По линии взлёта

- Тебя прислал Гай?

Уля резко останавливается, испытующе смотрит на меня. После чего кивает, но делает это, словно отвечая на свой же непрозвучавший вопрос, а не на мой.

- Выглядишь ужасно. – Она сочувственно вздыхает.  – Так и знала!

Искривляю рот. Уля не преувеличивает. Выгляжу я пугающе. Глаза опухли от пролитых слёз. Нос надулся, словно огромная картошка. Губы изжёваны. А волосы… о них лучше не упоминать.

- Ты не ответила. – С вызовом скрещиваю руки на груди. – Тебя прислал Гай?

Девушка изящно опустила взгляд на свое тонкое запястье, украшенное блестящими часиками.

- Мой рабочий день закончился десять часов назад. Сразу после того, как Гай пропал с наших радаров.

- Что значит пропал? – Брови двигаются вверх. Дыхание сперло.

- Сразу после вашего разговора прыгнул в машину и уехал, - разъясняет Ульяна, не заметив, что я пошатнулась.

Энергия, которой ещё минуту назад не было, забурлила  в крови, а в голове закружились устрашающие картинки. Страх сковал желудок. Где он? Куда уехал? А вдруг с ним что-то случилось?

- Тёма счастлив, сволочь! – неожиданно рыкнула Уля, отчего я пришла в себя.  – Ходит, улыбается, присвистывает, а я решила навестить тебя.

- Гая здесь нет.

- Знаю, - кивает она.

- Всё… - делаю паузу, прищуриваясь, - знаешь?

- Да, - ещё один кивок. – Расскажешь, почему вдруг решила уйти? Гай что-то натворил?

Уля знает, что я ушла, но не знает, почему. Значит, Тёма не поделился своей победой с ней, считая её сторонницей наших с Гаем отношений.

Ошибочным предположением было считать слёзные потоки опустевшими. Глаза защипало. Слёзы уже раздражали покрасневшую кожу, но это их не волновало.

- Нет, - всхлипываю, - он лучший.

- Тогда что случилось?

Вместо ответа мотаю головой, предварительно обхватив лицо руками. Притихшая боль в груди всполошилась, окуная меня в раскалённую лаву. Меня бросило в пот. Я захлёбывалась от солёного потока. Ещё сама не верю, что Гая больше не будет в моей жизни.

Уля, неожиданно для меня, подходит вплотную, обнимает меня за плечи. Её почти невесомые руки сжали некрепко, но вполне ощутимо.

- Я… - всхлип, - все… равно..., - всхлип, - не скажу… тебе…

- У тебя, наверное, уже обезвоживание. – Её ответ удивляет. Она отстраняется, тянет меня вбок, на кухню. – Тебе надо попить.

Я не сопротивляюсь, вхожу на кухню, опускаюсь на стул. Ульяна быстро набирает воду в стакан, затем протягивает его мне.

- Пей. Тебе бы ещё поесть, но, уверена, что пока кусок в горло не полезет.

Руки дрожат, но слёзы замерли. С трудом преодолеваю дробь зубов, чтобы отпить немного. И всё же по комнате разносится звон стекла, когда зубы врезаются в край стакана.

- Мда, - протягивает Уля, - тебе хуже, чем я думала. Есть успокоительное?

Пожимаю плечами. У меня есть аптечка, но я не знаю, что там.

- А что-нибудь из алкоголя?

Удивлённо округляю глаза. Ульяна подходит к холодильнику, по-хозяйски заглядывает внутрь.

- А, - довольно мурчит она, я же продолжаю издавать булькающие звуки, - вот оно.

Девушка достаёт бутылку шампанского из холодильника. Понятия не имею, откуда она там взялась. Наверное, Гай принёс.

Черт возьми, он повсюду!

Сдерживаю желание прижать ладонь к раскалённой груди – это все равно не поможет. Хоть бейся головой о стену.

- Могу я остаться? – спрашивает она, тряся бутылкой в воздухе, обозначая цель своего нахождения.

- Только если не будем говорить о… Гае.

- Договорились.

Уля улыбается, а я не разделяю её веселья. Хотя, сдаётся мне, она что-то задумала.

Мы занимаем то же место, на котором примостилась я, когда была одна. Подоконник оказался достаточно широким, чтобы вместить обеих.

Ульяна свесила одну ногу вниз, другую согнула в колене, прижала к себе – хорошая растяжка. Я же придвинула к груди оба колена.

В руке теперь обычный прозрачный стакан, который Уля наполнила сладким пузырчатым алкоголем, а глаза продолжали безучастно сканировать улицу. Мы не стали включать свет, чтобы не отражаться и остаться невидимыми для прохожих.

