Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 21



– Это по-прежнему моя родня, Джейми, даже после всего, что случилось. Не может же она мне так вот запросто сказать, чтобы я держался подальше!

В глазах Джейми внезапно промелькнуло сочувствие.

– Она боится тебя, Адам.

– Это мой дом. – Эти слова прозвучало глухо. – Меня полностью оправдали.

Джейми покрутил массивными плечами.

– Тебе решать, братан… В любом случае выйдет интересно. Буду просто рад занять место в первом ряду.

Его улыбка была заведомо фальшивой; но он старался.

– Ну и говнюк же ты, Джейми…

– Ты не злись на меня за мою красоту…[12]

– Ладно, тогда завтра вечером. Можем заодно сделать всё одновременно.

Но дело было не только в этом. Сейчас я чувствовал обиду, очень сильную боль, которой еще было куда расти. Подумал о темной спальне Робин, а потом об отце и записке, которую он оказался неспособен дописать до конца. Да, еще как минимум денек требовался абсолютно всем.

– Кстати, как там папа?

– А-а, его ничего не берет. Сам знаешь.

– С некоторых пор не знаю, – произнес я, но Джейми не обратил на эти слова внимания. – Схожу-ка прогуляюсь к реке, а потом двину обратно в город. Скажи папе: жаль, что я его не застал.

– Передавай привет Грейс, – сказал он.

– Она что, там?

– Каждый день. В одно и то же время.

Я уже не раз вспоминал про Грейс, но даже еще меньше представлял, с какого боку к ней подступиться, чем в случае со всеми остальными. Ей было всего два годика, когда они остались вдвоем с Долфом, и она по-прежнему оставалась ребенком, когда я уехал – слишком юной для хоть каких-то серьезных объяснений. Тринадцать лет я был большей частью ее мира, а когда оставил ее совсем одну, это больше напоминало предательство. Все мои письма приходили назад нераспечатанными. Со временем я перестал посылать их вообще.

– Как она? – спросил я, пытаясь не выдать, насколько важен для меня ответ.

Джейми покачал головой:

– Натуральный вождь краснокожих, иначе и не скажешь, но она ведь и всегда такой была. В колледж не собирается, судя по всему. Подрабатывает по мелочи, в основном тут, на ферме, живет чем бог послал.

– Она счастлива?

– А как иначе-то? Самая, брат, горячая штучка в нашем округе и его окрестностях!

– Да ну?

– Блин, да я сам ее имел! – Он подмигнул мне, не замечая, как близок к тому, чтобы получить в рожу. Я строго сказал себе, что Джейми не имел в виду ничего такого. Всего лишь его обычные понты. Просто он уже забыл, как сильно я любил Грейс. Как всегда стремился защитить от всего на свете.

Он явно не пытался что-то затеять.

– Рад был повидаться, Джейми. – Я хлопнул рукой по твердому бугру его плеча. – Я скучал по тебе.

Мой брат сложил пополам свою массивную тушу, забираясь в пикап.

– Да завтрашнего вечера! – бросил он, и машина двинулась в сторону полей, подскакивая на ухабах.

С крыльца я успел заметить его руку, которую он свесил из бокового окошка. А потом помахал ею, и я понял, что Джейми наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Ступив на лужайку, я смотрел ему вслед, пока он окончательно не скрылся из виду. А потом стал спускаться по склону.

Мы с Грейс всегда были близки. Может, дело было в той минуте, когда я держал ее на руках, ревущую во все горло, а мой отец вбивал Долфа в землю за то, что тот проворонил ее исчезновение. Или в долгом пути пешком обратно к дому, когда мои слова наконец утихомирили ее. Может, дело было в улыбке, которой она тогда одарила меня, или в том, как отчаянно цеплялась мне за шею, когда я попытался опустить ее на землю. В чем бы ни было дело, нас связали невидимые узы; и я с гордостью наблюдал, как Грейс захватывает жизнь на участке Долфа в собственные руки. Было так, словно падение в реку как-то отметило ее, поскольку страх был ей совершенно неведом. Уже в пять лет она могла до посинения бултыхаться в реке, в семь – скакать верхом без седла. В десять уже запросто управлялась с жеребцом моего отца – здоровенным, злобным зверем, который пугал всех, кроме моего старика. Я научил ее стрелять и ловить рыбу. Она каталась со мной на тракторе, умоляла пустить ее за руль одного из хозяйственных грузовиков и радостно визжала, когда я ей это разрешил. Она была дикой по своей натуре и частенько возвращалась из школы с кровью на мордашке и рассказами про какого-то мальчишку, который ее здорово разозлил.

