Шестое сомнение

Но однажды зимой, на третий день после снегопада, некоторые жители деревни обратили внимание, что тропинка к дому Германа не протоптана, хотя он почти ежедневно ходил в магазин за хлебом. Нет, летом он иногда уезжал из дому надолго, но всегда предупреждал об этом односельчан, а тут никому ничего не сказал. Старший в деревне решил зайти к нему, проведать, не случилось ли чего. К его удивлению, в доме никого не было, и по холоду в нём чувствовалось, что дом был не топлен уже несколько дней, а на столе лежала записка, в которой было написано карандашом старославянскими буквами: «Люди, я уезжаю совсем, в Америку, а права на дом передаю моему брату названому, Аимке. На том и прощайте. Брат Герман». Рядом на столе лежало официальное завещание, заверенное городским нотариусом, какому-то Аиму.

Деревенские долго обсуждали эту странную новость, горевали, что теперь у них не стало целителя, и втайне надеялись, что дядя Гера всё же вернётся, как раньше, летом.

Но проходило время, а в доме никто не появлялся. И только весной, когда стали прилетать на лето журавли, на крыльце пустующего дома Германа жители деревни неожиданно увидели сидящего человека. Он преспокойно курил трубочку и с интересом посматривал по сторонам, ни с кем, особо не здороваясь и не разговаривая. При проверке документов старшим деревни оказалось, что это и есть названый брат дяди Геры и нынешний хозяин дома.

Деревенские старушки через недельку-другую стали выпытывать деда Аимку насчёт его целительных способностей, как у брата Германа, на что тот неизменно отвечал, улыбаясь:

– Нет, я исцелять не могу. Сказать, что будет завтра, могу, а исправить будущее – нет. Я не такой сильный шаман, как мой брат. Но, думаю, мало кто захочет узнать своё будущее, если его невозможно изменить. И старушки отстали от него с их просьбами по лечению неизлечимых болезней.

Иногда, по привычке, останавливались у его дома проезжающие мимо джипы из города, но ненадолго. Во-первых, объявление с забора было снято, а во-вторых, на верёвке уже не сушилось бельё, ранее символизировавшее уют и ласку.

Проезжие спрашивали у деда Аимки, где и какая рыба ловится, как туда проехать и стоят ли там мосты через речки, или их по сносило во время наводнений, и проезжали дальше, не задерживаясь, отблагодарив его чем-нибудь незначительным за хороший совет.

Как-то раз, в пятницу утром, к дому деда Аимки подъехали два больших и красивых чёрных джипа, из них вышли четверо мужчин брутального вида и зашли к нему во двор. Аимка в это время невозмутимо сидел на крыльце и строгал какую-то палочку.

– Здорово, дед! – громко поприветствовал его один из них, – а куда подевался Герман?

– В Америку уехал.

– Как в Америку? А когда вернётся?

– Не знаю, он редко сейчас сюда заезжает, и то проездом.

– А как мы узнаем, что он приехал?

– А вон видите баню, вон ту у пруда, как дым из трубы у неё пойдёт, так значит брат Герман и приехал. Любит он в этой баньке попариться, ох любит, – и показал выструганной палочкой на почерневшую от старости баню, дорожка к которой совсем заросла высокой травой.

– Да, долго же нам придётся его ждать, – с сомнением в голосе сказал спрашивающий, глядя на заросшую тропинку.

На что дед Аимка равнодушно пожал плечами.

– Ну, а ты, дедуля, что тут делаешь? – переключился старший на деда Аимку, поняв, что Германа он не увидит.

– Сижу вот, палочку строгаю, вас дожидаюсь.

– Да ну, а зачем? – деланно удивился старший.

– Рассказать вам, как проехать через перевал на Залесье, – ответил странный дедок, хитро улыбнувшись.

– Опа! А ты откуда знаешь, что мы туда сейчас хотим попасть? Об этом никто не знает, кроме нас, – насторожился старший и его попутчики.

Дело в том, что эти мужики действительно ехали в сторону Залесья коротким путём, с целью использовать эффект неожиданности, появившись с другой стороны, чтобы работающие на их совместном золотом полулегальном прииске старатели не успели разбежаться в лес, как это они уже два раза делали, при приближении их джипов к работающим.

