Порочный круг

Что до самого человека в зеленоватом плаще, то он ничего не продавал. И воевать на стороне Одербурга не горел желанием тоже. По крайней мере, под командой Карла Дерзкого и его прихлебателей. Войну он и его подобные вели свою, вели почти каждый день. И на собственных условиях.

К одербуржцам он, впрочем, пришел с миром. Но послал его отнюдь не здешний барон, от страха в замок забившийся.

Встречных воинов этот визитер еще приветствовал коротко: «Здравствуй, Оскар!», «Добрый день, Гуго!» или «Рад приветствовать, Пауль». Не всех, разумеется. Только тех, кого знал по именам. Но и этого хватало, чтобы прочие обитатели лагеря признали его за своего. Или хотя бы не относились как к подозрительному чужаку.

Еще человек в зеленоватом плаще не плутал среди шатров, как мог бы тот же чужак подозрительный и опасный. Шагал уверенно, выбирая кратчайший путь. Словно по улице родного города шествовал. Что тоже добавляло ему доверия в глазах обитателей лагеря. Ведь раз так уверенно шагает человек — значит место это ему знакомо. А если знакомо, то он бывал уже здесь и не раз. Ну а коли бывал да остался в живых, значит, ему дозволено здесь находиться. Дозволено самим герцогом.

Понимая это, будучи способны на хотя бы такое немудрящее заключение, воины Одербурга не чинили визитеру препятствий. Не то, думали, задержишь его — сам его сиятельство не обрадуется. А сиятельство и без того был не в духе. Из-за истории с Норой-то.

Собственно, к герцогскому шатру гость в зеленоватом плаще и держал путь.

Снова успевший подвыпить, но все равно мрачный и злой, Карл Дерзкий ждал его в шатре один, сидя на походном ложе. Точнее сказать, его сиятельство не ждал никого. Все, чего хотел — забыться. Для чего тряс глиняную бутыль перед собственным раскрытым ртом, пытаясь вытряхнуть из нее последние капли вина.

Вот только человека в зеленоватом плаще желания его сиятельства не очень-то волновали. На ходу бросив «Здравствуй, Том» одному из телохранителей у входа в шатер, он стремительно и уверенно прошагал внутрь. Даже шага не сбавляя. И тем более не давая доблестным стражам ни мгновения, чтобы себя задержать.

— Ты?! — воскликнул герцог, отбрасывая бутыль и поднимая взгляд на незваного гостя.

Незваный, он, кстати, не становился менее знакомым. Хотя знакомство и не делало его желанным. Особенно из-за последних событий.

— Это ведь ты… и шайка твоя подложили мне ведьму! Отродье Сатаны… суккубу-искусительницу!

— Она человек, — ответил визитер невозмутимо, — просто человек очень одаренный. И чей талант на голову выше, чем у большинства двуногих, топчущих землю. Мы же… наше Братство, просто помогли ей раскрыть свой талант. И обратить на пользу.

Не лишним будет еще сказать, что и мимо столба с привязанной в ожидании казни Норой он проходил тоже. И тоже поприветствовал пару воинов, оставленных караулить разоблаченную ведьму. Ни тот, ни другой не заметили, как женщина смотрела на этого человека. С неожиданно вспыхнувшей надеждой.

А любой жест симпатии со стороны опальной герцогской фаворитки был нужен человеку в зеленоватом плаще как собаке крылья. По крайней мере, до встречи с его сиятельством.

— Пользу? Чью пользу? — Карл Дерзкий расхохотался грубым гортанным смехом. — Колдуны могут приносить пользу? Да я скорей поверю, что можно жрать дерьмо… и грызть камни!

— Не забывайте, ваше сиятельство, — поспешил напомнить его гость, — Элеонора еще и побочная дочь Альбрехта Третьего. То есть ваш ключ к трону Нордфалии.

Еще более громкий смех был ему ответом.

— Ключ? Вот мой ключ! — сквозь смех почти выкрикнул герцог, похлопав по мечу. — Мы разбили рыцарей этого труса Альбрехта в пух и прах. И теперь я сам, силой добуду себе трон. Без всяких… ключей. И этот ваш клоповник, который вы называете Братством, я в землю втопчу. Походя. Всех в Преисподнюю отправлю, вместе с вашими колдунами… полезными якобы.

Потом добавил, помолчав несколько мгновений:

— А эти сказочки про королевскую дочь оставь простолюдинам.

