Страница 11 из 13
Голос Итальянца и строчки, которые я никогда прежде не вспоминала, вдруг всплывают в памяти:
Вернувшись в спальню, настороженно замираю, прислушиваясь к звукам за ее пределами. Через балкон прилетают звуки громких разговоров и смеха. Тошнотворной дымкой вползает запах жареного мяса. Спешу закрыть дверь. Не собираюсь что-то высматривать, но взгляд невольно задевает несколько ярких фигур возле мангальной. Женщины.
Теряюсь, в очередной раз не зная, как реагировать.
— Спать собираешься, лялька? — за своими размышлениями не слышу, как входит няня. Оборачиваясь, цепляюсь за нее, как за единственное стабильное звено в своей новой жизни. — Уже в пижаме. А я думаю, почему ужинать не спускаешься? Принести что-нибудь в комнату?
— Нет, Тоня. Спасибо, — стараюсь, чтобы улыбка выглядела натурально. — Аппетита нет. Да и чувствую себя неважно. Живот болит.
— Отсутствие аппетита — не повод не есть.
— Да. Но без него как-то сложно.
— Может, чай? Травяной.
— Чай можно.
Пока жду Тоню, и даже после ее повторного появления, то и дело мысленно возвращаюсь к веселью во дворе. Дела папы меня никогда не интересовали. Но с Саульским почему-то всё по-другому. Не могу отрицать, его гости меня волнуют. Кто они? Какая цель их визита? Почему он запретил выходить, если другие с женами или подругами? Или же… Возможно, это проститутки? Неужели он тащит таких в дом?
Тоня уходит, а я еще долго не могу уснуть. Звукоизоляция не позволяет как-то отслеживать и контролировать происходящее во дворе. Однако не мешает представлять. Как же хочется подойти к окну и проверить, что там творится на самом деле!
Что за бред?
Нужно просто поспать. Завтра будет легче.
Но на следующий день настроение не менее гнетущее. Стыд за последнюю близость ощущается еще острее. Спать уже не могу, но выходить из комнаты не решаюсь. У Тони интересуюсь наличием людей в доме. Она, отлично понимая мой основной интерес, информирует, что Саульский уехал ранним утром.
Прекрасно! Никогда бы его не видела!
Поддерживаю легенду о плохом самочувствии. Убеждаю няню не суетиться и не волноваться. Не выбираясь из кровати, звоню папе. Долго разговариваем. Он уверяет, что чувствует себя лучше, но я все же связываюсь еще и с лечащим врачом. Только после беседы с ним окончательно успокаиваюсь и позволяю себе взять передышку. По TV1000 крутят серию кровавых ужастиков. Отлично заходят под настроение. Не переключаясь, смотрю подряд. Периодически проваливаясь в тревожное забытье, просыпаюсь под особенно громкие крики героев.
Очередной поверхностный сон, поздним вечером, прерывает резкая тишина. Сердце разгоняется еще до того, как я понимаю причину. Усилием воли контролирую скорость, с которой открываю глаза и сажусь, хотя инстинктивно хочется резко вскочить и слететь с кровати. Забиться в самый дальний угол или, как минимум, сгруппироваться, чтобы защищаться.
Пока меня разбивают эмоции, Саульский, чуть сощурившись, пристально меня рассматривает. Под этим хмурым ничего не выражающим безжалостно-равнодушным взглядом я чувствую себя сначала мелкой букашкой, а пару секунд спустя, напротив, от волнения меня распирает, словно воздушный шар, который грозит вот-вот лопнуть.
— Что тебя беспокоит?
Следит за моей реакцией неотрывно. Кажется, я даже вдохнуть не могу тайком. Он все прослеживает.
— Ничего.
— Антонина Сергеевна сказала, что ты целый день провела в постели.
— Просто ленюсь.
— Ей ты сказала, что плохо себя чувствуешь.
Скорее умру, чем Саулю признаюсь, что расстраиваюсь, получая с ним наслаждение. Он ведь и сам все прекрасно знает!
— Нормально.
К счастью, Саульский не стремится сделать все еще хуже, продолжая настаивать с расспросами.
— В таком случае, оденься и спустись к ужину.