Три года назад эти мужики на джипе тоже работали там в частной старательной артели по добыче золотого песка, рядом с государственным прииском. Они, якобы, повторно промывали отвалы грунта после промышленной драги и довольствовались случайными остатками после основной проходки. Добытое повторной промывкой золото, несравненно в меньших количествах, также сдавали в контору госприемки, находящуюся здесь же, недалеко, в деревне, но уже за несколько высшую цену, чем основные добытчики, дабы стимулировать частного старателя в его тяжёлом труде. Этим иногда пользовались предприниматели госартели и излишки в плановой добыче золота передавали частникам, а вырученные деньги делили пополам. Но это были разовые операции, связанные с риском, что кто-нибудь обязательно проболтается следящим органам, приходилось «отстёгивать» и им, в общем прибыль на выходе получалась небольшой, по сравнению с рисками. Но как-то раз к ним на работу пришёл Герман и временно устроился рядовым старателем. После месячной работы и распределения зарплаты по паям он сказал бригаде:

– Послушайте, мужики, как вы можете горбатиться за такую мизерную зарплату, промывая пустую глину, когда в соседнем распадке вдоль ключа Казённого золота в десять раз больше, и лежит оно почти на поверхности.

– Да ладно, – выразил сомнение бригадир Петро. – Откуда тебе знать? Ты что, маркшейдер? Он нам определяет, где небольшой процент золота, там и даёт нарезы. А в этот распадок драга не пройдёт, поэтому Лёва (так звали ихнего маркшейдера) даже пробные замеры там не делал.

– Вот именно, пусть он отдаст нам этот участок как бесперспективный, мы намоем там бабки и его в обиде не оставим. Там золото есть по всем приметам, я вам гарантирую.

– Ну хорошо, а где наша материальная гарантия, что мы не пролетим и не потеряем время впустую? – опять засомневался Петро.

– Ну, а сейчас что? Разве не впустую вы работаете? Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. В то время, как светлое будущее совсем рядом, а не за далёкими горами и не через двадцать лет – «надо только напрячься и потерпеть», как нас в школе всё время учили. А оно вот тут – за склоном сопки. Надо только подойти, толкнуть дверь рукой – и светлое будущее само нам откроется. Поверьте, никто для нас эту дверь в будущее не откроет, кроме нас самих. Можно прождать всю жизнь, сидя перед ней в ожидании (как это делали ваши отцы и деды), когда же наши сказочники-руководители нам эту дверь приоткроют. Не дождётесь, никогда. Им выгодно, чтобы мы работали за мизерную зарплату в надежде только на будущее, а будущего у нас не будет. Потому что мы вкалываем на них, а не на себя. Это они сейчас живут в светлом будущем вместо нас, и так будет продолжаться до тех пор, пока мы горбатимся на них за «хавчик». Но нет никакого будущего, надо жить сейчас, а мы цепляемся за прошлое, и оно не даёт нам жить свободно, как долг перед родителями. «Продолжим дело наших отцов!». Чушь. Обман.

– Ну хоть какие-то деньги мы всё равно получаем. Кто нам компенсирует их в случае пролёта, это минимум три месяца, а там зима, и на что жить? – продолжал осторожничать бригадир.

– Я вам, мужики, компенсирую возможные потери за все три месяца. А деньги завтра принесу, для вашего спокойствия, все, – предложил Герман. И тогда бригадир согласился.

На следующий день Герман принёс деньги в качестве залога и положил их в сейф бригадира, на случай неверного прогноза. Тогда бригадир позвал маркшейдера Лёву и высказал ему предложение бригады по поводу нового участка добычи золота.

– Ну я, вообще-то, не против, – сразу стал соглашаться Лёва, – но как я дам вам разрешение на добычу шлихта в ключе Казённом, когда я даже замеров в нём не делал, ни одного шурфа там не пробил, да и смысла нет, потому как склоны там крутые и драга туда не пройдёт, если даже золото там есть.

– Вот и хорошо, что не пройдёт, – вмешался в разговор Герман, – ты составь соответствующий планчик и отпиши этот участок нам как труднодоступный и – по причине низкого процента содержания золота – бесперспективный. А мы со своим маленьким оборудованием сможем туда заехать и попытаться найти его.