Страница 69 из 89
– Вы должны показать мне сад, как только у меня будет время, – сказала Барбара.
– Да, Ваша Светлость, разумеется, Ваша Светлость.
Они не спеша шли по направлению к дому. Там ему предстояла деликатная задача – ознакомить Барбару с обстановкой и представить ей штаб. Так как устройство адмиральского особняка производилось в соответствии с предписаниями Адмиралтейства, то переставить какую-нибудь мебель или изменить положение какого-нибудь из морских чинов, служащих там, было вещью, совершенной недопустимой для Барбары. Она являлась здесь лишь гостем, которого терпят, и притом едва-едва. У нее могло возгореться желание поменять что-нибудь из мебели или реорганизовать штат прислуги, но в таком случае ее ждала досадная неудача.
– Милый, как мне кажется, хорошо, – произнесла Барбара, подмигивая, – что наше пребывание здесь будет недолгим. И насколько?
– До тех пор, пока Рэнсом не прибудет на «Тритоне», – ответил Хорнблоуэр.
– Ты должен знать это, дорогой, принимая во внимание то, какое количество сплетен вы вызвали в обществе леди Эксмут и прочих.
– Да, однако это все еще смущает меня. Когда истекает срок твоих полномочий?
– Официально они истекли вчера. Однако я остаюсь в должности командующего до тех пор, пока не передам их в законном порядке Рэнсому по его прибытии. Переход «Тритона» затянулся.
– А когда Рэнсом приедет?
– Он примет у меня полномочия, и, разумеется, вселится в этот дом. Его превосходительство пригласил нас погостить у него до тех пор, пока мы не отплывем домой, дорогая.
– Понятно. А если Рэнсом запоздает настолько, что мы пропустим пакетбот?
– Тогда мы подождем следующего. Но я надеюсь, что этого не произойдет. Это было бы мучительно.
– Резиденция губернатора так же плоха, как эта?
– Вполне терпима, дорогая. Я думаю о Рэнсоме. Ни один главнокомандующий не захочет, чтобы его предшественник оставался здесь.
– И будет, разумеется, подвергать критике все его действия. Ты будешь делать это, дорогой?
– Разве я не человек, чтобы не поступать так?
– А мне так хорошо известно, как свойственны тебе человеческие чувства, милый, – сказала Барбара, протягивая к нему руки.
Они были одни в спальне, вне поле зрения слуг и штабных, и могли себе позволить быть естественными несколько прекрасных мгновений, пока громовой стук в дверь не известил о прибытии Джерарда и багажа, следом за которыми вошел Спендлов с запиской для Барбары.
– Приглашение от Ее Превосходительства, дорогой, – прочитав, пояснила Барбара. – Нам предписано прибыть на обед en famille[12] .
– Иного я и не ожидал, – заявил Хорнблоуэр, потом, оглянувшись, и убедившись, что Спендлов ушел, добавил, – чего я и боялся.
Барбара заговорщически улыбнулась ему.
– Время покажет, – сказала она.
Им так о многом нужно было поговорить, сообщить друг другу столько нового: эти длинные, длинные письма, которыми они обменивались на протяжении трех лет их разлуки, нуждались в дополнениях и пояснениях. В любом случае, Барбара провела пять недель в море, не имея никаких новостей. Поздно вечером следующего дня, когда они ужинали наедине, в их разговоре всплыла тема Хаднатта. Хорнблоуэр кратко объяснил положение дел.
– Вы отдадите его под трибунал? – спросила Барбара.
– Без проблем, когда я соберу суд.
– И каков будет вердикт?
– «Виновен», разумеется. В этом нет никаких сомнений.
– Я не имела в виду вердикт. Я подразумевала приговор. Каков будет он? – У Барбары было право задавать такой вопрос, и даже высказывать свое мнение, касающееся исполнения ее мужем служебных обязанностей, поскольку он имел неосторожность посвятить ее в это дело.
Хорнблоуэр процитировал наизусть статью из Морского устава, определявшего всю его жизнь, связанную со службой, на протяжении последних тридцати лет:
– Каждый, кто допустит подобный проступок, будучи приговорен на основании этого решением трибунала, подлежит смертной казни, или более легкому наказанию, что зависит от существа и тяжести проступка, которое трибунал постановит ему назначить.
– Нет, не может быть, дорогой! – серые глаза сидевшей по другую сторону столика Барбары широко распахнулись. – Смертной казни? Но вы произнесли «или более легкому наказанию». Что это может означать?
– Прогон через строй флота. Пять сотен плетей.
– Пять сотен плетей? За то, что человек сыграл обычное «си» вместо «си-бемоль»?
Именно таких слов можно было ожидать от женщины.
– Дорогая, обвинение заключается не в этом. Оно формулируется как умышленное неповиновение приказу.
– Но в таком пустяковом деле…
– Дорогая, неподчинение приказу не может являться пустяковым делом.
– Неужели вы способны засечь человека до смерти за то, что он отказался играть си-бемоли? Какой кровожадностью надо обладать, чтобы сводить счеты таким образом!
– Здесь и речи не идет о сведении счетов, дорогая. Наказание направлено на то, чтобы отвратить других от мысли о неподчинении приказу. Это не месть.
Но, будучи женщиной до мозга костей, Барбара оставалась при своем мнении, какие бы доводы холодного рассудка не приводились.
– Но если вы его повесите, или засечете его, – думаю, что он никогда не сможет уже играть ноты «си». Что же хорошего может последовать из этого.
– Это хорошо для службы, дорогая…
Хорнблоуэр, в свой черед, продолжал отстаивать позицию, в прочности которой сам не был вполне уверен, однако натиск Барбары заставил его все горячей вставать на защиту своей любимой службы.
– Об этом узнают в Англии, – заявила Барбара. Затем в ее голову пришла новая мысль, – Конечно же, он может подать аппеляцию, так ведь?
– Если бы мы были в отечественных водах, то да. Однако я являюсь главнокомандующим на заграничной станции, и на мое решение не может быть подана аппеляция.
Это прозвучало отрезвляюще. Барбара внимательно посмотрела на человека, который из нежного, любящего, чувствительного супруга превратился вдруг во властелина, держащего в своих руках жизнь и смерть человека. И она знала, что не может, не должна пользоваться своим привилегированным положением жены, чтобы повлиять не его решение. Не ради выгод службы, а во имя своего собственного семейного благополучия.
[12]
В семейном кругу (фр.)