Страница 17 из 28
Он рассмеялся и поставил коробку на столик.
— Ни за что не подвергну тебя такому испытанию, Рей. — Он перенес поднос на ножках мне на колени, достал бумажную тарелку и повернулся, чтобы заняться пиццей.
— Насчет папы я не уверена, — проворчала я. — Он мне обязательно все уши прожужжит с этими омега-3…
Коробка открылась, до меня донесся аромат теста и сыра. Наверное, слюни вытекли мне на подбородок — господи, казалось, на свете не существует ничего вкуснее! Я нетерпеливо заерзала под жалобное урчание в животе.
Бен положил мне на тарелку два больших куска — он все еще улыбался под нос, наверное, из-за моей фразы про папину одержимость полезностью рыбы. Я нервно сжимала и разжимала пальцы, ожидая, пока он возьмет себе порцию, и помня о вежливости. Неприлично есть прежде…
— Ешь помедленнее, Рейби. Веди себя прилично.
Грудь сдавило. Чудовище по-прежнему сидело в моей голове.
— …кроме того, тебе не помешает пища для ума.
Я уловила только конец фразы Бена. Он сидел в кресле, ел пиццу и смотрел телевизор, насколько это было возможно с его места. Я опустила глаза, и меня немного затошнило. Я… опять потеряла сознание? Не получалось вспомнить: разве он брал себе пиццу?
— Конечно, — пробормотала я.
Он перевел взгляд на меня и перестал жевать. Потом проглотил кусок и наклонил голову.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Рей? Может, тебе хочется побыть одной?
Вместо ответа я занялась пиццей. Со мной все было хорошо.
Покончив с ужином, мы продолжили молчать — за окном почти стемнело. Я сонно таращилась в телевизор, по которому крутили какую-то телевикторину, а Бен принялся наводить порядок в палате. Через какое-то время пришла медсестра, чтобы справиться, как у меня дела, и предложила «Д*****» от головной боли, но я отказалась — боль была здоровой, терпимой. Так что медсестра ограничилась тем, что помогла мне сходить в ванную и поменяла постельное белье.
Снова улегшись в постель, я обратила внимание, что Бен до сих пор в шапке. Вроде бы в палате царило тепло, хотя, впрочем, не стоило торопиться с этим утверждением — я была в толстых носках и под плотным одеялом.
— Тебе не жарко? — поинтересовалась я.
Бен развернул стул, стоявший спинкой к постели, и сел, сунув руки в карманы. Я подметила, что он такой же сонный, как я.
— После ношения шапок мои волосы — страшное зрелище, — улыбнулся Бен. — Лучше оставить как есть.
— М-м… Ну ладно, — я перекинула волосы на плечо и смущенно покрутила большими пальцами, пряча глаза. — Прости, что накричала на тебя.
— Мне доводилось попадать в гораздо худшие ситуации, Рей. Ты, по крайней мере, ничего не швыряла мне в голову.
— Я бы так и сделала, будь у меня силы, — невесело усмехнулась я.
Он улыбался мне, но я чувствовала, что он смотрит сквозь меня, куда-то за окно. Выражение его лица выдавало напряжение, словно он себя сдерживал, карие глаза чуть потемнели. Моя улыбка медленно угасла, и в палате вновь установилась тишина.
Затем Бен встрепенулся, словно вырвавшись из задумчивости, и поднялся со стула.
— Зато твоя мама любила швыряться в меня чем попало. Бумажками, камешками, веточками… а бывало, и карандашами, — он поправил вещи на тумбочке. — Мы хорошо ладили, я и Скарлетт.
Мама дружила с Беном еще до того, как папа переехал в Эсперанс. Сейчас я понимала, уже не будучи наивной девочкой: Бен питал симпатию к маме и, очевидно, очень расстроился, когда она решила выйти замуж за папу.
Мама регулярно разговаривала с ним по телефону, а когда я была маленькой — и того чаще. Бен был у них с папой чем-то вроде беспристрастной третьей стороны: иногда папа изливал ему душу по поводу мамы, а иногда то же самое делала мама. Но когда здоровье начало ее подводить, общение как-то сошло на нет. Она стала часто усаживаться за стол в одиночестве и листать старые фотографии, отгородившись от всех нас.
Впрочем, родители немногое поведали мне о Бене. Все, что я знала: он вырос в бедной семье в Эсперансе, а его родители были хорошими людьми. Других родственников у него не было, собственной семьей он не обзавелся.
