Хранитель смерти

Новые и новые события шли чередой, нанизывались, как бусины на нить.

…Все началось с погоды. Зима давно закончилась, наступил знойный май. Под конец месяца от жары стало невозможно дышать. Но однажды утром столица проснулась по колено в снегу.

— Я экспериментировал, — заявил Станислав. — Можно было просто снизить температуру, но мне захотелось попробовать… Не волнуйтесь, смертные спишут все на аномалию. Где-нибудь в Сибири и не такое бывает. Снег растает. Завтра будет дождь. Что? Погиб урожай? Спасибо, что напомнили, я все восстановлю…

…Эксперименты становились смелее. Играть с погодой верховному быстро наскучило. Через неделю смертные, кое-как придя в себя после внезапной зимы, проснулись в новом мире. Теперь ими правил не царь, а колдун.

В роли колдуна выступил глава ложи, Елисей Найденов. Илона так и не узнала, согласился ли он на это или Станислав с вдохновенной легкостью сам выбрал нового «царя». Но держался Найденов достойно. Жестко пресек попытки бунта, узаконил магию и принялся издавать указы, перекраивая жизнь в стране до неузнаваемости. Маги стали министрами, маги контролировали все, от строительства дорог до сбора урожая, и смертные, отойдя от панического ужаса, признали, что стало даже лучше, чем раньше.

— Ишь ты, — говорили они, любуясь новой железной дорогой, которую прежде никто даже не собирался прокладывать в глуши. — Еще поживем, еще не конец света…

Конечно, времени прошло очень мало — всего полтора месяца. Многие, особенно в деревнях, до сих пор считали магов нечистью, которая вот-вот проголодается и уничтожит их всех. Они думали так ровно до того момента, пока Сулею не надоело. И тогда он снова нырнул в прозрачный голубоватый обелиск — а когда вернулся, взгляды смертных полнились восхищением.

— Благодетели наши, — говорили они на магов. — Как мы раньше жили-то?

Это звучало бы издевательски, если бы не искренний восторг, который отныне светился в глазах у всех обитателей страны. Всех до одного.

…Маги других стран заинтересовались необычной революцией. Не могли не заинтересоваться. Идея магократии казалась заманчивой даже инквизиции, призванной заметать следы. К тому же место силы влияло на весь мир. И Станислав давно это знал. Принимая решения, он понимал, что к ним будет приковано внимание всех колдунов и ведьм полушария. Другое же полушарие присоединится через пару недель. Так действовало место силы, на котором стояла столица — и на котором Станислав разместил энергетическое ядро некрополя.

Теперь уже, конечно, бывшего некрополя.

Маги других стран заинтересовались и попытались ввести магократию и у себя тоже. Но у них и близко не получалось так же легко и гладко. Смертные бунтовали, нападали со спины и не боялись даже мгновенного возмездия. На них не действовали ни кнут, ни пряник. Магов встречали криками «Нечисть!», моментально разрушали все, что они строили, и саботировали приказы…

…Пока Сулей снова не нырнул в обелиск. А потом вышел.

Для столицы ничего не изменилось. Но Илона понимала, что он снова перекроил мир. Вот только в чем?

Иностранные маги перестали приезжать, чтобы посмотреть, как устроено новое государство.

Новости перестали долетать.

Потом в столицу хлынул поток заграничных вещей, подчас очень необычных. От дорогого китайского шелка до заморских пряностей фруктов, которые даже многие маги видели в первый раз. А еще книги, бесценные древние манускрипты, артефакты…

— Вас это удивляет? — сказал Сулей, сидя на золотом троне индийского махараджи. Трон привезли вчера. Станислав тут же заменил им стул в своем кабинете. — Просто я упразднил управления инквизиции по всему миру. Они доказали свою беспомощность. Теперь единственное главное управление — у нас. Мы центр, к нам стекаются и знания, — он кивнул на гору старинных книг, которые так и лежали на полу: их не успели расставить по полкам, — и деньги.

Все происходило так быстро и выглядело так странно, что напоминало сон.

