», которые пьяные разъезжали на дорогом внедорожнике по встречной полосе, тротуарам, скрываясь от полицейских, оскорбляя представителей власти и все это размещали в Сети Интернет?. Общество требовало их посадки, но судя по всему у Зельдиной был свой корыстный интерес. И разве можно на основании таких рассуждений применять к судье меры безопасности и основывать на этом требования заключения под стражу? Было ясно, зачем к ходатайству следствия прикрепили эту справку. Это оказывало психологическое воздействие на суд, мол, отпустим Комарницкого, он и вам будет угрожать.

Адвокат сказал, что будет из-за всех сил бороться, чтобы меня не заключали под стражу. Но если это произойдет то он поговорил с Быстровым и они определили, что меня отправят в спецблок «Матросской тишины», там сидят в основном по политике и экономике, поэтому спецблок посвободнее от блатных понятий. Даже если меня и заключат под стражу, то решение будем обжаловать в Мосгорсуде, уверял Юрий.

Через несколько минут пришел Быстров и представительница Генеральной прокуратуры, которая должна была поддержать ходатайство следствия, при условии его «законности» разумеется.

Еще через пару минут впустили зрителей, и в скором времени вышла судья Графова, женщина лет 45-ти. Судебное заседание началось. После опроса меня по моим личностным данным, выступил Быстров, зачитывая ходатайство о заключении под стражу. Когда он его читал, то постоянно сбивался, заикался, говорил почти шепотом. Возникало такое чувство, что это не меня, а хотят посадить за решетку. Свое ходатайство он аргументировал стандартными формулировками, мол, есть основания предполагать, что находясь на свободе я скроюсь от следствия, продолжу преступную деятельность, буду угрожать участникам процесса, уничтожу доказательства по делу. В качестве оснований для таких подозрений он назвал обсуждаемые мной с Юрием справки центра «Э», тот факт, что в отношении меня уже рассматривается другое уголовное дело, а также то, что я неоднократно привлекался к административной ответственности. В общем, то кроме этого фактических оснований для заключения меня под стражу не было. В принципе в моем случае оснований еще много, в сравнении с аналогичными случаями. Как правило, если речь идет о москвичах, таких оснований вообще не называют, отделываясь одними своими предположениями, чего по закону не имеют права делать. В результате сотни людей находятся под стражей, без каких либо оснований. Все усложняется тем, что на практике те, кто находится под стражей, вероятнее всего автоматически получат реальный срок лишения свободы.

Позицию следователя поддержал представитель Генпрокуратуры, что совсем неудивительно. При избрании меры пресечения, сотрудники прокуратуры играют роль статистов, они постоянно меняются от заседания к заседанию, не говорят ничего отличающегося от позиции следователя. Хотя в моем случае представитель прокуратуры умудрилась и оговориться, что я судим за экстремистские преступления и привлекался к административной ответственности за экстремистские правонарушения, что с юридической точки зрения было неверно.

После слово дали мне. Многие говорили мне, что я умею выступать, и, скорее всего, ораторство действительно мне давалось. Отчасти это были природные способности, отчасти сказывался опыт выступлений во время учебы, ну и конечно свою роль сыграла общественная деятельность. Я говорил как обычно, аргументированно опираясь на закон, судебную практику, с эмоциями и жестами. Выступать я любил всегда.

Я просил суд оставить меня на свободе, опираясь на то, что никаких фактических данных, для заключения меня под стражу, следствие не представило. В том числе ничем не подтверждались липовые справки Аванесяна. Говорил и о том, что я не совершал никаких действий, свидетельствующих о моем желании скрыться от следствия, вроде покупки билетов международной или междугородной перевозки или продажи собственности. То, что я не собирался скрываться, свидетельствовало так же то, что я постоянно проживаю в Москве, в собственной квартире. Учусь в Университете.

Затронул я и ляп в речи представителя прокуратуры, заявив, что вопреки ее словам я считаюсь несудимым за возбуждение ненависти, так как приговор не вступил в силу, ведь еще не было апелляции (до которой, правда, оставалось меньше недели). К административной ответственности именно за экстремистские правонарушения я не привлекался. Да, действительно я в течение года до суда привлекался к ответственности за якобы мелкое хулиганство и участие в несанкционированном митинге, и эти преследования фактически носили политический характер, но в соответствии с законом данные правонарушения не относятся к экстремизму. Поэтому данный довод прокуратуры, о том, что на свободе я могу продолжать преступную деятельность, не состоятелен. К сожалению, я не успел затронуть чисто политическую суть вопроса, думая, что мне предоставят возможность выступить еще во время заседания, но это оказалось не так.

Потом выступил мой адвокат. Я уже многое сказал, поэтому некоторые вещи Юрию пришлось повторять, но и от себя он добавлял вполне обоснованные вещи. Вообще Юрий действительно хороший адвокат, несмотря на то, что он не столь распиарен, мне казалось, что он куда профессиональнее, чем какие-нибудь именитые адвокаты вроде Павды или Резника. Юрий приложил к делу ходатайства моих соседей в котором они положительно характеризовали меня и просили не отправлять в СИЗО. На аргументы о том, что я уже нахожусь под следствием, а потому, мол, буду продолжать заниматься преступной деятельностью, он обоснованно ответил, что факт расследования в отношении меня скорее говорит обратное. Если я тогда, находясь под подпиской о невыезде, не пытался нарушить эту меру пресечения, то отчего следствие считает, что я нарушу ее теперь?

Справки Аванесяна Юрий назвал липовыми, ничем не подтвержденными и противоречащими действительности.

– Владимир, скажите, у Вас есть заграничный паспорт? – спросил он меня.

– Нет, нету. – ответил я как есть.

– Таким образом, – обратился Юрий к судье, – каким образом следствие представляет себе, чтобы мой подзащитный мог купить билеты в страны ЕС, не имея заграничного паспорта.

– Что касается угроз в адрес федерального судьи якобы со стороны моего подзащитного, то вероятно в таком случае имело место изменение прежней меры пресечения, ведь угрозы судье это грубейшее нарушение, однако за два года нахождения моего подзащитного под подпиской о невыезде, ни разу не было заявлено ходатайство об ужесточении меры пресечения. – Так опроверг Юрий справку центра «Э» об угрозах судье.