Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 15



   Одним осенним утром, не сговариваясь и не договариваясь, все население села собралось возле церкви. То был совершенно необъяснимый непостижимый порыв. У каждого была какая-то своя причина прийти: у кого встреча, кому сон приснился, а у кого просто путь пролегал мимо и т.п. Но все в одно время оказались в одном месте. Самые крикливые стали выступать на темы: "все мужики - сволочи", "все бабы - бляди", "архонт-вор", "правды нет", "чтоб оно все..." Когда все желавшие высказаться выступили и над толпой поднялся гул обсуждения, перед входом в церковь появился сельский дурачок верхом на быке, очень похожем на некогда забодавшего Федю Никанорского. Погарцевав немного, распевая гимны необычного богохульного содержания, умалишенный остановился, встал на спине быка в полный рост и, протянув правую руку вперед, как бы указывая на более счастливое будущее, прочел очень длинную (не менее часа) пламенную речь. Сегодня его слова представляются мне полным идиотизмом, но тогда все казалось вполне правильным и логичным. Он говорил, что не убий - отговорка слабых и трусливых, что слаще всего на свете - вкус человеческой крови, что жить с одной женщиной или одним мужчиной всю жизнь противно человеческой природе, что женщина должна проявлять любопытство к тому, как половой акт совершают разные мужчины, а мужчины должны стремиться овладевать самыми красивыми, быть неутомимы и неутолимыми в любви, что отбирать у ближнего имущество - единственный способ разбогатеть. И все в таком духе. Потом он разразился проклятиями и богохульствами. А народ, не дожидаясь окончания речи, бросился в церковь, сокрушая все ее внутреннее убранство: оплевывались и попирались ногами иконы, соскабливались фрески, люди мочились там, где еще совсем недавно стояли на коленях. "Поклонись тому, что ты жег; сожги то, чему поклонялся". Впрочем, вдоволь поглумившись над былой святыней, народ разошелся.

   На следующий день сообразившие куда ветер дует священники стали ходить по домам и собирать подаяния для молодого и энергичного бога Азазеля и его воинства. И была какая-то интрига в том, что они заговорили именно об этом демоне; где всплыло это имя, о котором я, кажется, некогда никому ничего не рассказывал? Прижимистый в обычное время народ не пожалел имущества ради "святого дела". Священники пригласили Виридомара, народного умельца, который умел изготовить своими руками все, что можно помыслить, и чинил всему селу все что ломалось, а с ним меня и деревенского дурачка как пророков божьих. Мы должны были незамедлительно переделать храм под нужды нового бога, превратить его в достойное для Господа обиталище. Хотя я, мастер на все руки и умалишенный были очень разными людьми и не ладили друг с другом, хотя сразу стало ясно, что об общем предварительном плане работ не может быть и речи, мы как никак были охвачены чувством единения в творчестве, мы загорались внезапными идеями, или скорее интуициями, стремясь максимально хорошо их реализовать. При этом наши интуиции словно бы дополняли друг друга. Больше всего в то время я боялся ошибиться, сделать что-то недостаточно совершенным. Я жаждал реализации незримого в зримом, бесконечного в конечном, вечного в преходящем. Это было как откровение, разрыв с которым даже на секунду мне казался катастрофой вселенского масштаба. Нужно сказать, что большую часть времени в течение всех дней я проводил в чтении заклинаний-молитв, проведении магических ритуалов, писании писем Азазелю и Люциферу. Я много спал, из-за быстрой утомляемости и из-за опасений пропустить какой-то вещий сон. Впрочем, сами сны я в то время ощущал яснее, чем реальность, они были для меня реальней реальности. Порой я слышал фразу или видел событие, но не мог припомнить, это было во сне или в состоянии бодрствования. Тогда мне и раскрылся вкус классификации Вячеслава Иванова, согласно которой есть реальное и реальнейшее. Но в жизни моей было не много готовой теории, но я искал ее на ощупь в слепую, у всего была одна цель, все было в одном порыве - уловить то единственное слово, тот единственный орнамент или рисунок, который сам есть высшая реальность. И замены нет - все суть незаменяемые знаки истины.

   Наши работы шли быстрыми темпами, хотя на первый взгляд мы больше спали и занимались посторонними делами. Мы расписали храм новыми фресками, изображавшими ключевой переломный момент нашей истории и наставление молодежи: совокупление с демонами в разных позах, а также символические изображения всевозможных откровений, полученных нами. Пересказать я вам всего этого не могу. Ведь это величайшие таинства, запретные и непостижимые для людей другого вероисповедания.

   Как из рога изобилия посыпались и бытовые "обыденные" откровения. Их прикосновение ощущалось в будни и в праздники, священниками и мирянами. Молящиеся у статуи Азазеля или у икон каких-либо иных богов часто задавали вопросы и получали на них ответы. Им казалось, что лицо истукана или изображения становится то ласковым, то добрым, то злым, то тревожным. Для сторонних наблюдателей, впрочем, все это оставалось вовсе незаметным. А еще знамения являлись и вне церковных стен. Люди научились прозревать знаки во всем: в полете птицы, в дуновении ветра, в шепоте деревьев, в изменении погоды. Населению села снились яркие сны с продолжениями, в которых демоны сообщали поразительные вещи прежде неведомые жителям Аварика: как гнать самогон, как пользоваться противозачаточными средствами, делать гаубицы, ругаться матом, говорить о политике во вселенском масштабе и многое другое.



   Первое время перемены вызвали оживление и повысили мотивацию основной части населения. Все, несмотря на доминантные в то время насилие и злобу, пребывали в возбуждении, в эйфории, полные упований на светлое будущее для своих детей. Можно сказать, что воцарился "мрачный оптимизм". И всем хотелось внести свою лепту в становление нового порядка вещей, прославить нового бога. И потому однажды на ареопаге село единогласно постановили переименовать из Аварика в Азазеловку. Сам Азазель, как видно из многочисленных знамений, весьма благосклонно отнесся к народному волеизъявлению.

   Не следует представлять себе общество в Азазеловке как монолит. Я повторю то, что уже говорил, но ввиду исключительной важности хочу, чтобы вы обратили на это внимание. С приходом демонов все стали ненавидеть друг друга. То есть, нет. Я неверно выражаю свою мысль. Соседи и раньше ненавидели друг друга, но моральные, традиционные установки были такими, что сдерживали внешнее выражение этой неприязни. Собственно мне кажется, что даже если бы я и не вызывал демонов, они бы нашли и другой способ снизойти к нам. Если давать злу пустить корни в душе, то рано или поздно потенциальное зло найдет способ самореализоваться. Возникает ситуация, при которой бесполезно искать непосредственные причины и стремиться их искоренять. Если "зло на пороге лежит", то оно все равно пробьет себе дорогу. Нужно искать и исправлять первопричины. Но человек почти всегда слишком глуп и слаб для этого.

   Так вот Азазеловка словно тонула в море жгучей ненависти. Постоянно находились трупы, и всегда ужасно изуродованные, то есть убиенные умирали в страшных муках. Возможно, иногда люди погибали от рук сектантов, но, как мне кажется, все-таки много чаще причины были исключительно бытовыми. Про кражи, доносы и драки и говорить нечего - обычное дело. Следует, справедливости ради, оговориться, что уровень преступности не был постоянным или все время рос. Правильнее говорить о колебаниях. Вначале, сразу после вызывания был необычайный рост, потом, после постройки нового храма и фиксации культа - резкий спад, потом медленный и достаточно устойчивый подъем.