Станислав не считал себя королем. Его забавляло использовать трон вместо стула, только и всего. Верховный оставался прежним, со своим острым умом, непревзойденной магической мощью и легкой безуминкой, которая не влияла на решения, но придавала остроту. И все же в нем что-то изменилось.

Самую малость.

Если только это не было иллюзией. Ведь немудрено очутиться в плену иллюзий, когда вокруг мельтешит, сверкает и бросается в глаза невозможное… И управление инквизиции уже не ютится на невидимых этажах над царским дворцом, а занимает сам дворец, и в столице вместо лип и тополей за одну ночь выросли пальмы и апельсиновые деревья, и река стала прозрачным лазурным морем…

И маги, и смертные были в восторге. Каждый день превратился в увлекательное приключение. Если кого-то и пугали метаморфозы или сверхъестественная власть, оказавшаяся в руках одного человека — они молчали.

Илоне становилось все страшнее. И она сама не могла сказать почему.

Иногда она видела Ландау. Тот взирал на новшества с нечитаемым выражением лица. Порой вертел в руках подобранный в первом октябрьском снегу апельсин, но не торопился чистить.

…Когда Станислав решил отменить старость, один из высших инквизиторов взбунтовался.

Взбунтовался он нехорошо — слишком показательно, публично, так, что не заметешь под ковер. Было это на общем собрании совета высших и руководства ковена и ложи. Такие собрания проводились теперь нередко. Станислав перекраивал уклад жизни слишком стремительно и кардинально, маги часто не успевали за его идеями, и тогда он терпеливо разъяснял суть.

Одни слушали охотно, все еще глядя на окружающее, как на сказку. Другие пугались, сами не зная чего…

— Если смертные будут всю жизнь оставаться молодыми, они смогут больше работать. Освободятся силы и ресурсы для прогресса. У них на самом деле много полезнейших изобретений. Те же автомобили… Мы не можем постоянно поддерживать все сферы жизни магией. Автоматические устройства и машины справятся с этим гораздо лучше. А потом, со временем, мы сможем отменить и смерть. Не для всех, конечно, а для тех, кто демонстрирует свою полезность. Например, для инженеров-новаторов или выдающихся писателей…

— Простите, — перебил его высший инквизитор Николай Казанцев, — но это совершеннейшее безумие.

Воцарилось молчание. Зал собраний инквизиции, в котором угадывался переделанный тронный зал царского дворца, зловеще притих. Инквизиторы, ведьмы и колдуны, сидящие на диванах или на разбросанных по полу подушках (долой неудобные столы и стулья!) не знали, на кого смотреть. То ли на реакцию верховного, то ли на лицо Казанцева. Оно выражало непреклонную уверенность.

— Вы так думаете? — небрежно переспросил Сулей.

Илона отметила, что он даже не спросил «почему?». Тоже был уверен в своей правоте?

— Я это знаю. Если все станут вечно молодыми, рухнет весь привычный общественный уклад. Люди — не машины, они не станут использовать молодость только для работы. А выборочное бессмертие… вы представляете, какие бунты тогда начнутся?

Он говорил и дальше. Станислав не вслушивался. Он снисходительно усмехался, будто Казанцев натянул клоунский костюм и прошелся по залу колесом.

— Вы забыли, — напомнил он, — что я могу устранить любые бунты. Энергетическое ядро дает такую возможность.

— А вы забыли самое главное. Эти бессмертные, всегда лояльные марионетки — останутся ли они людьми? Вряд ли, Станислав. Вы давно уже сделали из них машины, еще тогда, когда убрали недовольство…

Сулей тогда не ответил. Он просто лишил Казанцева голоса легким жестом и продолжил вдохновенно рассказывать о своей идее.

А на следующий день Казанцев исчез.

И дом его исчез. И семьи не стало, и даже кабинет в управлении инквизиции (второй этаж, у бывших царских покоев) оказался пуст и полузаброшен.

— Ах, вы помните Казанцева? — усмехнулся Станислав, когда Илона не выдержала и задала вопрос. — Это хорошо. Все, кто был на собрании, тоже будут помнить, в назидание. Для остальных никакого Казанцева никогда не существовало. Я убрал его из мира. Зачем нам смутьяны?