Страница 7 из 14
Встретившись с карателями, Тряпицын, заявив, что желает избежать кровопролития, лично явился в расположение белых на переговоры. Сила харизмы этого человека была настолько сильна, что сразу после этого визита в отряде Вица вспыхнул бунт, полковник с немногими оставшимися верными бойцами ушел в бухту Де-Кастри, а большинство недавних белых солдат присоединилось к отряду Тряпицына.
Поскольку в Николаевске вооруженных сил почти не осталось – всего около 300 бойцов, белые власти пригласили для защиты города японцев. Те, конечно, были только «за», и вскоре в Николаевск прибыл японский гарнизон – 350 человек под командованием майора Исикавы. Кроме этого, в городе проживало примерно 450 гражданских японцев. Как во всех дальневосточных городах, было много корейцев и китайцев. Причем последние были как городскими старожилами, так и недавно пришлыми – в Николаевске зимовал отряд китайских канонерок во главе с коммодором Чэнь Шином, не успевший до ледостава уйти на китайский берег Амура.
До весны и ледохода все они оказались заперты в городе, уйти из которого было некуда.
Вступление японских войск в Николаевск-на-Амуре в 1918 году. Отдельно вынесен майор Исикава в конной коляске.
Однако вскоре, совершив беспрецедентный зимний переход, к городу подходит двухтысячная «партизанская армия» Тряпицына, в колоннах которой шел и Рувим Фраерман – недавний студент Харьковского технологического института, после третьего курса направленный на производственную практику на железную дорогу на Дальнем Востоке. Здесь его и застала Гражданская война, в которой он принял сторону красных и ныне был у Тряпицына одним из агитаторов.
Город взяли в осаду.
И началась долгая и нечеловечески страшная кровавая пляска демонов Гражданской войны.
Началось все с малого – с двух человек, красных парламентеров Орлова-Овчаренко и Щетникова, которых убили белые.
Тогда красные распропагандировали гарнизон крепости Чныррах, контролирующей подступы к Николаевску-на-Амуре. Заняв крепость, красные партизаны получили артиллерию.
Под угрозой обстрела города японцы заявляют о своем нейтралитете.
Красные входят в город и занимают его практически без сопротивления, захватив, помимо прочего, весь архив белой контрразведки.
Обезображенные трупы Орлова-Овчаренко и Щетникова выставлены в гробах в здании гарнизонного собрания крепости Чныррах. Все партизанские бойцы требуют крови и мести, и по спискам контрразведки начинаются аресты и расстрелы белых.
Японцы держат нейтралитет и активно общаются с новыми хозяевами города. Вскоре условие их нахождения в своем квартале забывается, начинается братание, и вооруженные японские солдаты, нацепив красные и черные (анархистские) банты, слоняются по всему городу, а их командиру даже разрешают держать связь по рации с японским штабом в Хабаровске.
Но идиллия братания быстро кончилась. В ночь с 11 марта на 12 марта японцы обстреливают здание штаба Тряпицына из пулеметов и ведут огонь зажигательными ракетами, рассчитывая сразу обезглавить красные войска. Здание было деревянным, в нем начинается пожар. Начальник штаба Т. И. Наумов-Медведь погиб, секретарь штаба Покровский-Черных застрелился, самого Тряпицына с простреленными ногами вынесли на кровавой простыне и под огнем перенесли в соседнее каменное здание, где и организовали оборону.
Стрельба и пожары идут по всему городу, как быстро выяснилось, в вооруженном выступлении приняли участие не только солдаты японского гарнизона, но и все мужчины-японцы, способные держать оружие.
Бои идут насмерть, пленных добивают и те, и другие.
Личный телохранитель Тряпицына, бывший сахалинский каторжник по кличке Лапта с отрядом пробивается к тюрьме и вырезает всех заключенных.
Чтобы не привлечь стрельбой внимания японцев, всех «кончают» холодным оружием. Поскольку кровь пьянит не хуже водки, обезумевшие люди убили не только арестованных белых, но и своих же партизан, сидевших на гауптвахте.
Боевые действия в городе идут несколько дней, исход сражения решает командир партизанского отряда красных шахтеров Будрин, пришедший со своим отрядом из ближайшего крупного населенного пункта – села Кирби, что в 300 километрах от Николаевска.
В конечном итоге японцев вырезали полностью. На тот свет отправили всех, включая консула, его жену и дочь, и гейш из местных публичных домов. Спаслось только 12 японок, бывших замужем за китайцами – они вместе с мужьями укрылись на канонерках.
Новым начальником штаба назначается любовница Тряпицына Нина Лебедева – эсерка-максималистка, сосланная на Дальний Восток гимназисткой, в 15 лет, за участие в покушении на пензенского губернатора.
Раненный Я. Тряпицын со своей гражданской женой Н. Лебедевой.
После разгрома японцев в городе объявляется Николаевская коммуна, отменяются деньги, и начинается настоящая охота на буржуев.
Раз запустив, кровавый маховик остановить уже практически невозможно. Это знание на личном опыте получили практически все участники Гражданской войны. И заливший кровью Монголию рафинированный аристократ барон Роберт Николас Максимилиан фон Унгерн-Штернберг в этом смысле ничем не отличался от крестьянского сына Якова Тряпицына.
Я избавлю вас от кровавых подробностей происходящего в Николаевске дальше, скажу лишь, что итогом так называемого «Николаевского инцидента» стала гибель нескольких тысяч человек.
Это всех вместе, разных – красных, белых, русских, японцев, интеллигентов, хунхузов, телеграфистов, каторжников и разных прочих тысяч человеков.
И полное уничтожение города – после эвакуации населения и ухода отряда Тряпицына от старого Николаевска не осталось ничего.
Ни-че-го.
Как потом подсчитали, в городе было сожжено и уничтожено 1130 домов, это почти 97% всего жилого фонда Николаевска.
Перед уходом обезумевший от крови Тряпицын отправил радиограмму:
Товарищи! В последний раз говорим с вами. Оставляем город и крепость, взрываем радиостанцию и уходим в тайгу. Все население города и района эвакуировано. Деревни по всему побережью моря и в низовье Амура сожжены. Город и крепость разрушены до основания, крупные здания взорваны. Все, что нельзя было эвакуировать и что могло быть использовано японцами, нами уничтожено и сожжено. На месте города и крепости остались одни дымящиеся развалины, и враг наш, придя сюда, найдет только груды пепла. Мы уходим…
Вы спросите – а что Фраерман? Никаких свидетельств о его участии в зверствах нет, скорее наоборот.
Безумный драматург по имени Жизнь решила, что именно в этот момент с бывшим харьковским студентом должна случиться первая любовь. Разумеется, несчастная.
Вот что писал в воспоминаниях партизан Сергей Птицын:
«Слухи о предполагаемом терроре проникли в население, и люди, не получившие пропусков (на эвакуацию – ВН), в ужасе заметались по городу, изыскивая всякие средства и возможности выбраться из города. Некоторые молодые, красивые женщины из буржуазии и вдовы расстрелянных белогвардейцев предлагали себя в жены партизанам, чтобы те помогли им выбраться из города, вступали в связи с более или менее ответственными работниками, чтобы использовать их для своего спасения, кидались в объятия китайских офицеров с канонерок, чтобы спастись с их помощью.