Страница 5 из 6
Однако с этими уведомлениями вам, пожалуй, нужно к Собакевичу. Вот как его назначат обер-прокурором, так вы сразу к нему… он уж вопрос решит, будьте спокойны. Найдёт управу на любого.
Плюшкин. Собакевич сам не чист на руку, всем известно. Липкие у него руки-то, чай сами могли заметить.
Гоголь. Так что ж делать прикажете?
Плюшкин. Замки надобны хорошие… большие и надёжные. Сейфы тоже подойдут. И ключи от них держать в одном надёжном месте под охраной, чтоб ни-ни…
Гоголь. Разве можно всё закрыть под замок?
Плюшкин. Я бы закрыл… У меня так – порядок должен быть, чтобы и мышь не проскочила. Порядок и учёт – вот что нужно. Всё в хозяйстве нужно перечесть и реестр составить всех материальных ценностей, какой бы длинный тот реестр не оказался. И всё под замок и под охрану. Я согласен даже на такое – могу хранить все ключи от всех замков у себя. Все, какие ни есть. А то больно много любителей поживиться за казённый счёт.
Гоголь. Интересная мысль. Только позвольте усомниться, что вы один справитесь со всеми ключами. Это ж такая ответственность. Справитесь ли?
Плюшкин. А кто это сказывал, что не справлюсь? А вы бы, батюшка, наплевали в глаза тому, который это сказывал! Справлюсь, умение особое у меня имеется на сей счёт. Будьте покойны.
Гоголь. Ну, если так…
Плюшкин. Сколько всего неучтённого валяется, где попало! Бесхозяйственность. На свалку выбрасывают почти новые вещи, вполне пригодные. Я-то на свалку хожу регулярно, знаю доподлинно. Надобно все свалки обнести забором и тоже поставить хорошую охрану. И ничего никому оттуда не выдавать без специального на то дозволения.
Гоголь. Это поможет, вы считаете?
Плюшкин. Только так сможем страну сохранить. Только так! Покуда начальство смотрит поверх голов – а в хозяйстве-то упущения... О том и забота моя, стало быть.
Гоголь. Понимаю вас, понимаю.
Плюшкин. Хороший хозяин-то, он как делает – всё в дом, а не наоборот.
Гоголь. Это так.
Плюшкин. И ещё – нету в стране никакого порядка по части мздоимства. Такое сребролюбие процветает, что не дай Бог!
Гоголь. И что же имеете сообщить по поводу мздоимства?
Плюшкин. Надо бы в этом деле тоже порядок навести. Разъяснить надобно народу, кто и сколько имеет право брать. Чтоб всё строго – по чину и званию. Чтобы никто выше головы не прыгал. Всяк сверчок знай свой шесток. А может быть, и чиновника специального поставить, по особому ведомству, дабы наблюдал за порядком среди мздоимцев, кто и сколько берёт. Строгий надсмотр не помешает. И в реестр их всех, опять же, занести.
Гоголь. Ну, наконец-то, всплыло всё ваше. Вот этого-то я и опасался более всего. Вам точно надо к Собакевичу, когда его назначат прокурором. Либо вы с ним споётесь, либо он вас посадит.
Плюшкин. Посадит? Меня? Ну, что ж ты расходился так? Экий занозистый! Зачем же так сразу?
Гоголь. Наперёд вижу, что споётесь.
Плюшкин. Как же, с позволения вашего, чтобы не рассердить вас, хочу спросить – сами-то, батюшка, что думаете по поводу порядка в стране. Али только смотреть строго на нас грешных можете? И более ничего?
Гоголь(с сомнением). Возможно, что и так.
Плюшкин. Ах, батюшка! Ах, благодетель мой! Ты будь добрей-то, не серчай на нас. А я уж пойду себе, от греха подальше. Прощайте. (Уходит.)
Гоголь(в зал). Действительно, а что я сам-то думаю по поводу порядка в стране? Есть ли на сей счёт дельные мысли? Плюшкин-то, хоть и скряга, но в чём-то всё-таки прав. Вопрос задал прямо в лоб – что я сам думаю… Тащат ведь, точно тащат… сами у себя тащат…
Сцена 6
Коробочка и Гоголь
(Гоголь сидит на сцене).
Гоголь. Время от времени задумываюсь – как вот эти мои мысли не только сохранить у себя в голове, но и рассказать их всем людям? Рассказать так, чтобы все поняли и прониклись, всем обществом. Чтобы души действительно радовались, а не болели. И чтобы писателю не было стыдно за своих героев. Возможно ли такое?
