Страница 5 из 11
– Ты же молода. Почему ты, Джессика? – пробормотал он мне в макушку.
– Док ведь объяснял, что меланома любит молодых. Какая-нибудь старушка может прожить с ней и десять лет. А такие, как я, сгорают быстро.
– Разве это справедливо?
– Вряд ли я гожусь для того, чтобы обсуждать со мной справедливость. Едем домой. Джейк, наверное, заждался. У него сегодня свидание с Лори Грин. Дай ему на чай чуть больше.
Когда мы вернулись в машину, за руль снова сел вечно спокойный и невозмутимый Эд. Теперь он будет корить себя за то, что проявил слабость.
Несмотря ни на что, настроение у меня значительно улучшилось. Кажется, я отстояла свое решение. Это, пожалуй, впервые, когда Эд прислушался ко мне в каком-то важном вопросе. Первый раз, когда что-то будет по-моему. Конечно, цена довольно высока, но, знаешь, Подруга, я готова ее заплатить.
***
Черта с два он согласился. Прошло больше двух недель с тех пор, как мы узнали о диагнозе, и не было и дня, чтобы Эд обошелся без разговора о терапии. Он буквально терроризирует меня. Это невыносимо. Мы постоянно ссоримся, я кричу и плачу, он приводит вполне логичные доводы. Он прав, да, прав. Но неужели собственная правота дороже моей, может быть, последней просьбы?
Когда я задала ему этот вопрос, его лицо потемнело.
– Ты постоянно просишь о чем-то невыполнимом! Если ты хочешь опустить руки, то я не хочу и не могу. Я должен знать, что сделал все, чтобы тебя спасти.
– И кто из нас эгоист? В какой-то книге было написано: «Иногда выбирая жизнь, мы выбираем лишь более жестокий вид смерти».
– Джессика…
– Хватит. Перестань меня доводить. Мне нельзя нервничать, забыл?
– Ты ведешь себя неразумно.
Я заорала так, что сама оглохла от своего крика, даже Эд вздрогнул.
– Да плевать! Но я так хочу! Понимаешь? Хочу. Мне осточертела твоя болтовня, заткнись уже наконец! Повторяю в самый последний раз – я не буду проходить химию. Не буду. Даже если бы она давала стопроцентный результат, я бы все равно не согласилась. Потому что, кажется, смерть – единственная дорога, по которой я могу выбраться отсюда.
Взгляд Эда поблек. Лоб резко прорезали морщины, а уголки рта опустились вниз. Мои слова задели его, но в тот момент мне было все равно. Я вышла из дома, хлопнув дверью так громко, что даже удивилась, когда не услышала за спиной звона разбившегося стекла.
Усевшись на любимом месте у маяка, распустила волосы. Ветер тут же подхватил мои пряди и начал свою веселую игру. Как будто он только их и ждал. Я сняла кофту, оставшись в майке на тонких бретелях, и развела руки в стороны. Потоки воздуха, легкие, прохладные, свежие, пахнущие свободой и приближающимся закатом, ласкали мою кожу и мою душу. Я закрыла глаза и представила себя большой красивой птицей с огромными яркими крыльями. Я лечу над океаном, передо мной открыты все пути.
Мне бы волшебную лампу с Джинном внутри. Я бы загадала всего одно желание, Подруга.
Позади меня раздалось вежливое покашливание. Я опустила руки и с улыбкой обернулась.
– Извини, девочка, не хотел тебе помешать.
– Все в порядке, мистер Сандерс, присаживайтесь.
Пожилой смотритель маяка. Сидит наверху столько, сколько я себя помню. Провел здесь всю жизнь. Наблюдая за морем и путеводным фонарем, каким-то чудесным образом знает, что творится у местных. «С высоты все видно», – любит повторять он.
– Я принес чаю. Как насчет чабреца и мяты?
Мужчина продемонстрировал небольшой термос и две железные кружки,
– Пожалуй, именно это мне сейчас и нужно.
Старик с кряхтением сел рядом со мной, налил в кружку горячий ароматный чай и протянул мне.
Я с удовольствием сделала большой глоток и удовлетворенно выдохнула. Сладкая прохлада мяты переплетается с суховатой пряной горчинкой чабреца и всегда наполняет меня умиротворением.
– Не знаю, что вы туда добавляете, мистер Сандерс, но мне сразу становится гораздо лучше.
Он хрипло рассмеялся.
– Как говорила твоя мама – секретный ингредиент. Капелька заботы и душевного тепла.
Передо мной всплыли счастливые лица родителей, я благодарно улыбнулась.