Во многих смыслах я скучал по ней больше всего.



Спускаясь по узкой тропке к реке, еще задолго до того, как добраться до воды, я услышал музыку. Она слушала Элвиса Костелло[13].

Мостки причала были футов в тридцать длиной – палец, щекочущий пузо реки посередине ее плавной излучины, загибающейся к югу. Грейс была на самом их конце – поджарая коричневая фигурка в самом крошечном белом купальнике, какой я когда-либо видел. Она сидела на краю мостков, придерживая ногой борт темно-синего каноэ и разговаривая с женщиной, сидящей в нем. Я нерешительно остановился под деревом, не зная, стоит ли встревать в разговор.

У женщины в каноэ были седые волосы, круглое личико и худощавые руки. В бледно-желтой рубашке она казалась очень загорелой. У меня на глазах она похлопала Грейс по руке и сказала что-то, чего я не расслышал. А потом коротко махнула, и Грейс толкнула ногой, отправляя каноэ на простор реки. Женщина окунула в воду весло, удерживая нос лодки против течения, и произнесла какие-то последние слова своей юной собеседнице, а потом подняла взгляд и заметила меня. Прекратила грести, и течение стало сносить ее вниз. Очень пристально пригляделась, разок кивнула, и тут у меня на миг возникло чувство, будто я вижу перед собой призрак – что-то до жути знакомое.

Она направила каноэ вверх по течению, а Грейс опять улеглась животом на твердые белые доски. Охватившее меня чувство было таким ярким, что я наблюдал за женщиной в каноэ, пока она не скрылась за поворотом реки. А потом спустился к мосткам, нарочито громко топая по настилу.

– Отвали, Джейми. Я не стану с тобой купаться. Я не стану с тобой встречаться. Я не стану с тобой спать, ни при каких обстоятельствах. Если хочешь поглазеть на меня, вали обратно к своему телескопу на третьем этаже!

– Это не Джейми, – произнес я.

Она перекатилась на бок, опустила темные очки пониже на нос и показала мне глаза. Они были голубыми и пронзительными.

– Привет, Грейс.

Она отказалась улыбнуться и надвинула очки обратно, прикрывая глаза. Перекатилась на живот, потянулась к радиоприемнику и выключила его. Ее подбородок утвердился на сцепленных в замок руках, а взгляд нацелился на катящуюся перед ней воду.

– Я должна вскочить и немедленно заключить тебя в объятия? – спросила Грейс.

– Пока что никто такого не делал.

– Не разжалобишь.

– Ты ни разу не ответила на мои письма.

– К черту все твои письма, Адам! Ты был всем, что у меня было, и ты свалил! На этом вся история и кончается.

– Прости, Грейс. Если это что-то для тебя значит, то я очень сильно горевал, когда оставил тебя одну.

– Уходи, Адам.

– Но я уже здесь.

Ее голос зазвучал более пронзительно:

– Кто еще заботился обо мне? Только не твоя мачеха! Не Мириам и не Джейми! По крайней мере, пока у меня не появились титьки! Только два постоянно занятых старика, которые ни черта не понимали в воспитании маленьких девочек! Всё в мире перепуталось, когда ты уехал, и ты оставил меня одну разбираться с этим. Со всем этим. С этим говенным миром. Засунь свои письма знаешь куда?

Ее слова буквально убивали меня.

– Меня обвиняли в убийстве. Мой собственный отец дал мне ногой под зад. Я не мог тут оставаться.

– Все равно.

– Грейс…

– Намажь мне спину лосьоном, Адам.

– Я не…

– Просто намажь.

Я присел на колено рядом с ней. Лосьон в бутылочке, давно жарящейся на солнце, был горячим и пах бананами. Грейс лежала прямо подо мной – вытянувшаяся всем своим упругим, коричневым телом, к которому я теперь не мог иметь никакого отношения. Я помедлил, и она загнула руку за спину, расстегивая верх купальника. Бретельки упали по бокам, и на миг перед тем, как она опять улеглась на живот, передо мной промелькнула одна из ее грудей. Когда она опять плотно прижалась к доскам, я недвижимо застыл на коленях, совершенно выбитый из колеи. Дело было в том, как она держалась, во внезапной женщине в ней и четком понимании того, что ту Грейс, которую некогда знал, я потерял навсегда.

12

Фраза из рекламного ролика шампуня «Пантин» 1980-х гг., превратившаяся в поговорку.

13

Элвис Костелло (Декман Патрик Макманус, р. 1954) – британский певец и композитор, оказавший большое влияние на развитие современной поп-музыки.