Встреча

   - А вы выглядите, словно побитый пёс.

   - Довольно странно слышать грубые слова, вылетающие из красивого рта.

   - Будете учить жить?

   - Ну, я бы не рискнул.

   - Может быть, грубость это лакмусовая бумажка. Если мужчина морщится и начинает дёргать ногой, значит надо уходить. Это тот тип мужчин, который я больше всего не переношу - зануда - развешивает полотенца в ванной по цветам и размеру, ставит туфли носом только в одну сторону, и в доме его как и в голове - стерильно и скучно. Он никогда не женится, не родит ребенка, не заведёт 'пусика', потому что всю жизнь живёт только ради себя и повёрнут только в себя. И как результат - становится параноиком - шизоидом.

   Евгений рассмеялся, - слушая ваш монолог, начинаю сочувствовать мужчинам, которые рядом с вами.

   - Спасибо, мне понравилось, - улыбнулась Мария. - Расскажите о себе.

   - Как в поезде? - хмыкнул Евгений. - Сколько историй я слышал, сидя на полке плацкартного вагона. Можно было подумать, что люди только и ждали, чтобы вывалить на совершенно незнакомых людей всю свою жизнь.

   - Никогда не ездила в плацкартном вагоне.

   - Довольно весело, если соседи хорошие. Сердечные домохозяйки всегда накормят и напоят голодного студента. Поешь, и на верхнюю полку спать. А внизу течет река воспоминаний... Так и дремлешь под аккомпанемент чужой жизни.

   - Я почему-то вспомнила песню из фильма. Помните? - Мария вполголоса напела:

   "...Навру с три короба

   Пусть удивляются......"

   Голос женщины чуть дрожал, она ужасно фальшивила, что было мучительно для почти абсолютного слуха Евгения, но не это было главное. А надлом, который проявился в этом тихом голосе.

   - У вас нет слуха.

   - Да, - пожала плечами Мария. - Знаю... А вы милый. Другой бы воспользовался моментом и сделал попытку влезть в душу, а вы понизили градус, разорвали круг, обтянутый красными флажками.

   - Я бы не стал так жестоко поступать с вами. Ведь охотники на волков в месте засады оставляли разрыв, куда волки и попадались.

   - А что становилось с волком, который перепрыгивал через эти флажки?

   - Он обретал бесценный опыт и становился матёрым.

   - Нет.... Волк становился матёрым, когда терял любимую. Волки остаются верными своей единственной любви.

   Слушая тихий голос женщины, Евгений поймал себя на мысли, что час назад готов был убить, а теперь ему было всё равно. Почему так произошло? Он не хотел, как говорил его отец - копаться в экзистенциальном болоте, заедая философскими котлетами. Внезапно он почувствовал себя почти счастливым. Это состояние длилось мгновение, и он невольно улыбнулся, успев поймать в себе это ощущение.

   - Вам смешно...Я говорю глупость?

   - Нет. Я просто вспомнил о гиббонах, которые тоже однолюбы.

   - Обезьяны? Не люблю обезьян и боюсь их.

   - Гиббоны очень музыкальны. Звуки, что они издают, похожи, как если бы пела женщина - высокие, тонкие. Почти колоратурное сопрано.

   - Забавно...Никогда не слышала.

   Мария подняла руку, одним движением длинных пальцев расстегнула заколку, распустила волосы. Немного помассировала шею.

   - Голова разболелась. Не могу долго носить заколки.

   С длинными волосами она показалась Евгению моложе, мягче. Может быть потому, что они скрыли жесткую линию скул.

   - Значит, колоратурное сопрано... Любите музыку?

   - Странный вопрос. Все любят музыку. Может, пересядем? - без всякой связи спросил он. - Вон там есть диванчик, скрытый от глаз...

   - То есть, хотите сказать, наш разговор может затянуться?

   - Вы спешите?

   - Нет, я свободна как мистраль.

   - Мистраль? Это холодный ветер.

   - Для кого как... Для одних это ледяной ветер, для других - несущий радостный перезвон колоколов.

   Они уселись на диване, достаточно близко друг к другу. Евгений заметил, что Мария положила сумочку между ними.

   - Обороняетесь?

   - Это всего лишь сумочка, а не меч.

   - А вы забавная, наверняка хорошее образование...

   - Моё образование - жизнь.

   - Все так говорят.

   Мария внимательно посмотрела на Евгения. И он ощутил, как взгляд её светло-серых глаз, чуть раскосых, притенённых длинными ресницами, заставил сжаться его сердце.

   - В шестнадцать я села на заднее кресло 'харлея' и укатила из родного городка, пропахшего угольной пылью. Не из-за того, что не любила родителей, просто не хватало воздуха. Мне становилось жутко, когда я смотрела на мать и отца. Казалось и они покрыты этой угольной пылью. Весело было только тогда, когда отец приносил домой зарплату. Собиралась компания таких же как он - шахтёров с женами, они пели песни про Сталина, Ворошилова, про синий платочек... Их жены пьяно смеялись, а потом блевали на штакетник забора, заботливо выкрашенный мамой в зеленый цвет. Девчонки из класса все как по накатанной рожали, подруга родила еще учась в школе. Одним словом - тоска вселенская И вдруг в этот затхлый городишко приезжают байкеры. Вернее - проезжают. У них так называемый 'racing'. Я бросила в рюкзак паспорт, пару футболок, свитер с джинсами, и рванула навстречу неизведанной жизни.