Страница 5 из 19
В эти послерождественские, предновогодние дни в тёплой, умиротворённой Болонье Ирин был необычайно сконцентрирован. Он ощущал себя натянутой струной… нет, борзой, которая собирается начать охоту. К тому, что добыча – правильно затравленная добыча – практически сама идёт в руки, он привык. Принцип-то «двадцать-восемьдесят» верно служит! На то он и принцип… Ещё он не был склонен на сей раз к особому меценатству, которым в последнее время прославился по Европе. Он хотел Личной Большой Удачи. Победы. На сей раз он в течение года был в числе инициативной группы людей, занимающихся подготовкой форума к девятисоттридцатилетию основания знаменитого Болонского университета. Работа Ирина в инициативной группе потребовала от него много усилий – как финансовых, так и организационных. Он ещё и непосредственный участник форума, предоставляющий целый ряд экспонатов. Естественно, что энергетические и временные затраты его были преобладающими. На этом форуме кроме ряда докладов и «круглых столов» предполагалась и большая и разнообразная выставочная экспозиция. Слово же «продажа» из устава и плана работы форума было убрано. Но Лев Антонович чуял ту практическую выгоду, которая не измеряется «быстрыми» деньгами. О, эти сложные дипломатические переговоры с осторожными музейщиками, корыстными банкирами, разного уровня бюрократами и чиновниками из Минкульта и таможни! Да много чего! Легче всего ему было с «родными» антикварами, букинистами, держателями частных коллекций. Помогали, безвозмездно поддерживали и участвовали десятки и заинтересованных, и просто порядочных людей. Но более всего – жена, его верная подруга и соратница Майя. Она «бегала» и звонила, печатала документы и коммутировала встречи.
Три непредвиденных и неприятных момента заставили передвинуть время форума с девятнадцатого по двадцать второе декабря на менее удобное (Рождество!) – с двадцать шестого по двадцать девятое декабря. Во-первых, заболел председатель форума, во-вторых, не мог приехать почётный гость, в недавнем времени профессор Болонского университета Умберто Эко, и в-третьих, в местной печати вышла злобная, жёлчная и недобросовестная критическая заметка местного «Зоила»: дескать, «почему нецивилизованные русские лезут в великую культуру Запада». Этот хулитель, как и тот, древний «собака красноречия», очень ловко подмешал факты, но, слава богу, эта грязная волна не сломала «паруса» взаимодействия и понимания. Как выяснилось позже, автором оказалась бывшая преподаватель философии университета, выгнанная оттуда в прошлом году. Она повсюду брызгала слюнями зависти и склочничества. К тому же говорили, что у неё текли «слюни» на хорошеньких студентов. Извращение выдаёт себя, какие бы маски оно ни одевало.
Но «собака лаяла», а Лев дерзал! Он придумал дизайн и название выставочным залам: «Аллея Петрарки», «Лоджия Растрелли», «Аркада Кваренги», «Колоннада Палладио», «Купол Брунеллески», «Космос Коперника», «Ансамбли Росси». Очевидно, что одна из тематик всего форума увязана была с крупной темой: «Итальянские “гении места” в Болонье и Петербурге». Всю свою композицию Ирин объединил (и красиво!) одним культурологическим русским пространством «Архитектурные аллеи барокко и классицизма», а вход в эту зону экспозиции открывал огромный живописный портал перспективы «Улица Зодчего Росси». Фантазию, выдумку и размах Льва демонстрировали ещё и мультимедийные панорамы, каналы-аллеи, улицы-аллеи… Иностранцы были очарованы и элегантными манерами этого петербуржца. Взгляды француженок, испанок и итальянок приковывал к себе «медальный лик норманна», которым отличался Лев Антонович. Если у Евгения был «медальный лик арийца или римлянина», то у Льва лицо было хоть красивое, точёное, но точённое грубыми ударами скульптора. Лицо викинга, у которого скалы родной Скандинавии запечатлелись на скулах. Непрестанная магическая улыбка Остапа Бендера, открывавшая на загорелом лице ряд белоснежных зубов, оставила неизгладимые «моржовые» складки кожи на вытесанных скулах. Неширокий, но крупный рот, мясистые губы тёмно-красного, даже бордового цвета с несколькими вертикальными просеками-трещинками – наверное, от чрезмерного курения. Круглые глаза – глубоко посаженные, тёмно-серого цвета с синеватым отливом. Во всём, особенно в манере говорить, чувствовалась энергетика человека решительного, задорного. Те нигилистические, в ницшеанском духе нотки, что, бывало, звучали в его излишнем порой многословии, не могли скрыть природной доброты и благородства. И Лёва ловко в разных ситуациях подавал себя то одной, этакой рыцарской стороной, то совершенно обратной – равнодушно-циничной, хоть и беззлобной. Людям вообще больше по нраву «милые лжецы», «благородные» жулики, элегантные нигилисты и циники, чем убогие «сплющенные» Плюшкины и скопидомы а-ля Корейко.
