Страница 634 из 683
Нейхольд, как нарочно, интереса к его картинам больше не проявлял. Казанский намекнул ему, что они могли бы повторить комбинацию. Нейхольд пожаловался, что терпит затруднение с деньгами… Но вот его друзья, люди очень богатые, хотели бы приобрести старинную икону… Хорошую икону. Не классику, конечно, но чтобы это была работа настоящих мастеров иконописи. Нашлась икона в коллекции Казанского. Сделка состоялась через Нейхольда, Казанский опять сбыл доллары. Еще икона. Еще и еще…
Нейхольд сделал заказ сразу на несколько икон, но поставил условие, чтобы все они были в серебряных окладах. Где их взять? В экспедициях, с которыми он выезжал от музеев собирать иконы, было трудновато. Казанский поехал один. Помогли борода и усы. Пошел по деревням. Представлялся старикам и старухам попом, на грудь повесил серебряный крест и пришептывал, что собирает иконы для вновь открытой церкви. Молодой, черный, как жук, божественные слова в речь вставляет. Ну как не отдать икону? Иногда задаром получал, иногда деньги платил. Какие деньги? Пятерку или десятку за икону, которая стоила сотни рублей даже среди московских коллекционеров, не говоря уж о зарубежных клиентах.
Сделал Нейхольд и особый заказ. Попросил для «особого» клиента, очень богатого человека, миллионера, икону пятнадцатого или шестнадцатого века, из круга больших мастеров. Казанский объяснил, что такого рода иконы большая редкость, что за ними охотятся многие советские музеи, выезжают за ними целые экспедиции. Нейхольд намекал, что за ценой не постоит. Уверял, что ему очень, очень нужно для личной карьеры, а его карьера — это и карьера Казанского на Западе, его слава! Где-то проскользнула даже подсказка… Его, Нейхольда, друг не специалист, а Казанский мастер в реставрации…
Казанский понял, о чем идет речь. Он нашел очень старую доску, изображение на которой было окончательно утрачено. Остальное ему было знакомо.
Нейхольд привез Эдвардса.
Изобразить из себя миллионера Эдвардсу не составило труда. Он осмотрел мастерскую, картины Казанского, иконы.
Казанский, в душе все-таки робея, положил на стол свою подделку.
— О-о-о! — воскликнул Эдвардс и посмотрел выразительно на Нейхольда. Нейхольд на немой вопрос ответил легким кивком головы. Казанский мог оценить, что западный друг блюдет его интересы.
Эдвардс лениво опустил руку в боковой карман и извлек оттуда бумажник. Двумя пальцами вытащил из бумажника пачку стодолларовых купюр и небрежно бросил ее на стол.
Нейхольд подвинул пачку Казанскому.
— Здесь тысяча долларов, господин Казанский! — сказал он. — Мой друг просит вас написать ему точное название сюжета иконы, обозначить школу и время исполнения… Желательно также знать ее происхождение…
— Пишите! — предложил Казанский. — Пишите, я продиктую…
Нейхольд отрицательно покачал головой.
— Моя запись, господин Казанский, ничего не стоит… Нужна ваша запись… И подпись… Это как заключение эксперта.
Просьба обеспокоила Казанского. Подпись, заключение. Но на столе лежала зеленая пачка. Он уже в уме пересчитал, что она эквивалентна огромной сумме. Собственно говоря, чем ему могла грозить такая записка? К чему она относилась? Кому он ее дал?
Казанский записал:
«Иоанн Предтеча. Ангел пустыни. XVI век. Вывезена из Каргополя Архангельской области. Предположительно новгородская школа».
Каргополь Казанский назвал случайно. Вспомнилось название города. Сам он в Каргополе никогда не бывал.
Протянул записку Нейхольду. Тот внимательно ее прочел, что-то сказал по-английски своему другу. Тот удовлетворенно кивнул головой. Сделка состоялась.
Казанский не отказал себе в удовольствии небрежно, не считая, бросить доллары в ящик стола.
Столь же небрежно он предложил:
— Коньяк? Виски? Джин?
Сам того не ведая, он демонстрировал Эдвардсу выучку, которую прошел у Нейхольда. Налили коньяк. Казанский оживился. Начал пояснять:
— Редчайший сюжет! Ваш друг, господин Нейхольд, останется доволен. Не всегда турист может похвастаться такой находкой…
— Находка стоит тысячу долларов! — заметил Нейхольд.
