Страница 133 из 142
И не прав был он, когда утверждал, будто живопись мне не дается! По-моему получилось даже лучше оригинала.
Я шевельнула пальцами, по ледяным узорам пробежались инеистые искорки, и фигуры пришли в движение, повернулись лицом друг к другу, заглянули в глаза. Ледяные руки скользнули по плечам на грудь, и нарисованная на стекле девушка шагнула вперед, в такие родные объятия. Я же обхватила руками плечи и закрыла глаза, вновь погружаясь в воспоминания…
…На улице стояла глубокая ночь, когда мы спустились к карете. Это мне тоже не нравилось, создавалось ощущение, что я убегаю, словно испугавшись чего-то. Но, уступив мужу в самом главном, за мелочи я уже не боролась. Пусть все делает, как считает нужным.
Я уже собиралась гордо подняться в карету с видом ссыльной королевы и укатить, не прощаясь, хоть прекрасно знала, что сама потом буду об этом жалеть, но не в силах побороть все еще плещущуюся внутри обиду. Только Дарел не позволил – придержал за локоть, не давая сдвинуться с места.
– Ну, сколько можно дуться и не разговаривать? – устало вздохнул он. – Ты же согласилась, что это верное решение. Так будет лучше, ведь ты действительно не можешь поехать со мной, а чем оставаться одной в Съерр-Таше куда интереснее, наконец, увидеться с родителями.
Я надулась еще больше. Да, согласилась! Но это вовсе не значит, что я его простила за это решение. И уж, тем более, что я хочу уезжать.
– Я тебя не отпущу, пока не заговоришь, – огневик притянул меня ближе, коснулся пальцами щеки, приподнял подбородок, пытаясь заглянуть в глаза. – А то сообщат мне потом, что Императрица лопнула в дороге.
От теплой насмешки в голосе и от осознания того, что я эту насмешку не услышу теперь, только Теннат знает сколько, у меня защипало глаза. Я часто заморгала, и это, конечно же, от него не укрылось. Дарел выпустил мой локоть, и теперь уже обе ладони обхватили мое лицо, а губы обжег жаркий, головокружительный поцелуй.
– Я тебя ненавижу, – прошептала я, сдаваясь, и уткнулась лбом в его плечо.
Огневик обхватил меня за плечи, мягко поглаживая, коснулся губами волос.
– Хорошо, что у меня уже есть опыт того, как убедить тебя перейти от этой стадии к прямо противоположной.
Я стукнула его кулаком в грудь, а он тут же поймал мою руку и поцеловал кончики пальцев.
– У меня нет ни малейшего желания тебя отпускать. Но ты же понимаешь, это лучший вариант из тех, что имеются. А еще у меня для тебя сюрприз…
…Подтянув колени к груди, я пристроила на них подбородок, продолжая разглядывать витражи, в которые благодаря моим тоскливым страданиям превратились оконные стекла. В это время «сюрприз», вынырнув из-под кресла, куда он умчался в погоне за солнечным зайчиком, взобрался по шторе и с интересом вгляделся в нарисованное лицо хозяина.
Вообще, как оказалось, это была она, а не он. Торжественно врученную мне в качестве спасения от скуки саламандру, как наконец-то выяснилось, звали Марево или, проще говоря, Марька. Дарел утверждал, что это не просто животное — она впитала часть его дара, а поэтому в какой-то степени является им самим. А потому иногда он сможет наблюдать за мной ее глазами. А еще додумался утешить, что, если с ним что-то случится, я сразу узнаю об этом. И за такое утешение чуть не схлопотал по шее.
Как бы то ни было, если какой-то дух моего мужа и жил в саламандре, он еще явно пребывал в стадии взаимной искренней неприязни. Марька холод не любила и сопровождала меня повсюду исключительно из чувства долга, не забывая изображать на физиономии презрение ко всем окружающим и, особенно, ко мне. Иногда я начинала думать, что она меня просто ревнует. Я вспоминала, как сама начинала бубнить, когда Дарел возился с ящерицей, и с ужасом понимала, что кто-то из нас двоих – или я, или саламандра – точно сумасшедший.
Под моим пристальным взглядом Марька оглянулась, качнула головой, мол, чего уставилась, и продолжила дальше любоваться узорами на стекле. Что ж, хоть кто-то еще ценит мое творчество.
В памяти всплыл самый последний прощальный поцелуй, уже из кареты, последние слова, эхом звучащие в ушах, последняя улыбка и взмах рукой. Когда повозка тронулась, я обернулась и увидела, как мгновенно поникла его фигура. И тут же стало ясно — расставание он переживает ничуть не меньше меня, а шутки и подбадривания звучат только для того, чтобы я не расклеилась. Спустя несколько мгновений он вскинул голову, расправил плечи и решительно зашагал во дворец. А секундой позже, карета повернула, скрывая его из виду.
Тяжелее всего было первую неделю, ту, что я провела в дороге. Дальше стало чуть легче. Да и начала проклевываться пока еще слабая, но все-таки радость в предвкушении грядущей встречи с родителями.
Это было так… волнительно.