(Входит Коробочка).
Коробочка. Здравствуйте, батюшка Николай Васильевич!
Гоголь. И вам, матушка, не хворать.
Коробочка. Спасибо на добром слове, отец мой, только не хворать уж никак не получается. Возраст… сам знаешь, поди.
Гоголь(встаёт со стула). Покорнейше прошу присесть, Настасья Петровна. Возраст ваш уважаю.
Коробочка (садится, кряхтя). Спину-то ломит вечерами, не приведи Господь.
Гоголь. Сочувствую.
Коробочка. Вот пришла, новости узнать, на людей поглядеть.
Гоголь. Новости узнать можно.
Коробочка. Скучно мне дома-то одной сидеть.
Гоголь. А мне вот не скучно. Общаюсь со старыми знакомыми. Даже в связи с этим вопрос появился – не говорил ли с вами, сударыня, наш Павел Иванович Чичиков? На какие-нибудь щекотливые темы? Не предлагал ли чего?
Коробочка. Право, не знаю… Я, милостивый государь, женщина добропорядочная, исключительной благонравности. Воспитание-с. Я на щекотливые темы, да будет вам известно, с мужеским полом не разговариваю.
Гоголь. Ну, так он бывает весьма настойчив. Он ведь мог и сам с вами поговорить, против вашей воли.
Коробочка. Ох, отец мой, и не говори об этом… Да ты ведь его, Чичикова, мил человек, не урезонишь. Он ведь такой энергичный, страх! Пойди ты сладь с ним. Куда тебе, сердешному. Вы с ним будьте поосторожнее. Он странный бывает.
Гоголь. А что же с ним не так? Я не всё знаю?
Коробочка. А вот я вам и доложу такой случай. С этим Чичиковым у меня давеча форменный конфуз приключился. Приехал он ко мне и говорит. Даю вам, Настасья Петровна, гречку за определённую услугу, поскольку вы есть особа женского полу – я уж тут слегка размечталась, не скрою – и приличного возраста. (Разочарованно разводит руками.) Мне, говорит, нужен ваш голос. Так я до сих пор в недоумении. Зачем ему мой голос? Я ведь сейчас пою весьма посредственно, не то что в девушках-то была. Голос-то уж не тот.
Гоголь. Действительно странно.
Коробочка. О том и говорю. У него всё причуды, одна другой хлеще. То души мёртвые ему подавай невесть за какой надобностью, то голос мой ему стал нужен. Чудной он человек, ей-богу. Не пойму. А с гречкой-то между нами так вышло – я ему говорю, зачем мне твоя гречка? Ты купи гречку у меня. Я продаю! Недорого возьму. И цену скину, ежели вдобавок ещё возьмёшь другого зерна или муки. У меня всё отличного качества, прямо с полей.
Гоголь. А что же Чичиков?
Коробочка. Так он осерчал почему-то, дверью хлопнул и уехал тотчас. Странный он, чудной.
Гоголь. Знакомое дело.
Коробочка. Я ему вослед кричала, чего ж ты рассердился так горячо? Знай я прежде, что ты такой сердитый, да я бы совсем тебе и не прекословила.
Гоголь. Интересно. А что ж у вас ко мне, какое дело?
Коробочка. Хотела я с вами, Николай Васильевич, обсудить некоторые важные темы. О благонравности! Видела я это как-то на улицах города, как молодые девушки носят штаны. Мне уже это одно неприятно для лицезрения. Но сей факт был бы не так ужасен, как то, что они их носят с огромными дырками на коленях. Так ведь легко простудиться. Не понимаю, куда катится мир? Где воспитание? И это ведь не бедные девушки. На сигареты у них деньги есть.
Гоголь. Мода сейчас такая. Они так показывают свою независимость и свободу.
Коробочка. Мы себе такого в своё время не позволяли. Мы свою свободу прикрывали юбками положенной длины.
Гоголь. Такая свобода называется теперь эмансипация.
Коробочка. И зачем она?
Гоголь. Для равноправия с мужчинами.
Коробочка. Равноправие? С мужчинами? А это зачем? Заставить их рожать? Это странно, мне не понять. Слышала я ещё, что некоторые девушки даже раздеваются на людях для того, чтобы бороться за свои права. На голой груди пишут что-то. Это очень решительные девушки. Интересно, каких прав можно добиться, если раздеться на улице?