Ирин прогуливался вдоль наружной лоджии университета. Форум заканчивался, но выставку решили продлить на целый месяц, решив дать возможность широкой публике (и в основном студенчеству) ознакомиться с экспозицией. В конце января, сразу после своего юбилея, Лев Антонович вновь приедет в Болонью – сворачивать русские «аркады» и «ансамбли».
Тёплый, какой-то не декабрьский, а милый подмосковно-сентябрьский вечер. Небо удивительное. На тёмно-сером фоне красно-оранжевые всполохи, как от костра, а то местами оранжевые полосы ровно струятся лентами. А вот тут вот не полосы – здесь уже оранжевые «байдарки» параллельными пунктирными линиями выстроились то ли на рейде, то ли на небесном гребном канале. Послезавтра он отправляется в Венецию. Сын и жена там будут уже завтра: Роберт приедет электричкой из Падуи, Майя прилетит из Петербурга.
А завтра у него две важные встречи. И он, прежде чем позвонить Женьке, должен подумать и принять решение. У него ещё было и такое правило: если с кем-то поделился планами, пусть чуть, пусть намёком – делай! Отказываться – «западло». И ещё была привычка размышлять, гуляя по аллеям, узким пустынным улочкам или вот как сейчас – вдоль длинной лоджии Университета. Он, в отличие от итальянцев, назвал бы это место не лоджией, а открытой галереей. А ещё лучше было бы эту аркаду, т.е. ряд одинаковых арок, опирающихся на колонны, называть… ну, скажем, «Аллеей возвышенных мыслей». Или не возвышенных… или не мыслей, а чувств. А что? «Аллея тенистых уголков души», «смятенной души», «сокровенных мыслей», просто «послеполуденных» – тоже ничего. Слово красивое: «аллеи». Его трудно испортить прилагательными.
Позвонил. Евгений, оказывается, с семьёй вылетает в Париж. Там будут встречать Новый год. Ляля прилетит только тридцать первого. «Эх, дела, дела у всех… И Новый год не дома… ладно, хоть семейный праздник с семьёй… На Западе так почитают Рождество».
Лев вышел из-под одной из арок. Снова посмотрел в небо. Теперь тучки кирпично-бурого уже оттенка низко и быстро плыли над головой. Он вспомнил, как часто наблюдал эти взлохмаченные облака-клочья, облака-кляксы в зимнем небе любимых Петербурга и Венеции. «Что-то голос у Женьки грустный… Нет, не толчея в аэропорту и не томление от ожидания рейса… Нет. …И в октябре такой же грустный был, и в ноябре… Да, вижу я… Толчея в душе, там же и томление… Лялька… Аллея тёмных уголков… Не ладится у него с женой что-то… Будто едут в одном автомобиле, но по встречным полосам, разделённым двойной сплошной… Да …Я со своей лучше устроился… Половину времени – в разъездах. Но едем в одном направлении мы с Майкой, хоть и в разных автомобилях… Вот встречаемся на заправках в отелях, куда она приезжает ко мне. Не работает в обычном понимании этого слова уже девять лет… Свой особняк у Ладоги… большое хозяйство… Она заскучала – купил ей в городе галерею, ездит туда дважды в неделю. Она ведь художница и искусствовед, ей “закисать” нельзя».
Сегодня у Ирина был знаковый день. Утром к нему подошёл один занятный итальянец с заманчивым предложением сделки купли-продажи. Вечером, буквально час назад, подошёл загадочный немец с предложением весьма авантюрного предприятия с неясной концовкой. Но с размахом! И со сделкой купли-продажи… возможной, если товар найдётся. Огромная сумма! Самое удивительное, что предложения итальянца и немца имеют внутреннюю связь! Сегодня пока не ясную… «Впрочем, лучше всё ещё раз обдумать по порядку… с деталями…».