Страница 4 из 84
Ведь моя радуга исчезла задолго до того, как я приняла решение сбежать. Она вдруг просто растворилась в осознании всего происходящего. В утопичности наших отношений.
Я маниакально следила за жизнью Андрея в СМИ. Искала статьи, заметки, фотографии и тихо скулила в подушку, чтоб никто не услышал. Особенно когда рядом с ним очередную женщину видела. Так быстро. Слишком быстро после того, как сбежала. Они появились снова. А может, они и тогда были. Все эти его сучки с глазами преданными, собачьими, раболепными и открытыми ртами в унизительном желании ловить каждое его слово. Насти. Бесконечные и безликие. Одинаковые Насти. Я хлопала крышкой ноутбука и шла к зеркалу наносить грим. Яркий, вызывающий, наглый. Такой, чтобы все под ним спрятать, закрасить, заштриховать. Кукла чтоб оттуда смотрела. Размалеванная, ненастоящая маска.
И на сцену. Орать, бесноваться. Пусть все думают, что мне хорошо. И он пусть думает. Пусть видит мои снимки в газетах и интернете. Пусть знает, что я забыла и живу дальше. Радуюсь жизни и тому, что избавилась от него. Дура! На хрен ему о тебе думать? Кто ты вообще такая?!
Это ты о нем думаешь. Живешь им. Не будь у тебя воспоминаний, сдохла бы давно в темноте своей. Но я в жалкой надежде на каждом концерте его глазами искала. Каждый раз. Ждала, что найдет. Не позволит вот так уйти, вернет обратно, похитит. Ведь это же Граф. Он может… Он все может, если захочет. Такой сильный, властный… такой. А потом лезвием по нервам: «А зачем ты ему нужна? Он таких, как ты, пачками может иметь. Только пальчиком помани. Толпа соберется».
В один из вечеров отец очень рано приехал вместе с дядей. Спорили долго, я их голоса у себя наверху слышала, а потом он фамилию Андрея сказал, и я рывком на кровати села. Сама не поняла, как к кабинету подкралась и за дверью притаилась, жадно прислушиваясь к тому, о чем говорят.
- Не вороши осиное гнездо, Ахмед. Не наступай на больную мозоль. Что сделано, то сделано. Сколько лет прошло, зачем Ворону напоминать о том, что с дочерью его сделал?
- Чтоб скрутило его, ублюдка. Мразь такую. Чтоб не ставил мне палки в колеса! Он меня из столицы выжить хочет, весь кислород перекрывает, сука. А я что, как лох молчать буду? Наших за городом перестреляли. Думаешь, это не его рук дело? Пусть посмотрят, как его дочь во все дыры моя братва имеет. Пусть поплачет кровавыми слезами, когда каждая собака будет знать, что Вороновскую сучку мои парни трахали, а он проглотил и сделать ничего не смог.
- Смотри, брат, ответку получишь.
- А похрен. Что он мне уже сделает? Я с Лексы глаз не спускаю, а на остальных плевать хотел. У меня это видео одно из самых любимых. Смотрю и дрочу. Эксклюзивчик. Один экземпляр. Для себя сохранил. Придется со всем миром поделиться. Но я добрый…
Меня тогда дико тошнило, меня рвало в туалете и выворачивало наизнанку от того, что услышала. На следующий день проникла в кабинет отца и уничтожила на нем все файлы. Стерла всю систему. Нет больше эксклюзивчика! И снова от мыслей… от слов его выворачивает.
Он узнал, что это я. Бил меня тогда впервые в жизни. Ремнем, пряжкой. По голове, по телу, ногами пинал и орал, что убьет нахрен за то, что подстилкой Вороновской стала. Орал, что к врачу отведет, и если не целка – сам лично задушит, а потом Карину выкрадет и сам лично отымеет у меня на глазах, а Графу пулю в лоб пустит. Что не дочь я ему, а шлюха русского ублюдка. Отца на любовника променяла. Его тогда Саид от меня оттянул. А он все орал, что если узнает, что хоть словом с Андреем обмолвилась – сам лично его прирежет. Мамой своей клялся, а я даже не заплакала. Лежала на полу и думала о том, что не к отцу бежать надо было, а к трассе и под фуру какую-нибудь… раскинув руки. Но с того дня номер Андрея не набирала больше. Страшно мне стало, что и правда убьет его. Отец способен и не на такое… Позже гнев Ахмеда утих и меня снова из-под замка выпустили. Думаю, дядя Саид с ним поговорил. И с ужасом ждала, когда к врачу поведут, молилась, чтоб забыл… Зря молилась, конечно. Он вспомнит. Вот самые важные дела закончит, а потом обо мне вспомнит, и тогда сам камнями закидает.
А пока я все же возобновила концерты. Оказывается, тщеславие Ахмеда Нармузинова превысило его ненависть ко мне за предательство…
***
В зеркало смотрю… и потеки грязные вытираю. Не хочу обратно на сцену. А надо. Надо выйти и снова кланяться, улыбаться, цветы ловить. Тяжело вздохнула и медленно выдохнула, провела помадой по губам, глядя себе в глаза…
И вдруг возню за дверью не услыхала. Сдавленный крик и звук падающего тела. Вскочила с кресла и тут же шумно, со стоном выдохнула. Дверь распахнулась и …ОН ее осторожно прикрыл, не спуская с меня лихорадочно горящих глаз. Всхлипнула и рот рукой закрыла, чтобы не заорать. Не от страха, нет. От радости видеть. Потому что сердце зашлось так сильно, что на глазах слезы выступили. Сама не поняла, как раздавила в руках колпачок от помады и пальцы осколками порезала, не сводя взгляда с Андрея, который так же мне в глаза смотрел, сильно сжав челюсти… А потом через бесконечные секунды, которые отстукивали у меня в висках болезненной пульсацией, усмехнулся уголком рта.