Самсоны и Голиафы

Потихоньку начинало холодать и за окном нашего немца. В горных регионах ночами бывает и очень холодно, а сейчас, в предвечернее время, погода становилась просто идеальной. Мы подкатились по широкой каменной аллее к аккуратному особнячку за изящным прозрачным металлическим забором из тонких прутиков. Пригород, надо полагать, потому что ехали сравнительно долго. Южногорск можно объехать за гораздо меньшее время дважды. Покинув пахнущий новой кожей салон, я снова попытался вдохнуть горный воздух. На этот раз действительно горный. Голову закружило, я ухватился за прутик от забора и чудом устоял на ногах. Мда, гости из столицы, к климату тоже нужно будет привыкать.

Гера распахнул калитку, пригласил вовнутрь. И здесь вкус не подвел. Губа у Герыча не дура. Трехэтажный домик из белого мрамора с черной крышей. Широкий двор, бассейн, вольер с доберманами числом три. Пока сидят смирно, но смотрят куда недоверчивей охранников в супермаркетах. Для сторожевых собак – подозрительный момент. Ладно, они, по крайней мере, в клетке. Под пристальные взгляды видеокамер и едва слышное поскуливание церберов мы прошли по такой же каменной аллее к парадному входу. В доме было светло, в меру шумно и пахло ужином. Как же вовремя. А то, может, не от воздуха свободного с ног валюсь?!

Просторный холл, на одной стене распятие в полный человеческий рост. Скульптура, понятное дело. Прошли в гостиную. Такое же достойное убранство. Дом само собой кондиционирован. Тепло поприветствовались с матерью Геры, менее тепло – с женой и двумя дочерьми – их троих я видел впервые. Этим составом и сели ужинать. Диана так и не появилась.

Все в этом доме говорило о взаимном уважении, важности человеческого тепла, незаменимости таких вот вечеров. В ходе разговоров за доброй порцией ароматной окрошки на айране, я узнал, что Герасим теперь не совсем лидер молодежки, но ею по-прежнему занимается – курирует вопросы молодежного развития на политическом поприще. Ясно, многое встает на свои места – меньше ненужных думок, очень хорошо. В остальном «Как видишь, все – слава Богу!». Я доедал с аппетитом ужин и с таким же аппетитом слушал неумолкающего приятеля, с искренней радостью в сердце. Дай Бог, дружище, дай Бог!

Отужинав, пошли смотреть вид, открывающийся с другой стороны дома – на вечерний Южногорск, лежащий теперь в низине. Зрелище что надо! Легкая дымка от костерков по окраинам, яркие огни вывесок, фонарей, светофоров, таблоидов ближе к центру. Пахло вечером и покоем. Вид не портили даже огромные трубы цементного завода в восточном районе, поскольку сейчас были больше похожи на аккуратные пасочки в детской песочнице. Потихоньку начало вспоминаться детство. Стоп, не время. Успею еще все вспомнить сто раз. Подобрался, усилием воли улыбнулся как можно искренней и снова дал установку «Я здесь дома».

Звук автомобильного сигнала окончательно вернул меня в боевое положение. Двойной сигнал уже, видимо, приглашал вернуться в салон.

Глава 3

«Посему, братия мои,

собираясь на вечерю, ждите.»

Кн. 1 Коринфянам 11:33

Московская, 124. Понимающие просто бегут сюда. Непонимающие обходят это облепленное сплетнями, слухами и клеветой место не то что десятой, а как раз сто двадцать четвертой дорогой. Для первых – это место последней надежды, спасения, да и просто пристань отдыха для души. Ну, а вторым, непонимающим – пытаться объяснить что-либо просто бесполезно. В памяти всплыло что-то про бисер – точно уже цитату не помню – регенерация мозга дело тонкое и, как оказалось, не такое уж и долгое. Еще с детства, подходя к этому зданию (это случалось почти ежедневно), я всегда испытывал странные ощущения. Этакая помесь благолепия, благоговения, неистребимой надежды, тысячелетнего теплого братства и вместе с тем не то что бы тайны, а недосказанности, что-ли, недопонятости направления самого учения апостолов, древних патриархов, нераскрытости каждого, КАЖДОГО стиха великого, популярнейшего учения. Что-то было еще. Да еще и юношеский мозг принципиально (откуда у тебя, Тимофей, вообще такая черта характера?) отказывался верить в сухую цепь событий любимых героев древнейшей книги. Взять тех же атлантов воинского дела – Самсона и Голиафа. Люди, призванные защищать каждый свой народ – и просто банальная смерть, едва войдешь во вкус чтения. Второго, как известно, малец пращей уработал, первый – и вовсе сам себя вместе с пирующими врагами погреб заживо в каком-то ихнем (есть такое слово: нам лидер детского так рассказывал, а она как раз и учила не врать) храме. Создается впечатление, что мне не рассказали большей части истории как всей мировой, так этих двух локальных. Где все утеряно было? На каком этапе? Умышленно или просто никто и не пытается заглянуть за завесу? – я допытывался всегда. И всегда безрезультатно. Единственным мало-мальским результатом были ответы бабушки – но то были такие нелепые реплики, что и оглашать просто не имеет смысла ввиду отсутствия здравой мысли.