Казанский нашелся:
— У вас на Западе она стоит в десять раз дороже…
— Все может быть! — слегка насмешливо согласился Нейхольд. — Если нет ошибки и это действительно шестнадцатый век…
Договорились с Нейхольдом и о передаче иконы, как это у них было ранее условлено…
Казанский купил путевку — путешествие вокруг Европы.
Нейхольд встретил Казанского в одном из крупных европейских городов. Позвонил в гостиницу по телефону. Казанскому надо было бы задуматься, откуда у Нейхольда такая осведомленность. В городе туристская группа, в которую входил Казанский, должна была пробыть всего два дня.
Договорились по телефону, что Казанский в ночной час, когда его товарищи по группе лягут спать, выйдет к подъезду гостиницы.
Казанский вышел, бесшумно подкатил черный, сверкающий лаком «ситроен». Казанский быстро уселся в машину, «ситроен» поплыл по улицам ночного города.
Нейхольд привез его на одну из конспиративных квартир полковника Эдвардса. Эта встреча радости Казанскому не доставила, хотя Эдвардс принял их радушно. Казанский побаивался объяснений по поводу иконы. Так оно и вышло.
Эдвардс обратился к Казанскому на русском языке, и не без иронии.
— Коньяк? Джин? Виски? Лучшие сорта!
Казанский воскликнул:
— Вы говорите по-русски?
Эдвардс живо ответил, и даже акцента не слышалось в произношении русских слов:
— Я коллекционирую русские иконы! Надо изучать русский язык!
Резким движением Эдвардс подвинул кресло. Казанский сел, чувствуя, что надвигается что-то неладное.
Дальнейшее развернулось в стремительном темпе.
Эдвардс снял со стены икону, приобретенную у Казанского, и строго спросил:
— Это ваша икона?
Казанский лихорадочно соображал, как выйти из положения, как сохранить хотя бы внешне чувство достоинства.
Он взял икону из рук Эдвардса, провел по ее поверхности пальцами, перевернул доску и признал:
— Когда-то была моей!
— Именно ее я купил у вас за тысячу долларов? Не правда ли?
— Она самая…
Эдвардс резко сменил тон.
— Я хотел бы, Евгений, расторгнуть сделку! Вашу икону осмотрели эксперты… Они признали ее подделкой! Когда я могу получить обратно мои доллары?
Казанский попытался сопротивляться, но логика в ту минуту была целиком на стороне Эдвардса. Он предлагал забрать обратно товар, требовал деньги.
Вступил в разговор и Нейхольд.
Он сухим, деловым тоном проинформировал, что по законам той страны, где они находились, подделка произведения искусства каралась очень сурово.
Казанский снял пиджак, часы с руки и предложил взять у него в залог. Эдвардс опять усадил его в кресло.
— Мы понимаем, — начал Эдвардс, — художнику, чтобы стать известным, нужно много денег! Холсты, краски, представительство… Зачем же, Евгений, добывать деньги с таким риском? Продавать подделку за подлинник… Это еще опасней! И еще опасней продавать доллары!
Тогда, впрочем, этим намеком о продаже Казанским долларов Эдвардс и ограничился.
— Угроза… и обещание помочь? Как вас понимать?
Эдвардс пренебрежительно отмахнулся от вызова в голосе Казанского.
— Успокойтесь! Я предлагаю вам более простой и легкий способ заработать деньги! Много денег…
— Шпионаж?
— Зачем так громко! Маленький и безобидный бизнес… К вам обратится советский гражданин с просьбой что-то передать… Придется передать посылочку. Кому? Мы скажем в свое время… Абсолютно безопасно!
— Что я должен буду передавать?
— Это менее опасно, чем торговать иконами…
— Коньяк, виски? — спросил насмешливо Нейхольд.
— Виски! — с сердцем ответил Казанский.
Тиски сжались. Он наконец почувствовал, что с ним играют как кошка с мышкой, что этой силе, этому давлению он здесь ничего противопоставить не может.
Оставалась какая-то надежда затаиться и… Но и здесь Эдвардс отсекал ему пути.