В квартире слышались звуки нашего дыхания, бульканье пузырьков в стаканах, мерное тиканье часов -  всё же, то была тишина. Ульяна первая нарушает молчание.

- Когда я была маленькой, - говорит она, тоже глядя в окно, наблюдая за тем, как ветер кружит белые снежинки на фоне ночного неба, - то думала, что снег – это перхоть Бога.

Она хмыкает, затем делает глоток из своего стакана, а я перевожу на неё непонимающий взгляд, заинтересованная таким неожиданным и странным откровением.

- У нас в доме всегда было… и, в принципе, до сих пор находится много обслуживающего персонала. Мама часто увольняет одних и нанимает других. Причины самые разные. От внешности до неправильного, по её мнению, выполнения своих обязанностей. Я помню, как однажды она очень разозлилась, когда увидела у одной из домработниц перхоть. На чёрной униформе она очень хорошо виднелась, припорошив её плечи. Прям как снег на земле. – Улыбка на лице Ули становится печальной. – Мне было пять. Мама постоянно ходит в церковь, и меня водила в детстве. Поэтому ничего удивительного, что я представляла себе господа, сидящего на облаках, словно человек на диване. А если он живой, то и перхоть у него могла быть. Это уже позже я поняла, что ходить в церковь и действительно следовать заповедям – это две разные вещи. То же самое, как организовывать благотворительные мероприятия, когда тебе нет никакого дела до голодающих детей в Африке. Просто показушность, и ничего более. Но я до сих пор помню тот день, когда я сказала маме о своём предположении насчёт снега. Она не стала объяснять, что это природное явление, лишь сказала, что я с каждым днём всё больше и больше разочаровываю её. Прошло восемнадцать лет, а ничего не изменилось. Я всё такое же разочарование своей семьи.

Отпиваю сладкий алкоголь, заинтересовываясь её рассказом и отвлекаясь от гнетущей боли, жёгшейся где-то внутри.

Глядя на Улю и не скажешь, что её жизнь не идеальна. Она выглядит выигравшей в лотерею судьбы. Но если жизнь и успела меня чему-то научить, так это тому, что не всегда всё именно такое, каким кажется на первый взгляд. И за занавесом может скрываться даже то, чего мы представить себе не можем.

- Я ушла из дома, как только подвернулась первая возможность. Бросила университет, чтобы стать ассистенткой избалованной звезды. Кто бы мог подумать, что время, проведённое в этой унизительной, - Уля выделяет это слово, имитируя незнакомый строгий голос, - должности, будет лучшим в моей жизни? Я и сама не думала. Но, оглядываясь назад, именно так и считаю. Гай и ты стали моей семьёй.

Шумно вздыхаю. Я об этом не задумывалась, но Уля так же, как и Гай, пополнила мой семейный список. Видимо, мы были ей нужны в той же мере, как и она нам. А что теперь? Думаю, Уля задаёт себе тот же вопрос.

- Я не знаю, что у вас случилось… - Ульяна ловит мой настороженный взгляд. – Да, да, - спешит оправдаться, - я помню, что обещала не говорить об этом. – Расслабляю плечи, откидываю голову назад. – Просто мне не нравится видеть тебя в таком состоянии. Я же вижу, что тебе больно. Не знаю, где Гай, но думаю, он в таком же состоянии. Этот парень тебя любит.

Вскидываю брови.

- Не смотри на меня так, - отмахивается Ульяна. – Не нужно быть ясновидящей, чтобы разглядеть его чувства. Всё на поверхности…

Не успеваю ничего ответить. Боковым зрением замечаю оживлённое движение за окном. Поворачиваюсь полностью к стеклу, чтобы лучше рассмотреть, что происходит.

На пустынной парковке, не знаю, куда делись машины, которые обычно заполоняют всё вокруг, останавливается старенькая вишнёвая четырка – у дедушки на даче стоит точно такая же. Только она у него серебристая и уже отправилась на пенсию. Теперь медленно сливается с природой, покрываясь мхом и вьюном.

Со стороны пассажирского сиденья открывается дверь. Сперва появляется нога, она твёрдо встаёт на землю, затем показывается широкая мужская спина, облачённая в дутую куртку. Парень наклоняется в бок, сгибаясь пополам, чтобы вылезти из низенькой машинки, но не удерживает равновесие, видимо, зацепившись за порог другой ногой. Он летит на асфальт, покрытый льдом и снегом. На всю стоянку разносится его громкий возмущённый вскрик. Я напрягаюсь, хотя мне не должно быть дела до кого-то пьяного парня.