— Я не голодна.
Его это мало волнует.
— Оденься и спустись, — повторяет с нажимом.
Сжимая кулаки, цежу сквозь зубы:
— Буду через пятнадцать минут.
Глава 10
Совсем не важно, как ты ударишь.
Важно — какой держишь удар.
© к/ф «Рокки»
Сауль
Непросто с ней. Я и сам был трудным ребенком. Вымещал агрессию бесцельно. Пока не понял, что тем самым врежу, в первую очередь, себе самому. Сейчас моя задача — привести к тому же пониманию Юлю. Хреново, что мне приходится этим заниматься. Но другого выбора нет. Хорол упустил. Разбаловал принцессу. Она заблуждается, считая, что все с ней по факту считаться должны. Так не бывает. Признание нужно заработать.
Понимаю, что у нее период непростой. Если не брать в расчет Тоню, девчонка одна на чужой территории. Выживает, как может. Трудно ей со своими эмоциями справляться. Ко всему еще и переживания за отца. Возможно, они даже на первом месте. У меня родни не было, могу только предполагать, как это все работает.
После того пиздеца, который у нас случился по причине ее же безрассудства, девчонка была покладистой три дня. Три дня, блядь!
Утро начинается с наездов.
— Мне не нравится Чарли!
— Возьми Назара. Он сегодня свободен, — честно пытаюсь тушить ее внутренний конфликт, не заостряя внимание на том, что она, мать вашу, снова борзеет.
Но принцесса, видимо, полночи готовилась выступать. Речь выучена. Платье наглажено. На табурет влезла.
— Мне в принципе не нравится, когда за мной кто-то таскается, — выпаливает горячим фальцетом. Намеренно. Хочет, чтобы все ее услышали. На террасе завтракают парни, дверь открыта — цирк Дю Солей собирает зрителей. — Я сама могу съездить в больницу! Что сложного? — смотрю на нее, припоминая, как слезно божилась слушаться. Срок годности таким молитвам не учел. — Сажусь в такси возле дома, во дворе больницы — выхожу. Элементарно!
А ты, сука, стало быть, Шерлок? Только я не доктор Ватсон.
— Исключено.
— При папе я передвигалась самостоятельно, — с апломбом продолжает неугомонная. А это уже прямой упрёк мне, мол, хреновый ты, Сауль, лидер. Во всеуслышание. — Что за долбаный мир вы с ним заключили, если для меня вдруг стало небезопасно?
У девчонки напрочь отсутствуют инстинкт самосохранения и трезвость мысли. Эмоции сносят ей голову. Она рубит на пике импульса. А так нельзя. Если меня чему-то и научил спорт, так это тому, что во всем важна дисциплина и холодная голова.
— Сейчас остановись.
Под давлением моего взгляда дергается и замирает. Вот только ненадолго.
— Я устала сидеть взаперти. Я хочу сама распоряжаться своим временем. Ходить туда, куда хочу!
Да, Сауль, ей восемнадцать. Помни.
— Меры временные. В городе залётные. Мы решаем вопрос.
— А я так больше ни дня не выдержу!
— Голос не повышай, пожалуйста. Я думал, ты выводы в прошлый раз сделала. Почему мы возвращаемся к этому разговору? — мои слова не что иное, как откровенное предупреждение.
Но девчонка уже реакции утратила. Стоп-кран сорвало. Вижу, как трясет ее. Голос на срыве дрожит. Не заткнётся.
Лишь мельком отвлекается на вошедшего и неуверенно мнущегося у порога Макара. Смотрит мне в лицо, когда выписывает ему елейным голоском:
— Чарли! Ты сегодня свободен.
Тут уже до хуя с лихвой хватанула.
— Не тебе отдавать такие распоряжения.
— Я хочу домой! Я подумала… Я устала… И в общем… Я возвращаюсь! Чемодан собрала… Сегодня папу выписывают, сразу с ним домой поеду. Ему помощь нужна… Так и скажем.
Оставляю шанс на то, что ослышался, мысль ее дремучую неправильно понял. Авось, она ее на эмоциях некорректно выразила.
— Повтори, — прошу на самом деле очень спокойно.
7