— Я помню, мама рассказывала о некоторых ваших шалостях, — с готовностью отозвалась я. — Кто был главным нарушителем спокойствия: она или ты?
Бен покосился на меня и с усмешкой отвел взгляд.
— Это конфиденциальная информация, мисс Кеноби.
— Ой, да ладно! Я готова на стену лезть от скуки, а слушать, как мама наводила шороху в детстве, всегда весело. — И вдруг мне в голову пришла идея. — Давай ты расскажешь мне о ней, а я, так и быть, запишусь на твой сеанс психотерапии. Не то чтобы мне очень надо…
— Психотерапия полезна для души. Она исцеляет.
— Угу, — я переместилась на корточки, чувствуя прилив бодрости от предвкушения. — Расскажи о том случае, когда вы выпустили щенков и котят в младшей школе.
Он со смешком покачал головой, опускаясь на стул.
— Это была затея твоей матери, как и большинство наших шалостей. В тот день мы нашли на обочине дороги коробку, под завязку набитую дрожащими негодниками. Твоя мама испугалась, что они погибнут или что кто-нибудь нехороший вздумает утопить их в реке… И взяла дело в свои руки — мы донесли коробку до школы и выпустили их в коридоре. Поразительное дело, но все зверюшки обрели хозяев!
— Правда? Я всегда считала, что она придумала такой финал для меня.
— Нет, их разобрали родители детей. Твоя мама, конечно, с удовольствием приютила бы всех у себя, но ясно понимала, что ее родители никогда на это не согласятся.
Мы поболтали еще немного о маме и о проказах, на которые она подбивала Бена, а он с удовольствием поддавался… На миг я пожалела, что не унаследовала ее бунтарский дух. Вероятно, так получилось потому, что я росла в других условиях, и большая часть того, что я помнила о маме, пришлась на период ее болезни. На меня легли заботы о папе с Райаном, не оставалось времени на детские шалости…
Я помнила маму очень мягким человеком. В последние годы она стала особенно чуткой, возможно, из-за прогрессировавшей болезни, однако мой братик очень на нее походил. Жаль, что мне не довелось узнать маму с другой стороны. С той, которая проявлялась редко, проскальзывала урывками, и то обычно тогда, когда рядом не было папы.
Время шло, я начала клевать носом, да и Бен задремал на стуле. Но не успела я погрузиться в сон, как приоткрылась дверь, впустив в палату полоску света.
— Мистер Соло, могу я поговорить с вами?
Стул тихо скрипнул, и Бен, зевнув, поплелся к двери. Я глянула одним глазом и заметила симпатичную светленькую медсестру. Прислонившись к дверному косяку, Бен почесал щетину.
— Рей чувствует себя хорошо, — устало произнес он. — Я дам вам знать, если что-то изменится.
— Дело не в ней, мистер Соло. — Сделав паузу, медсестра понизила голос: — Одна из девушек скончалась.
========== Часть 16 ==========
Роуз проиграла эту битву и ушла из жизни в окружении родных.
Она умерла во сне, во всяком случае, так сказала доктор. И горестно поведала о том, что пришлось перенести девушке, столь недолгое время бывшей ее пациенткой. И хотя шансы на то, что Роуз выкарабкается, были минимальными, я все равно не могла поверить в ее смерть. Роуз пришла в сознание лишь на несколько часов. Родители и три сестры едва успели с ней попрощаться.
Но не я.
В глубине сердца я немного завидовала Роуз — она освободилась от тревог и страданий. Ее душа упокоилась с миром, покинув бренное тело, над которым нам еще предстояло выразить скорбь. Накрытое простыней, его увезли в морг.
У меня состоялась короткая встреча с семьей Роуз. Ее родители искренне благодарили меня, но младшие сестренки не поднимали глаз, возможно, не до конца осознавая, что произошло. Я сдерживала слезы, сидя на каталке в опустевшей палате — меня привез Бен. Он опустил руку мне на плечо.
Было очень тихо. Все уже ушли, и я попросила Бена ненадолго оставить меня — чтобы побыть в одиночестве и дать волю чувствам. Здесь пахло смертью. Казалось, этот запах прилип к стенам, и я ощущала, как его щупальцы тянутся к моей голове — завеса тумана мешала мне вспомнить.