Страница 3 из 9
Она впервые ехала с ним в машине и чувствовала себя слегка взбудоражено до приятного покалывания в животе, словно познакомилась с понравившимся ей мужчиной пару минут назад. Санди поймал какую-то рок-волну и тихонько подпевал.
“Интересно, он знает все песни…” – подумала Лера, глядя на пролетающие за окном поля фермеров и белые облачка дремавших овец. Поднявшаяся пару часов назад буря будто бы отступила и забылась на время. И хотя дорогой они почти не разговаривали, напряжения не было. Она поймала себя на том, как это здорово – ехать на машине, молчать и не ощущать давления повисшей паузы. Просто быть на одной волне. Давно такого не случалось…
Они отъехали совсем недалеко, свернули с главной дороги на частную и остановились почти на краю утеса Каубар, который обнимал Стэйфс с северной стороны. Этот его край выдавался в море отвесной скалой. От нее и отходил левый волнорез, на котором любила сидеть Лера. Дальше Каубар обрамлял побережье красивыми изгибами и постепенно уступал территорию громаде Боулби – самому высокому утесу восточного побережья всего острова.
Санди заглушил двигатель и кивнул на деревянную скамейку, словно специально установленную для таких случаев:
– Посидим?
Что Лере нравилось в сельской Англии, так это то, что в каждом живописном уголке здесь обязательно было подготовлено место, где можно удобно расположиться и насладиться видами.
Они вышли. Ветер стих и стало совсем спокойно. Солнце закатилось за макушку Боулби буквально несколько минут назад, взъерошив ее огненно-оранжевым заревом. Вокруг же все небесное небо погружалось в равномерный сиреневый цвет. Они сели на лавочку, Санди достал из-за пазухи плоскую металлическую фляжку и протянул Лере.
– Что это?
– Терновый джин, твой любимый, – усмехнулся рокер.
Лера недоверчиво покосилась на его руку. Она хорошо помнила, как попробовала настойку впервые после какого-то концерта и как долго кривила лицо, отплевываясь. Джин из терновника был ужасно вяжущий, обжигающий и непривычный на вкус. Она неуверенно взяла фляжку и сделала небольшой глоток. На этот раз напиток показался немного другим. Тепло приятно разлилось в груди, а от вязкого вкуса почему-то захотелось целоваться. Лера смущенно тряхнула головой, пытаясь отогнать совсем неуместные фантазии.
– Этот домашний, я сам делал. – Санди заметил, что джин пришелся ей по вкусу.
Тепло пробиралось по телу все увереннее, наполняя его ленью и одновременно превращая мысли в тягучую патоку.
– Как хорошо. И никого нет… – вздохнула Лера, глядя, как медленные волны размеренно перебирают оттенки догорающего неба.
– Как никого? Есть же мы… – Санди с азартом повернулся к Лере, но вдруг замолчал, словно уловил в собственных словах скрытый смысл, которого сам порой боялся.
Он давно уже ощущал себя на крючке. Молодая женщина, которая вдруг появилась в его жизни, будила те самые воспоминания молодости. Нет, не будила. Она дымящейся шашкой падала на дно памяти и поднимала клубами с ее дна самое дорогое, что было. Концерты, туры, поклонницы, литры выпитого виски, кокс… журналистки и администраторши, зажатые в гримёрках. И роковые красотки на афтепати, которые, черт возьми, уезжали все же с кем-то другим. Все это возвращалось вихрем, доставляя вяжущее, как этот проклятый джин, удовольствие и нестерпимую боль… Лера не ассоциировалась у него ни с одной женщиной из бурного прошлого. Она сама была этим прошлым, этим вечным разрушительным рок-н-роллом, по которому он тосковал больше всего.
Если бы эта русская девочка знала, какие мысли вызывает у музыканта, возможно, она поняла бы, почему сама так тянется к нему. А точнее к той энергии драйва, которую сама же будит в ныне почтенном сэре и семьянине, образуя замкнутый круг.