– Спасибо, – прошептала я, утирая слезинку.
– Как бы ни было тяжело в данный момент. Даже если кажется, что лучше уже не будет. Ты должна помнить, что после зимы всегда наступает весна. И никакие силы не способны это изменить.
– Врачи дают полгода. Боюсь, для меня все закончится именно зимой.
– Никто не может знать, что ему уготовано. Да, врачи в наше время знают и умеют многое. Но они не боги, а люди ведь разные. Уверен, ты проживешь гораздо дольше шести месяцев.
«Какой смысл жить вот так? Я вижу жизнь лишь в отражении глаз постояльцев. Людей, которые наслаждаются дорогой. Которые сами не знают, куда направляются. Жизнь не пункт А, и не пункт Б. Это путь между ними».
– Вы с Эдом опять поссорились?
– Я наговорила ужасных вещей. Он, конечно, никогда не покажет, но мои слова серьезно ранили его. Я не должна оставлять ему напоследок обиды.
– Эд своеобразный малый. Не такой, как коренные жители Скарборо. Даже спустя все эти годы, что он провел здесь, явно получая удовольствие, в нем чувствуется большой город.
– Наверное, поэтому я до сих пор с ним. Он – частица того, о чем я всегда мечтала. Единственный осколок, оставшийся мне от разбитых желаний.
– Когда-то ты не готова была довольствоваться малым.
– Я и сейчас не готова. Но столько воды утекло. Все вокруг изменилось. Я изменилась. Мы с Эдом нужны друг другу. Ему будет тяжело расстаться со мной.
– Ты любишь его?
– Не обижайтесь, но я думала, что старики не верят в любовь.
Добродушно расхохотавшись, смотритель взял меня за руку.
– Старики верят в нее так, как ни один подросток. С высоты прожитой жизни отлично видно, что по-настоящему имеет значение.
– Думаете, я правильно поступила, что осталась здесь?
– Никто не имеет права судить, кроме тебя. Никому не позволяй этого. Ты так решила, значит, в тот момент так было нужно. Правильно или нет – лишь ты сама можешь ответить.
– Не могу, мистер Сандерс, – я вздохнула.
– Значит, еще не время делать выводы.
– Когда, если не сейчас?
– Джесси, если тебе нужен совет, то я дам его тебе. Поговорите с Эдом. Спокойно и откровенно. Не прячась друг от друга за масками. Вам нужно рассказать друг другу все, что вы на самом деле чувствуете. Выслушать друг друга, но без оценки откровений второго. Не обижаясь на слова, какими бы колючими они ни оказались.
– Я не готова к такому разговору. Эд, думаю, тоже. Но чувствую, что должна извиниться перед ним за сегодняшнюю ссору.
– Если ты так чувствуешь, то извинись.
Уверенно кивнув, я сделала последний глоток волшебного чая и отдала кружку владельцу. Через несколько шагов в сторону дома замерла на месте и обратилась к смотрителю маяка:
– Мистер Сандерс. Окажись сейчас на моем месте, что бы вы сделали?
– Каждый на своем месте, девочка.
Я прошла еще с десяток метров, когда ветер донес до меня задумчивое бормотание старика:
– Я уехал бы как можно дальше. Насколько хватило бы сил.
Неуверенно постояла перед входной дверью. Извиняться стало для меня делом привычным, это происходит почти на автомате. Но я понимала, что действительно обидела мужа почем зря. Он не виноват ни в моей болезни, ни в том, что заботится обо мне. Конечно, нежелание потерять супруга всегда обосновано страхом за себя. Но ведь дело в любви. Он любит меня, Подруга.
В нашем доме со смерти родителей все изменилось, но я по-прежнему чувствую их присутствие. Наверное, я все еще здесь и поэтому тоже. Дом наполнен ими, их воспоминаниями, чувствами, их жизнями. И нет на Земле второго такого места.
– Эд? – негромко позвала я, но мне никто не ответил.
Пройдя в спальню, услышала какие-то странные звуки из ванной. Бесшумно приоткрыла дверь и замерла на месте. Мой муж сидел на коленях перед раковиной и, уткнувшись в нее лбом, безутешно плакал навзрыд. Ни разу я не видела его таким. Это бьет в самое сердце. Мне хотелось сесть рядом, обнять его и тоже разреветься, но это лишь смутило бы его. В своих глазах он всегда должен оставаться сильным и непоколебимым Эдом. Ни при каких обстоятельствах нельзя рушить этот образ. Иногда мне хотелось бы видеть в нем больше искренности.