Страница 38 из 108
– Я все знаю! Я прекрасно знаю, что ты мне хочешь сказать! А потому, молчи, Сев!
Но брат все-таки не удержался, а схватил молодую женщину поперек тела и отвесил на глазах Ингвара пару-тройку хлестких ударов по самому мягкому месту из тех, что подвернулись под руку.
– Ах, ты так! Ах, вот ты как! – залилась горючими слезами Влада.
– Что, думаешь, коль родители умерли – на тебя управы не найдется! Сказано же было – оставаться при княгине! И мне… и нам спокойней было бы, и тебе легче!
– Нельзя медлить, Всеволод! Идем быстрее!… А впрочем – нам по пути. Есть еще один корабль. Последний! Самый последний. Пять минут на сборы. Еду и тряпки в узел, а потом – догоняй нас! – с этими словами Игорь круто развернулся и зашагал прочь.
Сев, несколько замешкавшись, вскоре присоединился к нему.
– Ингвар! Постой! Ты ничего мне не хочешь сказать? – услышал он за спиной.
– Если не поторопишься, ждать не станем! – слукавил Игорь.
– Глупый! Ты самый глупый человек на свете!
Игорь снова повернулся к Владе и удивленно спросил:
– Почему?
– Ладно, вы тут обсудите эту спорную мысль – только не слишком долго. А я найду Инегельда с Ратичем – и к Храму. Там встретимся, – ответил Всеволод и прибавил шаг.
– Договорились! – сказал Игорь и махнул рукой вслед, – Ну, так почему!? – оборотился он к девушке, в то же время, оглядывая жилище.
Дом Сева был большой и просторный, шагов десять в ширину и двадцать шагов в длину. При входе вдоль каждой стены располагались каменные скамьи с деревянным ложем. В торцах дома ближе к крыше находились окна, затянутые бычьим пузырем. Часть жилища состояла из расщепленных стволов, передняя половина дома представляла собой мазанку. В середине залы, где был разобран деревянный пол, Сев соорудил очаг, выложенный камнями и покрытый обожженной глиной. Над ним также имелось небольшое отверстие в крыше. Вся огромная комната делилась на несколько других, более мелких, одну из которых и занимала Влада, только там и трепетала еще жизнь при тусклом свете масляной лампы, а вообще внутри дома царило страшное запустение, как и во всем городе.
Немногочисленные слуги покинули остров вслед за престарелым дядькой Всеволода. Сам молодой хозяин излишеств не терпел, и последние дни проводил в ратных делах и заботах. Мать Сева умерла пару лет назад, когда не вернулся из похода муж. Отец Влады, жизнерадостный полный Гунар, на самом деле когда-то звался Серженем, но в память об убитом друге молодости, а тот был швед, взял себе его имя.
Вещь обычная для ругов и прочих варягов.
Поговаривали, что того Гунара распяли по приказу маркграфа Мекленбургского, причем труп еще долго висел, обращенный посиневшим лицом в сторону мятежного острова. Возможно – слухи.
– Ой, глупый! Ой, глупый! – повторяла, улыбаясь, Влада, отступая вглубь дома и словно приглашая парня за собой.
И хоть Ингвар был не против, Игорь и на этот раз в нем пересилил, и девушка услыхала грубое:
– Вот что, женщина! Сейчас не время для…! Ну, короче, ты и сама все понимаешь…
Влада всхлипнула.
– Нет! Ты ничего не хочешь понять! – разъярился Игорь, – Ты даже представить себе не можешь, на что обрекла себя, оставшись! А ну, пошли!
– Пусти меня! Дурак! – снова разрыдалась она.
Редко какой современный, да и средневековый, мужчина выдержит столь внезапные перепады женского настроения. Но чувство смертельной и стремительно приближающейся опасности диктовало решительные поступки.
Не долго думая. Ингвар перекинул через плечо туго набитый узел, подхватил ревущую Владу и, зло пнув дверь, вышел вон.
Навстречу им попались неразлучные хохотушки – Власта и Горислава.
– Еще две дерезы!? А ну, живо, марш за мной!
– Но-но! Не очень-то! Глядишь, Василисе пожалуемся. Нам в детинец велено идти, там помогать с раненными.
– А, и княжна здесь!? То-то Лютобор обрадуется! – молвил Игорь, а Ингвар ускорил шаг.
Вслед за Властой да Гориславой за стенами крепости спешили укрыться и другие жители Арконы. Но таких уже было немного. Взгляду Ингвара предстал пустой, беззвучный, вымерший город, и он ужаснулся ему, потому что мальчишкой помнил и любил эти скрипучие доски улиц, эти низкие продолговатые дома, ни с чем не сравнимый запах мокрой кровли после дождя. Он бегал на рыночную площадь, восхищаясь богатством и великолепием каменных торговых рядов, высокими стенами крепости – в детстве все было в диковинку, особенно первое время, когда они всем родом, как и многие тогда, перебрались на остров с навсегда потерянного материка. Он любил ячменные лепешки, медовые леденцы, юрких солнечных зайчиков в лавке оружейника и искры из под рук точильщика. Теперь всего этого нет. Детство, да и юность Ингвара ушли безвозвратно. Но не они лишили его этого города. Виною тому лютый враг, шагающий по родной земле.
Игорю самому довелось пережить агонию Старой Москвы, испоганенной на западный манер, и он прекрасно понимал Ингвара. Как наяву Игорь видел снесенный подчистую Бабий Городок. Разрушенный бассейн, где он занимался в секции по плаванию вместе со своей энергичной до невозможности тетей. Порубанные скверы и бульвары, по которым мать возила его в красной клетчатой коляске. Уничтоженная Якиманка, полная запахом конфет, дед покупал маленькому Игорю шоколадного зайца в красочной фольге, и мальчик был счастлив. Он помнил коммуналку, в которой еще долго после Игорева переезда жили его родичи – из одного ее окна был виден старенький теплый детский сад и примыкавший к нему зеленый дворик, из другого – лодочная станция и набережная, нырявшая под Крымский мост с его пушистыми смешными обезьянками, прыгающими на резинках. Короткими зимними днями тяжелые самосвалы обрушивали на лед Водоотводного канала горы снега. Именно там, десять лет спустя, в восьмидесятом, застала Игоря весть о смерти Высоцкого, и семья до глубокой ночи слушала хриплые записи. Он любил кинотеатр «Ударник» и мультфильм «Кто похвалит меня лучше всех…». Здесь во все глаза Игорь смотрел «Александра Невского».
Да много еще всякого вертелось в голове, но сейчас он не позволит себе этой приятной и обезоруживающей ностальгии. Сейчас, когда есть реальная возможность отстоять свой мир, мир Ингвара. А с тем миром мы тоже как-нибудь разберемся. Дайте срок!