Страница 2 из 13
- Но ты же не предала, ты меня не бросила.
- Я жду, когда ты вырастешь...
А потом был теплый летний день, соседские старушки все гладили и гладили ее по голове, вздыхая, а она, не отрываясь, смотрела на холм свежей земли.
Кира вздохнула, - "бабуля, бабуля... Ты права, в этом мире каждый за себя. Тогда, пять лет назад, узнав, что беременна, она ощутила такое острое чувство одиночества, такой приступ тоски, что, придя домой, уже готова была перерезать себе вены и тихо уйти, как поступила ее мать. Что остановило ее? Наверное, страх. Животный, не поддающийся никаким логическим доводам и рассудку, страх.
Костя женился на Ленке, их школьной красавице, и они уехали на Дальний Восток, куда его направили после окончания военного училища. Завидовала ли она своим школьным подругам, которые иногда залетали к ней, как разноцветные бабочки залетают к моли и, угощая дочь дорогими конфетами с умильной улыбкой на губах, прятали в глазах легкое презрение и жалость? Да, завидовала. Они приезжали на каникулы - нарядные, веселые. Глядя на них, Кира страдала не от презрения, а жалости, которую видела в их глазах. Страдала и ненавидела.
Вычистив до блеска туалет и полы в магазине, где работала последние полгода, она любила отдохнуть, слушая болтовню продавщицы Аллы - веселой толстушки, с взбитыми на макушке рыжими волосами, подкрашенными хной. Та, развешивая конфеты вместе с коробком спичек, назидательно выговаривала:
- Ты, Кира, жить не умеешь. Все ходишь хмурая, на людей не смотришь, а ведь, если подумать, можно устроиться. Ты девка ладная, молоденькая. Вон, наш Саакович, посматривает в твою сторону. Да не хмурься ты, не хмурься... Это ничего, что у него жена. Мужик он добрый, а тебе опять же... Дочке купить то платичко, то курточку... Да и сама... Посмотри, в каких туфлях твои подружки то приходят! А ты все в тапочках. Устраиваться надо тебе, не вытянешь ты одна, не вытянешь...
Ночами, прижимаясь к теплому затылку дочери, вдыхая запах ее волос, Кира лежала с открытыми глазами и думала. А потом вставала, спускалась вниз, открывала крышку пианино и тихо наигрывала вальс Шопена. Именно в одну из таких ночей, она решила, как ей дальше жить.
Солнце припекало, Кира дотронулась до лба, провела рукой по волосам. Еще можно было повернуть назад, к грязным полам магазинчика, и продолжать жить, наскребая по рублю на соки для дочери и помаду для себя. Сознавая, что рано или поздно неизбежно ляжешь под потного жирного Сааковича. А можно переступить порог этого ресторана и навсегда распрощаться с призраками, которые мучают тебя бессонными ночами. Перед глазами Киры возникло лицо дочери, еще мгновение она колебалась, потом решительно подошла к дверям ресторана и, толкнув дверь, вошла, окунувшись в прохладную тишину холла. Возникший ниоткуда бритоголовый охранник, окинул ее с ног до головы цепким взглядом, выжидающе уставился на нее глазами, в которых она прочла скуку и презрение.
- Я по поводу работы... Тапер, - поспешно добавила Кира, увидев, как он неприязненно покачал головой.
Это слово удивило охранника. Он некоторое время молчал, видимо искал в своем скудном словарном запасе неизвестное слово и, не найдя, переспросил:
- Тапер?
- Да, я играю на рояле, у вас объявление висит.
Видимо это объяснение его удовлетворило, он посмотрел на ее сумочку, протянул руку.
- Открой!
Кира открыла сумку, мужчина заглянул, потом кивнул и махнул рукой по направлению полупрозрачной стеклянной двери.
- Пройдешь в ту дверь, потом по коридору вторая дверь налево.
Этот хмурый охранник, неприязнь, скользившая в его взгляде, подточили уверенность Киры в том, что ее примут на работу. Подойдя к двери, она уже хотела постучать, как дверь распахнулась, в проеме появился мужчина, с такой же бритой головой, как у охранника в холле. Он окинул ее внимательным взглядом бронзово-желтых глаз, молча кивнул, приглашая войти. Кира сделала шаг и оказалась в небольшой комнате, где вся обстановка состояла из стола, сейфа в углу, маленького кожаного диванчика и двух кресел. За столом, просматривая бумаги, сидел сам хозяин. Почему-то Кира думала, что Качевский - старый, толстый и лысый. Сделав пару шагов, она остановилась, не решаясь сесть в кресло. Мужчина поднял голову, отложил ручку, привычно провел ладонью по седеющим коротко стриженым волосам и выжидающе уставился на нее светло серыми, отливающими полированной сталью, глазами.
- Мне нужна работа, - произнесла Кира тихо, почти прошептала.
- У нас все места заняты, - резко бросил Качевский и посмотрел на охранника, стоящего за спиной Киры.
- Я музыкант, играю на пианино. У вас висит объявление, - выпалила Кира уже более уверенно.
- Играешь на пианино? - мужчина достал из коробки сигару, щелкнул зажигалкой, затянулся. Тонкие ноздри длинного носа зашевелились, словно он к чему-то принюхивался. - У нас тут не детские игры на лужайке, публика предпочитает джаз или шансон, а не моцартов. - Он хмуро, не улыбаясь, смотрел ей в глаза. Кира услышала, как за ее спиной хрюкнул смешком охранник.
- Я могу и моцартов, и шансон, - твердо ответила Кира.
-Артур, - подал голос охранник, - я знаю ее. Она работает уборщицей у Налбандова.
- Сааковича? - мужчина скользнул взглядом по фигуре, пожевал губами. - Тискал тебя?
Кира почувствовала, как внутри будто лопнула натянутая струна. С ожесточением произнесла: "Да что вы понимаете в музыке? Даю сто баксов, даже и не знаете, кто такой Скотт Джоплин". В комнате повисло напряженное молчание. Неожиданно Качевский резко поднялся, вышел из-за стола, остановился перед Кирой, покачиваясь с носка на каблук. Впервые за весь разговор Кира увидела в его глазах интерес.
- Да ты больше чем пару сотен долларов в руках то не держала! Ладно. Заработаешь сто долларов, если мне понравится твоя игра. Пошли!
Он развернулся, кивнул охраннику. Тот предупредительно распахнул перед ними двери. Кира, в сопровождении Качевского и охранника пересекла полутемный зал ресторана, поднялась на маленькую эстраду, подошла к белому роялю, села на стул. Она не смотрела в зал, все ее внимание было сосредоточено на клавишах. Дорогая слоновая кость горела мягким и теплым светом, притягивая и маня прикосновением. Повинуясь чувству напряженного восторга, поднимающемуся из глубины... Подняла руки, на мгновение замерла и... сыграла первый пассаж. Не в полную силу, а будто погладила клавиши, в желании ощутить душу "Стенвейна". Арфа послушно отдала звуки - нежные и в то же время чеканные, словно звон дорогого хрусталя. Кира, повернув голову, бросила взгляд на Качевского.