– Родные места! – Гера взглянул на «базу» так гордо, словно сам в одиночку, втайне от всех ее и выстроил не далее как минувшей ночью.

– Да уж, время бросать камни и время собирать – я вспомнил, возможно, популярнейший стих ветхого завета. (Тут вроде все понятно более-менее). Ладно, много думать вредно (бабушка, привет!).

Базой по старой привычке называли это место все посвященные. Двухэтажное здание из желтого кирпича посреди технологической зоны, с высокими заборами и постоянно разрастающееся. Так было всегда. Теперь же оно сожрало почти всю южную часть промзоны – бывшего химического завода, на котором когда-то давным-давно трудилась еще моя бабушка. Теперь здания пустовали, и Палыч скупал либо арендовал их под свои нужды. Деятельность была обширная, а теперь, видимо, еще и с политической примесью. М-да, здесь можно спрятать что угодно. Про кого угодно я вообще молчу. Они здесь прятались и в моем детстве, да и раньше – почему нет? Помню, семилетним пацаном лично бегал за сигаретами для какого-то авторитета в соседний ларек втайне от всех, за исключением Пахи, потому что он и посылал, но о нем (о Пахе, а не об авторитете, в смысле) позже, если не забуду.

Проехали через несколько шлагбаумов к заднему входу. На каждом Гера неизменно делал короткий гудок и старички в выцветших формах цвета хаки давали отмашку, узнаю мол, и волшебные палочки взмывали вверх.

– Охрана? – из юности я такого факта не помнил.

– Это не наши – чоповцы охраняют периметр. Еще со времен завода пошло. Нас пускают как арендаторов, номера записывают. Хотя, чистая формальность. Хах, помню, год назад из соседнего ангара по рельсам стырили вагон с бензином, никто даже не доложил – просто не заметили. Охраннички. А как крутым словцом из кроссворда козырнуть – это у них профессиональный прикольчик.

– А че мы с заднего, а не простираясь вперед? – я решил помучить память цитатами Святого Павла. Вроде, не перепутал ничего.

– Гляди-ка, Помнишь! Почитываешь, что ли? А дальше как, Разумовский?

– Стремлюсь к цели, к почести высшего звания во Христе Иисусе. – Сам от себя не ожидая таких успехов, я улыбнулся с приятной, почему-то, теплотой.

После нескольких непредсказуемых поворотов бесшумно подкатили к задним воротам уже непосредственно нашей (вашей, Тимон?) территории. На поверку оказалось, что в багажнике у моего приятеля лежала баранья туша, и нам ее надо было доставить для завтрашней вечери любви. Обжераловка двумя словами. Или банкет – это если одним. Мы вышли из авто, а багажник в это время сам открывался. Я хотел было посмотреть на убиенного, но друг мой, видимо, расценил это как порыв поработать, и строго, отрицательно, еле заметно, повел головой:

– Братан, ты тут гость или на стройке?! – Мой друг снова улыбнулся и махнул куда-то в сторону тонированных стекол у входа на территорию. Я задумался, зачем таскать мясо на стройке, но не додумал – из калитки вывалились два небритых, но веселых, можно даже сказать счастливых мужичка и тепло обнялись сначала с Герой (его еще и поцеловали), а потом и со мной. М-да, так тепло в белокаменной обнимают разве что обращающихся из армии. Даже запах бетона и горелой сварки с примесью борща и сала не перебил братский дух. Что-ж, тут уютно, надо признать. Мужички, после кивка Геры, резво взяли барана и хотели было тащить вовнутрь, но резкий, поставленный окрик их остановил.