Но в отличие от Санди Лера не разрешала себе признаться в том, что тоска так же неумолимо тянет ее в прошлое. В тот недолгий период юности, когда паспорт уже разрешал, а разум еще не препятствовал. Когда танцевать на барной стойке было намного веселее, чем на танцполе. Когда байкерские фестивали оборачивались полной амнезией и тщетными попытками вспомнить, чей телефон размашисто написан маркером прямо на голом животе. А пятницы в любимом клубе традиционно заканчивались в понедельник.
В тот период у нее был любовник – известный в байкеровской тусовке татуировщик. Из тех, с кем встречаются раз в полгода – подлатать раны на сердце, заработанные в неустанных поисках идеальных отношений. Она приезжала к нему среди ночи, садилась на местами прожженный диван, вытягивала ноги и закрывала глаза. По стенам висели осенние загородные пейзажи и портреты полуобнаженных девушек, вперемешку с косматыми волками-оборотнями в таинственных лесах и кораблями викингов. А в колонках старого компьютера играл бессмертный русский рок. В квартире воняло сигаретами, травкой и вчерашним алкоголем. Но ей там было хорошо, как в берлоге. А он всегда готов был слушать, говорить и лечить душу, ничего не требуя взамен. Она падала в его объятия, как в любимый рок-н-ролл, а утром целовала на прощанье и пропадала в грохоте утреннего траффика еще на полгода, с загадочной улыбкой на лице и новыми планами на жизнь.
Свободный художник, живущий в свое удовольствие, совершенно не вписывался в ее картину будущей идеальной семьи. Оттого она не привязывалась к нему – ей нравилась периодичность и легкость этих встреч. Лера знала, что у него есть другие женщины, возможно, даже видела их на тех самых портретах, но почему-то даже не ревновала. Скорее всего, потому что проводя время с ним, она чувствовала себя единственной и лучшей. Не только для него, но и для всего мира. Пожалуй, это чувство в самом его концентрированном виде так и осталось только в тех вечерах… И за это она его любила, по-своему, искренне, трогательно, но дозированно…
А потом за дело взялась ее подруга. Немного очухавшись после первых родов, Наталья видимо, решила заполучить новых адептов в свою секту счастливого материнства. Начала прочищать мозги. Ты, мол, осознанно сливаешь свою женскую энергию в бесперспективные отношения. И пока бегаешь к своему душевно-половому доктору, нормального мужика у тебя не будет.
Лера почему-то с ней согласилась. Рассталась с татуировщиком, перестала крутить сомнительные интрижки, остепенилась, сосредоточилась на карьере – работа в сети ресторанов, по мнению Натальи, была неплохим полем для поиска подходящего интеллигентного и перспективного жениха. И вскоре она действительно встретила Джека. Правда, с ним она никогда не могла вот так запросто развалиться на диване и опрокинуть бутылку пива, не думая, как выглядит при этом. А потом говорить, философствовать и спорить о вечном. А потом трахаться – отвязно, дико и сочно, со слюнями и визгами, тоже не думая, как это выглядит со стороны…. Забывать о том, что надо имитировать оргазм и делать мужчину самым счастливым на свете всеми невозможными способами, чтобы не дай бог, не подумал сравнить с другой…
Лера давила эти мысли, запихивала их подальше, как наскоро собранный хлам – в шкаф, не желая разбирать. Но они просачивались сквозь щели, оттопыривали створки и грозили однажды с грохотом высыпаться всей кучей.
Особенно, когда рядом оказывался Санди. То ли из-за тлеющей, но такой знакомой энергии рок-н-ролла, которая едва заметно поблёскивала угольками в глубине зрачков и готова была полыхнуть от любого неосторожного сквозняка. То ли из-за каких-то интуитивных ощущений, но Лера решила, что Санди – тот человек, которому здесь можно довериться в трудную минуту и который возьмет ее под свою опеку, если что. Пожалуй, она считала его единственным близким другом, с кем можно было быть открытой, честной, и который искренне интересовался ее жизнью.
В тот самый момент, когда Санди нервно отвернулся, оборвав фразу на полуслове, и уткнулся в свою фляжку, она снова почувствовала знакомый зов родственной души, в объятьях которой так сладко было растворяться и прятаться от проблем. Почувствовала так сильно, что поспешила завести разговор на другую, пусть и неожиданную тему.