Страница 1 из 13
I.
Кира стояла перед рестораном с громким названием "Санрайз". Владельцем этого ресторана был Артур Яковлевич Качевский. О нем мало что знали, он объявился в городке совсем недавно, но уже успел построить дом, ресторан и войти в очень узкий круг "власть предержащих". Кира иногда видела из окон дома, как по улице мчится его "Инфинити", а следом за ним джип с охраной.
Приморский городок переживал строительный бум. Еще вчера главная улица мало, чем отличалась от улицы, по которой в начале прошлого века, ходил ее любимый писатель, придумывая в голове призрачные города, но ветер перемен занес энергичных предпринимателей, и город будто проснулся от спячки, его залихорадило: повсюду строились торговые центры, гостиницы, рестораны и казино. Кира жалела о старом городе, меняя лицо, он становился чужим для нее. И только старый парк, спускающийся к самому морю, каким-то чудом остался нетронутым, и район, где находился ее дом. Туда еще не дотянулись щупальца строительного спрута. А может быть, спасло то, что находился район далеко от моря, на сопке, которую старожилы называли "Красной", потому что каждый метр земли сопки был пропитан кровью солдат и матросов, погибших здесь в сорок первом году.
Ее дом... В детстве он казался огромным: двухэтажный, с балконом и мезонином, из окна которого она так любила смотреть на проплывающие вдали корабли...Теплые руки матери - уютная колыбель, где она засыпала под тихую песню. Смех в глазах отца, когда он подбрасывал ее вверх, отчего сердце замирало от страха. В доме не замолкала музыка: Кира с восторгом в сердце следила за мамиными руками, которые словно бабочки порхали над клавишами, извлекая из чрева старого пианино то журчание ручейка, то стоны и плач.
Сначала ушел отец. Ушел ночью, как вор, оставив записку, что уходит к другой женщине, и мать больше не играла, и не пела, когда брала ее на руки. Сквозь теплые волны сна иногда пробивался торопливый говор: мама о чем-то спорила с бабушкой, но слов Кира не понимала; слова были трудные, взрослые. Потом умерла мама, и они остались одни: бабушка, Кира и Барс - старый подслеповатый пес.
"Не клади на стол локти! Не чавкай, не спеши когда ешь, ты не собака...Не крутись перед зеркалом, причеши волосы, не бегай, как малахольная! Не смей плакать! " В доме стало тихо, только кукушка каждый час равнодушно куковала из своего домика на стене: ку-ку, ку-ку...
Время шло, иногда она ловила взгляд бабули, но та стразу отворачивалась, что-то шепча под нос. Ночью Кира просыпалась, и лежа с закрытыми глазами, тревожно вслушивалась в звуки. Старый дом по ночам оживал: тихий шепот, неясные шорохи, скрип, стоны... Она вставала с постели, спускалась по лестнице, подходила на цыпочках к двери, за которой спала бабушка. Долго, пока ступни не становились ледяными от холодного пола, стояла, прислушиваясь: вдруг бабуля тоже ушла, и она осталась одна в этом громадном пустом двухэтажном доме.
Постепенно мать и отец уже не снились ей каждую ночь, боль в сердце угасала, пока не остался маленький, совсем крошечный, едва тлеющий огонек где-то глубоко-глубоко внутри. Она стала забывать черты матери, но глаза отца - ярко синие, с зелеными крапинками вокруг зрачков, видела в зеркале каждый день. В четырнадцать лет бабуля, несмотря на сопротивление и слезы, остригла длинные, цвета темного пшеничного колоса волнистые волосы, которыми она в тайне гордилась. После чего Кира окончательно потеряла надежду обратить на себя внимание Кости, с которым училась в одном классе, и в которого были влюблены почти все девчонки класса.
- Бабуля, я не красивая?
Бабушка поднимает голову от вязания.
-Тебя это волнует?
- Костя... Он учится в нашем классе, - поясняет Кира, заметив, как бабушка, перестав вязать, смотрит на нее. - Он не смотрит на меня.
- В жизни не всегда получаешь то, что хочешь, - бабуля пересчитывает петли и возобновляет вязание. - Ты выучила этюд к экзамену? Я что-то не слышала, чтобы ты сегодня играла.
Кира поднимается из-за стола, подходит к пианино. Положив пальцы на клавиши, ощущает привычный холодок слоновой кости. Она не думает, пальцы послушно бегают по клавишам, извлекая пассажи, аккорды. Ее мысли далеко. Последний аккорд, Кира поворачивается к бабуле. Та недовольно качает головой, откладывает вязание.
- Подойди ко мне.
Кира послушно подходит. Бабушка берет ее руки, пристально глядя сквозь очки, говорит:
- Ты - уродина.
- Нет... - Кира хочет вырвать руки, но искривленные артритом пальцы бабушки цепко держат. Она говорит, глаза ее хмуры и насмешливы.
- Ты - глупая самоуверенная уродина. Как ты играешь? Пальцы вялые, аккорды грязные, а репетиция нечеткая. У тебя талант, а ты зарываешь его из-за своей лени.
- Нет, у меня все хорошо получается, ты просто злишься на меня, не знаю почему, - слабо сопротивляется Кира.
- Хорошо? - бабушка в сердцах отбрасывает ее руки. - Ты должна вкалывать, как проклятая. Как будешь жить, когда меня не станет?
- Не говори так, - сердитые непрошеные слезы предательски закипают в глазах.
- Поплачь, поплачь... Что тебе еще остается. Ленивая, безвольная уродина.
- Ты меня не любишь! Меня никто не любит, и не любил! Ни мама, ни папа,.. никто! Кира кричит, голос ее срывается, она готова разрыдаться.
- Барс.
- Что Барс?
- Барс любит тебя.
- Он не человек, он - собака.
- Запомни, девочка, преданно, не прося и не ожидая от тебя ничего, кроме ласки и внимания, могут любить только животные. А люди... Люди будут стремиться взять красоту, только взять, ничего не отдавая взамен. Ты не понимаешь этого, но придет время, поймешь. Бог дал тебе музыкальный слух и мозги. Садись и играй. Вот твое будущее. И еще запомни, - не жди и не проси, чтобы тебя любили. Даже если встретишь человека, который захочет быть с тобой, будь с ним, но все равно, не верь. Люди предают.