— Сказочки, значит, — молвил человек в зеленоватом плаще, покидая шатер, — ну-ну. Пусть будут сказочки… для простолюдинов.

Герцог и не подозревал, что репликой своей пьяной подсказал посланцу Братства Ночи дальнейшие действия. Впрочем, под хмелем люди вообще-то редко способны задумываться. Над собственными словами — в том числе.

13

Вскоре после ухода человека в зеленоватом плаще лагерь одербургского войска покинули и большинство новичков — тех, что помогли разбить рыцарей Нордфалии.

Под знаменами герцога осталась примерно одна десятая часть того пополнения. Да и тех вовсе не чувство долга удержало, не верность едва данной присяге. Но то обстоятельство, что в войске банально… бесплатно кормили. Причем лучше, чем сами они питались в мирные времена, будучи крестьянами.

Да и в доспехах эти люди смотрелись, как многим из них казалось, солидно. Как персоны, достойные уважения, а не твари дрожащие. Чей удел — падать ниц перед такими вот молодцами в кольчугах и при оружии.

По этой причине — надо ли говорить, что и дезертиры выданную им амуницию ничтоже сумняшеся прихватили с собой.

А одербуржцы даже не пытались остановить такую кучу народу. Герцогское-то воинство и без того мертвяки потрепали. Как и рыцари Альбрехта Третьего, хоть и в меньшей степени. Теперь же, коль и новобранцам приспичило разбежаться, воинов у его сиятельства оставалось еще меньше. Гораздо меньше независимо от того, отпустят ли новичков с миром или попробуют удержать силой.

Точнее, в последнем случае потери ожидались еще большие. Ведь мало того, что на этих бывших крестьян как на воинов более рассчитывать не приходилось. Их пришлось бы убить или держать в плену… кормить опять же. Так вдобавок и некоторые одербуржцы (да, более опытные и боевитые) в схватке с ними все равно могли полечь.

А швыряться воинами, особенно опытными, Карлу Дерзкому было не с руки. Тем более война ведь только началась.

Потому все войско Одербурга от командиров до зеленых юнцов, не сговариваясь, предпочло меньшее из зол. Разойтись со своими теперь уже бывшими союзниками без шума и пыли. А про себя радоваться, что эти, ими же вооруженные оборванцы не повернули мечи и луки против них же. Хотя бы чтоб попытаться вызволить свою так называемую королеву, с чьим именем на устах этот сброд громил нордфалийских рыцарей.

Но такой поворот, даже если допустить возможность успеха, был бы для Норы слишком хорош. Тянул на подарок небес, ни больше, ни меньше. Подарок, который эта женщина в своей жизни греховной, положа руку на сердце, не заслужила.

Правда, совсем без подарка она в этот день она не осталась. Только был он поскромнее. И высшие силы к нему причастны были едва ли. Если кого и стоило благодарить, так это человеческие усилия. Или, если угодно, происки.

Но об этом — немного попозже.

А прежде чем удача улыбнулась-таки Норе, к столбу, к которому она была привязана, снова пожаловал сам его тусклое сиятельство.

Произошло это в сумерках, когда обитатели лагеря уже готовились отойти на боковую. За исключением тех, кому выпало дежурить в ближайший час.

Герцог был пьян пуще бедного родственника, попавшего на чужую свадьбу. Но на ногах еще держался — а то б не дошел. И языком худо-бедно ворочал.

— Пшли вон! — рявкнул он на пару воинов, стоявших в карауле и стерегших Нору. — Сменщиков себе найдите. Никуда эта тварь не денется. Видите? Привязана она…

Часовые удалились, в споры и препирательства с его сиятельством, и не думая вступать.

А герцог, оставшись с Норой наедине, подошел к ней почти вплотную. И ее, прямо так, привязанную, вместе со столбом обеими руками обхватил.

— Не могу без тебя, — зашептал он ей в ухо, дыша перегаром, — хочу забыть… проклясть и забыть… но не могу. Ни вино не помогает, ни…чего. Видишь, чего ты добилась? Поработила… привязала меня к себе. Тварь! Дьяволица!

— В такой позе я еще не пробовала, — так же шепотом, в тон ему, проговорила Нора, ухмыльнувшись разбитым ртом, — даже не уверена, получится ли. Хотя если вашему тусклому сиятельству до того невмоготу…