Страница 27 из 75
Против обоих совершил он преступление оскорбления величества; одного он низложил, ты же воцарился у нас и внес к нам правду.
Вот в чем заключается совершенное им преступление оскорбления величества, но кто же сомневается, что он провинился и в тирании?
Ибо как делающие глиняные статуи ставят их затем на театрах, так и он, приняв искусственную физиономию и устроив себе торжественную сцену, поставил вокруг себя солдат в самом святилище; по близости от него меченосец, с обеих сторон копьеносцы, а среди всех новый Самуил, не только не нося ефуд и не надев на главу митру, но, даже тиранствуя и замышляя надеть царский венец.
Ты или не читал апостольских канонов или, если читал, бессовестно пренебрег ими. Я же прочту тебе только шестую главу, она гласит так: епископ, пресвитер или диакон да не приемлет мирских забот, а в противном случае да будет низложен.
Сравни свои действия с каноном, и если они с ним не согласуются, сознайся, что ты достоин наказания. Хоть я и говорю нечто удивительное, скажу, что твои действия не согласуются с каноном, не потому чтобы в них недоставало чего против канона, а потому, что они значительно его превосходят.
Ибо, думаю, законодатели имеют в виду заботы об обыкновенных мирских делах, твое же дело предоставляется заботой всемирною и надземною. Ибо, что может быть труднее тирании или что беспокойнее замысла против царя?
А разве ты не совершил того и другого?
Разве ты не старался завладеть всем как бы гнездом с птенцами, захватить как бы оставленные яйца и поставить в зависимость от себя и землю, и море? Разве ты не вооружал одних, не приказывал другим стеречь улицы, занимать узкие проходы, окружать стены, снаряжать триеры? Действие ли это или бездействие? Если последнее, докажи, и ты будешь избавлен от очистительного напитка. Если же нет, как в древности Сократ, насыться цикутой и, взяв чашу, пей яд до дна. Ибо против тебя и него одно общее обвинение: вы оба ввели новые божества.
Но я вновь обращаюсь к вам, судьи, и опять спрашиваю вас: совершил он подобный дерзкий поступок или нет?
Конечно, вы скажете, что да. Что это за дерзкий поступок, который он содеял? Если вам стыдно назвать поступок по имени, расскажите, в чем дело.
Он низверг царя с престола.
Допустим, что он стоял на стороне нашего великого самодержца, тем не менее, он бесновался против другого (царя), а это составляет преступление оскорбления величества. Затем он одним угрожал, другим раздавал чины, третьим разрушал дома. Это явная тирания. Если же архиерей уличен в оскорблении величества и тирании, неужели следует терпеть это и оставлять в его руках святыню, а не тотчас же низложить его?
Никто из здравомыслящих людей не скажет этого.
Я хотел было представить полное доказательство своим словам и привести много церковных законов и еще более государственных, сюда относящихся и нисколько не сомнительных.
Но так как в этом обвинении нет ничего неясного, и слушатели не сомневаются, как назвать преступление, я сделал свою речь неизысканною (то есть, не привел статей закона), чтоб она имела силу сама по себе, а не только вследствие внешних обстоятельств. Два обвинения, о которых мы говорили, стоят каждое отдельно друг от друга; не надо считать одно родом, другое видом, ни одно причиной другого.
То же, в чем мы теперь будем обвинять архиерея, немного отличается от второго обвинения (в тирании).
Мы обвиняем его в убийстве, или, лучше сказать, во многих убийствах, хотя он и не убивал своими руками, не поднимал меча для убийства, не пронзал копьем груди. Не только тот убийца, кто делает это, но и тот, кто советует, подговаривает и намеревается убить. Это не мое определение, и не я первый ввожу это в закон; не ввожу я новых законов, но пользуюсь существующими и к ним обращаюсь.
Чтобы не перечислять всех законов, укажу на закон, который гласит: в уголовных преступлениях обращается внимание не на факт, а на волю.
А другой закон гласит так: приказавший убить считается убийцею 13. Итак, смотрите: можно ли сообразно с этим обвинить архиерея в убийстве? Если б он имел только замыслы тирана и не делал ничего другого, он был бы только тираном, но не убийцей.
Но он думал, что не достигнет достоинства (царского) и не подчинит себе всех, если одних не убьет, на других не нагонит страха, третьим не разрушить домов и всем не наделает всякого зла.
Поэтому против него могут быть взведены всякие обвинения, и никто не защитит его от обвинения в убийстве.
Если никто не был убит и не делалось никаких попыток к убийству, пусть архиерей будет оправдан в этом нелепом обвинении.
Если же многие пали в те два дня и текли потоки крови по всему городу, я спрашиваю, кто совершил эти дерзкие дела? Вы скажете: беспорядочная и склонная к убийству чернь.
Но я спрошу опять: стремились ли они, прежде всего к убийству или желали сделать что-либо другое и, только не достигая цели, начали бить и убивать?
Разве не всем ясно, что они разрушали дома в то время, как стражи защищались и сражались против них?
Одни рубили их секирой, другие поражали мечами, третьи ранили топорами, и лежали в куче люди с рассеченными головами, с прободенными ребрами, с разбитыми бедрами и другие убитые, так или иначе. Кто же приказал разрушать дома?